Жизнь, прожитая не зря
Шрифт:
— А сейчас. — ещё раз повторил старик и горестно, как-то по-детски махнул рукой.
Лебедев вдруг заметил, что на глазах его выступили слёзы. Но старик тут же смахнул их ладонью. Не говоря больше ничего, повернулся и пошёл прочь.
Капитан молчал, смотря вслед удаляющейся сутулой фигуре и чувствуя, что эти слова полоснули его душу словно бритвой.
Продавец кашлянул и, стряхнув пепел с сигареты, продолжил:
— Если вас интересует что-то конкретное, то скажите. Если сейчас нет, то я смогу достать.
Лебедев чуть заметно вздрогнул и перевёл
— Я возьму у вас Скотта. Сколько, значит, он стоит? Пятнадцать?
— Пятнадцать! Пятнадцать! — заметно обрадовался продавец. — Вы не смотрите, что обложка потёртая, и страницы кое-где заляпанные. Скоро вообще таких книг нигде не достанете. Не будет их. Молодёжь у нас всё равно ни хрена не читает. Одно тупое бычьё кругом. Тюбетейки на башки свои безмозглые наденут, ходят тут все на понтах и быкуют. Типа, мусульмане крутые. Сами ни читать, ни писать не умеют, таблицу умножения даже не знают, а ещё гордятся этим. Мол, зачем нам все эти науки — Коран учить надо!
Лебедев долго рылся в кармане. Наконец он вытащил мятую грязную десятку и протянул продавцу, а потом ещё долго отсчитывал на ладони мелочь, складывая гривенники и полтинники в рубли.
«Нет, ты точно не горец, раз так рассуждаешь», — подумал про себя офицер.
— Ещё приходите. У меня всё достать можно. Я вам прямо скажу, что скупаю книги у тех, кто уезжает. Сейчас многие русские уезжают отсюда. Книги не везут с собой, здесь распродают. У некоторых ещё с советских времён такие библиотеки на дому собраны, что хоть в Москву, в фонд Ленинки вези, — продавец отбросил окурок и широко развёл руки в стороны, стараясь наглядно продемонстрировать объёмы домашних библиотек покидающих город жителей.
Лебедев закончил считать мелочь и передал тому горсть монет.
— Берите книги, пока они ещё есть. А-то скоро одна порнуха кругом останется. Да ещё Коран. Так и будет: в одном киоске будет пошлятина всякая продаваться, а в другом — прямо напротив него — исламский магазин откроют. Книжки, брошюры религиозные продавать станут, чётки, тюбетейки там и все дела. Вон видели, что этот дед сейчас говорил. А ведь он, по сути, всё правильно сказал. Сталина на них нет, — он зло плюнул на асфальт и неизвестно кому погрозил пальцем.
— А вы тут часто бываете? Может, я ещё подойду как-нибудь?
— Да я каждый день здесь. Где-то с десяти утра и до темноты. Если меня не будет, то вон у них спросите, — продавец показал рукой в сторону других торговцев, разложивших неподалёку своё барахло. — Скажите: Алик нужен. Так что подходите, спрашивайте. Я же говорю — могу, в принципе, достать всё.
Лебедев засунул купленную книгу в глубокий внутренний карман бушлата и пошёл дальше. Зачем он купил её, он толком не понимал. И теперь испытывал от этого чувство неловкости. Во-первых, романы Вальтера Скотта он прочёл почти все ещё в детстве. А, во-вторых, Лебедеву казалось, что читать в его возрасте книжки для подростков как-то несерьёзно, несолидно.
«Это из-за старика. Я ведь вначале ничего покупать не собирался.
Эта книга в обтрёпанной обложке была словно из другого мира, откуда происходил родом он сам. Из призрачного, страшно далёкого мира, существование которого порой угадывалась, когда на глаза попадались подобные артефакты. Лебедев нутром чувствовал это и оттого ещё плотнее вдавил в карман книгу — ниточку, связующую его с тем далёким и родным миром.
«Сталин… Сталин…», — рассеянно размышлял капитан, выходя на главную городскую площадь.
«Сталина нет на вас всех, мрази», — ожесточённо сформулировал он в мозгу. Хотя кто эти «все» и кто именно «мрази» он не мог толком объяснить даже себе.
Площадь выглядела неприветливо. Серое, пасмурное небо словно отражалось в сером асфальте. И административные здание, расположенные друг напротив друга по краям площади тоже были серыми. Возле них на боевых постах стояли вооружённые автоматами милиционеры. Рослые, горбоносые, они внимательно прощупали своими диковатыми карими глазами прошедшего мимо них военного и снова утопили лица в поднятые воротники бушлатов.
«Ментов этих тут уже целая армия собралась. На каждом шагу они по всему городу. А толку — ноль. Как стреляли раньше в нас по ночам, так и продолжают стрелять», — капитан раздражённо сплюнул.
Миновав площадь, Лебедев свернул на улицу, ведущую к морю. Она спускалась вниз довольно круто, и ему пришлось сбегать по нескольким лестницам. У перекрёстка остановился, оглядел вывеску булочной и, толкнув дверь рукой, вошёл внутрь. Но тут же вышел обратно, вспомнив, что все деньги отдал за книгу. В кармане у него сиротливо лежала монетка в один рубль. Постоял перед входом, зло чертыхаясь сквозь зубы. Потом повернулся и пошёл дальше.
Капитан прошёл всю улицу до конца и поднялся на мост. Внизу лежали железнодорожные пути. Лебедев остановился вдруг на середине моста, подошёл к перилам и, облокотившись, опустил голову вниз. Прямо под ним тускло поблёскивали отполированные рельсы.
«Отполированные… Поезда, значит, ходят ещё. Отсюда на юг, в сторону Баку, что-то ещё ползает время от времени. А вот на север ветки, по сути, нет. То есть, она есть, конечно. Но ведёт в Чечню, в Гудермес. Туда с 94-го ни один состав не ходил. Связь с Россией теперь по воздуху, в основном, да по морю», — подумал капитан.
Подняв голову, он взглянул в другую сторону. Туда, где по видневшимся над приземистыми постройками высоким грузовым кранам угадывался морской порт.
«Там порт, кажется. Хотя, мне говорили, что в этом городе и порт, и вокзал, и пляж — всё рядом».
Он спустился с моста и вышел на пустынный городской пляж. Песок под ногами был влажный и рыхлый. Капитан вспомнил, что вчера моросил мелкий дождь. Такие дожди зимой могли моросить здесь неделями. Иногда казалось, что вовсе уже никакого дождя нет, а просто маленькие холодные капельки воды висят в сыром, пропитанном влагой воздухе, тихонько подрагивая.