Жизнь с двух сторон

Кукла Роузи

А потом обернувшись ко мне:

— Даю три минуты! Ноги в руки и вали отсюдова….

— А Сергей Иванович когда приедет?

— А теперь уже никогда! Ха. ха…ха!

— Нет, вы мне скажите, где его можно встретить?

— А вот там! — И пальцем мне на потолок.

Я почему — то, не веря еще и холодея от страшной догадки, как дурочка… Ничего не взяла, так полураздетая и ушла. Ушла, но живая и вовсе не живая, обреченная стала….

Спасибо, что отпустили, не разобравшись, а может Сережка им меня не показывал специально и не говорил, оберегая

на всякий случай? Вот так, живая уползала от них.…Как тот тип сказал? Прошкандыбала я от них и скорее на улицу, и дворами….

Тащусь и реву ревмя! Но никто ко мне, ни шаг, ни два, никто не спросил отчего! Никто!

Беглая жена олигарха

До своего дома в тот раз она так и не доехала. Ее сняли с поезда на каком–то полустанке и тут же доставили в железнодорожную больницу. Состояние Натальи было критическим, и молодой врач — Анатолий Борисович, ломал голову в попытках вернуть в сознание эту неожиданную пациентку, о которой еще почему–то с самого поезда все говорили, что она беглая жена какого–то олигарха. Потом, по лекарственным препаратам, о которых он к своему великому стыду ничего не знал, установил, с помощью консультации, что у загадочной пациентки…

— Да, да, да! — Только и повторял он в телефонную трубку. — Все понял!

А на другом конце телефонной линии ему давал обстоятельную консультацию его учитель и медицинский светила, у которого он только что проходил интернатуру перед получением диплома врача.

А до этого вот что происходило.

Заложив за бесценок маленькое колечко, которое она себе как–то выбрала в ювелирной мастерской, она получила за него сразу же невероятную кучу денег. Откуда же ей было знать, что пока она рассматривала в той ювелирной мастерской другие украшения, Сережка побеспокоился, и платиновое колечко, покрытое золотом, прямо сразу же преобразилось в неприметное колечко, с подменой алмаза на дешевый синтетический камушек.

И ювелир, тут же при них трясущимися руками вставил в оклад этот камешек, прекрасно понимая цену дорогому кольцу и суть происходящего. Жизнь его научила всему, он и раньше проделывал такие фокусы своим уезжающим на историческую Родину родственникам. Он смолчал и быстро все проделал, потому что, во–первых, хорошо понимал жизнь, а, во — вторых, что ему хорошо заплатили. А дома семья и дети — паразиты…

Потом она тупо и плохо уже понимая что, отстояла в длинной очереди за льготным билетом, и по привычке заранее вышла к поезду.

Когда она, превозмогая желание лечь, все–таки похромала, по бесчисленным лестницам и переходам до своего поезда, то у плацкартного вагона с нужным номером встретила расфуфыренного и довольно высокого дядьку–проводника в форме, с пышными седыми бакенбардами.

— Ваш билетик, Мадам? — Спросил он, явно любуясь собой и тем впечатлением, которое он произвел на эту загадочную пассажирку без багажа. И ей эта его манерность очень понравилась, и она успокоилась.

Потом она прошла мимо толстопопой проводницы,

которая возилась со стопками сырх и плохо выстиранных простыней и, сунув ей свой билет, полезла на вторую полку, так называемого, льготного плацкартного места. Которое почти всегда было выбрано сбоку, у самой двери нерабочего тамбура.

Проводница выглянула из своего купе и уже хотела, как всегда, отругать недотепу, но что — то в облике той, и самое главное, в безукоризненно пошитой одежде, ее остановило.

Потом, когда поезд тронулся, и она проходила по вагону, то специально остановилась и как бы нехотя, проверяя билеты, присела на свободное нижнее место, над которым спала пассажирка. И пока она выполняла свои функции, ненароком и осторожно отогнула борт у плаща этой загадочной пассажирки и, не веря своим глазам, прочитала на лэйбле: Париж, Версаче.

Потом наклонилась, специально теряя ручку, чтобы рассмотреть ее обувь, и от изумления уставилась на туфли прекрасной кожи и отделки, что были неаккуратно сброшены и валялись на боку, обнажая на стельке торговую марку. Боже, да это же Сержио Росси!

Выпрямилась и несколько секунд сидела не мигая, соображая, кого же она везла в своем вагоне на этот раз.

Жена олигарха! Нет, точно! Ну, кто же еще так может безалаберно разбросать по вагону вещи. У миллионеров всегда так, подумала. У них бабок много! Что им туфли и платья от Версаче, им все можно!

А как она тут оказалась? Да еще на льготном месте? Постой, постой, а чего это она самой первой залезла в вагон и так тихо, но нагло: вот билет и постель мне! Так она, кажется, сказала. Да так! Вспомнила, что ей сразу же захотелось на нее крикнуть, осадить и она почему–то не сделала этого. А почему?

Ах, да! Туфли ей ее сразу же запомнились и прекрасный белый плащ! Нет, такие инвалиды не носят! Не может быть, чтобы она была одной из них. Те нищие, а эта? Интересно, а бабки она тоже с собой?

И уже поднимаясь, загораживая своим телом ее вещи, вытянула сумочку и тут же, прикрыв ее своим букварем с билетами, пошла от нее.

Потом, сразу же, быстро к себе в купе проводников! Заскочила и, перекинув задвижку на двери, трясущимися пальцами открыла ее….

Какие–то лекарства заграничные, платочек с запахом, ой, не будем спорить, и бабки! Скомканные и затолканные наспех. Много! Тысячи!

Точно! Жена олигарха! Бабок–то сколько? Тысячи!

Потом подняла лицо и удерживая в руках раскрытую сумочку заматерилась.

— Везет же б……ам! Тут вкалываешь, вкалываешь, а этим…. Нет, она точно его баба! И, видимо, сбежала. Да, точно ведь! Как же это я сразу не догадалась? Потому что у всех багаж, а эта с сумочкой какой–то дамской…

У нее зачесались руки, но…

А если ее ищут и ее муж разыщет? А если они узнают, что я ее сумочку стырила?

— Бр–р–р! Только не это! У нее еще дочки, девочки, и она их должна в люди вывести.

Нет, боже упаси! Голову открутят и выбросят на ходу. Нет! Лучше я эту сумочку у себя придержу, а как она проснется, то я ей: