Жизнь с моей сестрой Мадонной
Шрифт:
Во время одной из главных сцен фильма взрывалась бомба, и героиня Мадонны должна была прыгать в реку. Мадонна наотрез отказалась это делать. Вода была жутко грязной, и я не могу упрекать сестру за это. Но когда всей съемочной группе пришлось ждать, пока на площадку привезут минеральную воду «Эвиан», чтобы Мадонна в узкой синей юбке и полосатой блузке могла в нее погрузиться, люди просто озверели.
Вместо того чтобы наладить отношения со съемочной группой и режиссером, Шон и Мадонна постоянно шли на конфликт. Хуже того, гораздо больше, чем съемки, Шона интересовали отношения с репортерами, которые
Мы с Шоном никогда не говорили о его ненависти к репортерам. Но если бы такой разговор состоялся, я бы спросил его, почему, если ему не хотелось, чтобы они с Мадонной были объектом пристального внимания прессы, они решили вместе сняться в этом фильме. Он не мог не понимать, что, согласившись сниматься с Мадонной, он тут же станет завидной добычей, что репортеры будут следовать за ним по пятам и описывать каждый его шаг. Мне это было очевидно, а он почему-то этого не понимал.
Когда Мадонна и Шон что-то делали вместе, репортеры просто осаждали их, и это выводило Шона из себя. Чтобы сделать мужу приятное, Мадонна вела себя так же, как он, — натягивала пиджак на голову, чтобы фотографы не могли ее снимать. В действительности же ей не было до них никакого дела, и она бы с удовольствием позировала.
Стоило Мадонне и Шону выйти из отеля, как вокруг них начиналось настоящее столпотворение. В глазах Шона любой фотограф, который снимал Мадонну, не просто крал ее душу, но еще и отнимал у него жену. Шон чувствовал, что его используют.
Измученная Мадонна постоянно твердила ему, как во время свадьбы: «Шон, не ори на них. Давай просто сядем в машину и уедем. Они все равно сделают свои снимки».
Но Шон редко к ней прислушивался, и постоянно возникали скандалы и стычки.
А журналисты безжалостно фиксировали каждое его движение, каждую истерику и каждую драку. Попутно доставалось и Мадонне. Легенда о Ядовитых Пеннах обрастала все новыми подробностями.
В Лондоне продюсер Джордж Харрисон узнал о связанных с Пенном скандалах вокруг «Шанхайского сюрприза». Ближайшим самолетом он вылетел в Гонконг, надеясь разрядить ситуацию и убедить Мадонну и Пенна изменить свое отношение к журналистам и съемочной группе.
Когда Харрисон прилетел, Мадонна познакомила меня с ним. Он выглядел гораздо старше, чем я ожидал, и был довольно высоким. Мадонна говорила, что Джордж обладает «мягким, беспомощным характером, слегка бесхребетным».
Скорее всего, она недооценивала практичного Харрисона. Он был не настолько бесхребетным, чтобы не потребовать от непокорных звезд полного подчинения, причем не пытаясь подсластить эту горькую пилюлю. Решительная отповедь знаменитого «битла» отрезвила Мадонну и Шона. Уверен, что Джордж говорил не только о финансовых проблемах, но еще и апеллировал к профессионализму Шона и просил его держать под контролем свою паранойю.
Я думал, что с Мадонной Джордж будет обращаться мягче. Он должен был понимать, что сборы сделает именно она, а не Шон, а проблемы как раз связаны с ним, а не с ней. Но, вернувшись вечером в отель, я почувствовал, что Мадонна не в своей
Она легла спать рано. Я тоже.
Около трех ночи меня разбудил ужасный грохот в номере Мадонны и Шона, который находился за стеной. Шон орал на жену, не стесняясь в выражениях. Даже спросонья я слышал его слова.
Я актер, а ты нет! Ты должна забыть о кино. Занимайся своим пением — это то, что ты действительно умеешь делать! — кричал Шон.
А ты абсолютно не умеешь общаться с репортерами, — не уступала ему Мадонна. — Ты параноик и псих!
По крайней мере, я актер, — вопил Шон.
Это был удар ниже пояса. Весь разговор я не помню, но я слышал, как он изо всех сил ударил кулаком по стене. Потом послышался грохот опрокидываемого стола. Я уже собирался постучать в дверь, соединявшую наши номера, но она неожиданно распахнулась. В мою комнату вбежала Мадонна в черной атласной пижаме с белой отделкой из «Хэрродса». Я подарил ей эту пижаму на день рождения. За Мадонной несся разъяренный Шон.
На какую-то секунду я превратился в сторожевого пса Хэнка.
Я захлопнул дверь прямо перед носом Шона и запер ее.
Мадонна бросилась ко мне. Ее лицо без грима всегда было очень бледным, сейчас же щеки у нее пылали. Она рыдала.
Я обнял ее и повел к дивану. Она плакала, я гладил ее по плечу. А Шон колотил в дверь и что-то кричал.
Он бился в дверь целых пять минут, непрерывно крича:
— Открой дверь, Мадонна! Открой эту чертову дверь!
Сначала мне захотелось действительно открыть дверь и выбить из моего чертова зятя все дерьмо. Но я знал, что будет еще хуже. И поэтому я просто обнял Мадонну.
Мы молча слушали, как Шон орет и колотит в дверь.
Наконец Мадонна уснула в моих объятиях. А потом уснул и я.
Утром она ушла.
Когда днем я увидел ее на съемках, ее грим был великолепен, прическа безупречна. Она улыбалась своей обычной уверенной, яркой улыбкой. Шон подошел ко мне, но я решил полностью его игнорировать.
До этого дня я всегда был на его стороне. Сколь бы причудливой ни показалась мне церемония братания, я чувствовал, что в ней есть глубокий смысл. Мы действительно на всю жизнь стали кровными братьями. С того момента я всегда защищал его, что бы мне ни говорили о его истериках и паранойе, связанной с журналистами. Я это делал не просто так, а потому, что чувствовал, что мы действительно стали братьями.
В Гонконге я был единственным защитником Шона среди съемочной группы. Его ненавидели все. Теперь я не мог его защищать. Я перестал быть другом Шона. Хотя Мадонне я этого и не говорил, но мне хотелось, чтобы он больше не был моим зятем.
Впоследствии Шон Пени признается, что во время съемок «Шанхайского сюрприза» много пил. И мне станет ясно, что мы с сестрой, как всегда, сделали совершенно одинаковый выбор: мы оба полюбили мужчин, которые в тот или иной период своей жизни прибегали к насилию под воздействием алкоголя.