Жизнь с моей сестрой Мадонной
Шрифт:
Мадонна поет «Holiday». На ней светлый парик в африканском стиле и костюм, расшитый блестками. Она — королева дискотеки 70-х. Она носится по сцене в состоянии полной эйфории. Мадонна совершенно расслаблена и счастлива. В первый раз за сегодняшний вечер я ловлю ее взгляд и подмигиваю. Она подмигивает мне в ответ. Через несколько секунд она посылает мне легкую, триумфальную улыбку. Я понимаю, что наши усилия не прошли даром. Шоу проходит с потрясающим успехом. Я улыбаюсь, чувствуя, как тяжкий груз сваливается с моих плеч. Мадонна заканчивает шоу песней «Everybody» — своим первым хитом, первой песней, в написании которой она
Мадонна уходит со сцены. Через несколько минут появляется клоун в синем атласном костюме и печальной маске. На этот раз, хотя публика об этом и не догадывается, пока маска не снята, роль клоуна исполняет сама Мадонна.
В детстве мы редко бывали в цирке. Но, став взрослыми, мы с Мадонной полюбили представления цирка Дю Солей в Бэт-тери-парк на Манхэттене. Этот цирк нравился нам обоим. Их представления были очень оригинальными, свежими, даже сексуальными. Цирк во многом повлиял на нашу совместную работу и, в частности, на работу над «The Girlie Show». Забавно, что сестра надела костюм клоуна. В мире нет человека, который умел бы шутить хуже, чем она. Когда она пытается рассказать анекдот, в частной жизни или на публике, я испытываю настоящий ужас, потому что моя сестра способна испортить даже самый лучший из них.
Я понимаю, что неспособность Мадонны быть по-настоящему смешной связана с тем, что мы очень рано потеряли мать. Даже в разгар успешного шоу, в окружении восторженных поклонников, глаза печального клоуна выдают подлинную суть сестры. Мама умерла, когда мы были еще маленькими. И каких бы высот Мадонна ни достигла, насколько знаменитой, богатой и любимой ни стала бы, в ее душе, как и моей, всегда будет жить тайная печаль. Послушайте песни, которые она написала за свою двадцатипятилетнюю карьеру... Достаточно вспомнить хотя бы «Oh Father» или «Live to Tell»...
Клоуна на сцене больше нет. Мадонна снимает свою маску, низко кланяется и уходит. Я жду ее за кулисами. Мне приходится приложить немало усилий, чтобы она услышала меня за оглушительными аплодисментами. Мадонна подбегает ко мне, я набрасываю ей на плечи большое белое полотенце, обнимаю и увожу в гримерную. Лицо Мадонны блестит от пота, она тяжело дышит. Взглянув на нее, я понимаю: она знает, что шоу прошло успешно. Через мгновение она уже в лимузине вместе со своей помощницей Лиз и менеджером и рекламщиком Фредди. Она вспоминает только что состоявшийся концерт, а на стадионе изо всех колонок несется ее песня «Be a Clown», и зрители требуют все новых и новых песен.
В номере Мадонну ждут новые букеты белых цветов. Она снимает макияж, принимает душ. Мы спускаемся и присоединяемся к остальным участникам шоу. У нас небольшая частная вечеринка с шампанским.
В вечер лондонской премьеры Мадонна вполне могла бы отметить свой успех в кругу английского бомонда. Эти люди с радостью отдали бы ей дань уважения, но Мадонна редко идет на такое. Выступаем ли мы в Детройте или Лос-Анджелесе, она всегда покидает стадион сразу же после окончания второго отделения и проводит вечер вместе со своей командой — с танцовщиками и музыкантами, которые сыграли важную роль в ее успехе.
Хотя любимая фраза Мадонны: «Это недемократично», и хотя она абсолютно не умеет смеяться над собой, ее поведение
Впрочем, на вечеринке она не задерживается. Не проходит и получаса, как она просит меня проводить ее в номер.
В лифте меня внезапно охватывает чувство эйфории. Я всегда считал свою сестру выдающейся певицей и актрисой. Моя братская любовь к ней никогда не ослабевала. Мы никогда еще не были так близки.
— Ты прекрасно выступила сегодня, Мадонна, — говорю я. — Действительно, отлично!
Мы обнимаемся.
Я люблю тебя, Кристофер, — говорит она. — Очень люблю. И очень горжусь тобой. Я тоже тобой горжусь, — отвечаю я. — Спасибо тебе за это. Я люблю тебя.
Я проверяю, достаточно ли лимонного чая в ее номере и работает ли увлажнитель воздуха. После чего возвращаюсь к себе.
Сегодня мы, моя сестра и я, на вершине мира. Никто и ничто нас не задевает, даже наши человеческие слабости. Мы живем ради представления, ради шоу. Ради любви, близости и творчества.
Сегодня я без тени сомнения могу сказать, что мы настроены на одну волну, мы живем в унисон. Мы как Джуди Гарланд и Микки Руни. Мы вместе против всего мира. Сегодня и навсегда. Я вижу наше блестящее будущее — личное и профессиональное. Оно мерцает передо мной — безупречное и бесконечное.
Мне вспоминаются собственные слова: «Спасибо тебе за это. Я люблю тебя».
«Спасибо тебе за это. Я люблю тебя».
Говорят, когда боги хотят кого-то уничтожить, то насылают на человека гордыню. Говорят, что боги всегда могут забрать то, что подарили. Сегодня — лучший день в моей жизни, но в будущем я пойму, как справедливы обе поговорки. Вот только речь пойдет об одной богине — о моей сестре Мадонне.
Она потеряет разум от гордости, славы, елейных славословий подхалимов и бездумного обожания поклонников. И все то, что она дала мне, — радость совместного творчества, близости, взаимной любви, — без тени сомнения заберет обратно.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Жизнь в большой семье
дает одно большое преимущество.
Ты рано понимаешь,
что жизнь несправедлива.
Нэнси Митфорд
Мне одиннадцать лет. Я один из восьми детей Чикконе. Вместе с отцом и мачехой мы ужинаем на желтой кухне нашего дома на Оклахома-авеню в городе Рочестер, штат Мичиган. Мы собрались за темным дубовым столом. Наша мачеха, Джоан, только что его отчистила и отреставрировала, и стол еще пахнет лаком. Все счастливы, потому что сегодня на ужин будет курица.