Жизнь Шаляпина. Триумф
Шрифт:
– Держи! Вожжи натягивай, черт бы тебя побрал, сейчас понесет! – во всю свою мочь заорал Шаляпин на возницу, ошалело посмотревшего на него и чуть было не выпустившего вожжи из рук в испуге. – Да-а-ай сюда!
Нет, Серега сумел удержать лошадь, а шедший впереди урядник от ужасного крика споткнулся и через низкие перильца кувырнулся в речку. Лошадь пронеслась мимо незадачливого служителя земства, который, как рассказывали, долго еще жаловался, что этот мощный крик «прямо в барабанную перепонку попал», да так мощно, словно бы кто подтолкнул его в речку-то.
Утки, уютно расположившиеся в дальнем от
– Ну-у, барин, и голос же у тебя… Куда там дьякону до тебя! Ужасть! Во-от какая сила! – И Серега показал большой оттопыренный палец правой руки, в левой он держал вожжи. Этот привычный жест выражал высшую похвалу вокальных данных барина, на какую только был способен деревенский парень Серега.
Вскоре показался крепко сколоченный новый дом, в котором Федор Иванович не раз уже бывал. Константин Алексеевич стоял на крыльце, радостно улыбаясь в ожидании. Недалеко от дома сидел Валентин Александрович Серов и поспешно вытирал кисти: на этюды далеко ходить не нужно было, кругом стоял лес, рядом была речка, а чуть дальше виднелись поля и избы мужицкие.
Коровин спустился со ступенек крыльца и попал в крепкие объятия Шаляпина. Подошедший Серов тепло поздоровался с давним другом.
Коровин показал комнату, отведенную Шаляпину, и сказал:
– Как приведешь себя в порядок, приходи в мою мастерскую, ну, ты знаешь. Чаи гонять будем…
– Неужели только чаи? Вода мельницу ломает, ты знаешь, – пошутил Федор Иванович.
– Ладно, ладно, найдем и что-нибудь покрепче, с дороги-то, пожалуй, можно…
Шаляпин сбросил поддевку, Серега внес пожитки барина и замер в ожидании. Федор Иванович щедро расплатился и стал разбирать свои вещи: здесь он предполагал не только отдохнуть, но и поработать над партиями предстоящего сезона.
Федор Иванович вышел на крыльцо, где поджидал его Василий Белов с большим ковшом воды.
– Эх, хорошо умыться с дороги. Ну как, Василий, сын Харитонов, жисть-то? Много уток настреляли с барином-то?..
Василий Харитоньевич, старший мастер декоративной мастерской, с десятилетнего возраста служил у Коровина, знал привычки и характеры всех его друзей, но за простоту и общительность особо выделял Шаляпина. Поливая тонкой струйкой из ковша на руки Шаляпину, наклонившемуся и широко расставившему ноги под большой сосной, Василий Белов, маленький, веснушчатый, опасаясь очередного розыгрыша, был неумолимо краток:
– Никак нет!
– А газеты сюда приходят? Читаешь? Что новенького? Последние дни я был очень занят и не читал газет, – вытираясь большим холстинным полотенцем, серьезно сказал Шаляпин.
– Студенты все бунтуют, – не чувствуя подвоха, сказал Белов, снизу вверх уставив свои оловянные, как пуговицы, глаза на Федора Ивановича.
– Ишь ты! Что-то не верится! Почему бы им бунтовать?
– Студенты – самые разбойники… В газете пишут, что недавно они убили в доме Соловейчика, где находится наша мастерская, женщину и ограбили.
– Богатая? Красивая?
– Какой там! Жена сапожника, старая, бедная, в подвале жила.
– Не может быть! Ты что-то путаешь… – насмешливо произнес Шаляпин.
– Вот всегда ты, Федор Иваныч, не веришь мне, а я сам читал в газетке.
– Ты
Через несколько минут Шаляпин вошел в большую светлую мастерскую хозяина дома, где на столе уже пыхтел пузатый самовар, стоял штоф с водкой, живописно расположились всевозможные яства.
– Садитесь, господа! – широким жестом пригласил Константин Алексеевич. – Сегодня у нас день отдыха по случаю приезда дорогого гостя.
Шаляпин быстро освоился за столом. Да и вся обстановка оказалась для него привычной: новатор в живописи, в театральном искусстве, Константин Коровин не любил менять раз и навсегда заведенный порядок своей жизни в деревне, его окружали старые, испытанные в делах охотники, рыболовы, крестьяне, поверившие в него как щедрого, отзывчивого и доброго барина. Вот и сейчас за столом сидели давние знакомцы Федора Ивановича. Деревенский охотник Герасим Дементьевич, обстоятельный и рассудительный; Василий Княжев, бродяга, рыбак, охотник, любивший говорить, что «в красоте природы кружиться – лучше жисти нет»; за столом же сидели два чисто одетых крестьянина, Макаров и Глушков, как представил их Коровин…
И потекла застольная беседа, тихая и обстоятельная вначале, быстрая и стремительная, как горный поток, под конец.
Вошел Василий Белов, на подносе он принес горячие оладьи, пирожки с визигой, сдобные лепешки, выборгские крендели, а под мышкой торчала газета. Степенно разложил все гостям, а Шаляпину подал газету:
– Вот, Федор Иваныч, почитай, чтоб удостовериться, что я не вру про давешнее, – и нахмурился, оскорбленный за недоверие.
– «Студенты Московского университета, в количестве семи человек, исключаются за невзнос платы». Читаю чуть ниже этого сообщения: «В Тверском участке по Садовой улице, в доме Соловейчика, мещанка Пелагея Митрохина 62 лет в припадке острого алкоголизма поранила себе сапожным ножом горло и в карете скорой медицинской была доставлена в больницу, где скончалась, не приходя в сознание». Ты куда ж, Василий, не уходи… – засмеялся Шаляпин при виде смущенно уходящего Василия Харитоньевича.
И, как только за ним закрылась дверь, Шаляпин рассказал о том, что вычитал Василий из этой газетки «Московский листок».
– Что-что, а переврать все Василий умеет, да так искренне, что сначала я ему верил, – смеялся вместе со всеми Коровин.
После обильного застолья вышли покурить. Шаляпин еще в Москве выразил желание купить имение Коровина, а потому разговор сразу же коснулся купли-продажи.
– Хороший у тебя, Костя, дом, новый, чистый, пахнет сосной, легко дышится в нем…
Коровин выжидающе смотрел снизу вверх.
– Но маловат для меня. У меня будет много детей, а где их здесь поместить? Да и в мастерской твоей хорошо, наверное, писать картины, а как я буду репетировать? Где поставлю рояль? Нет, ты мне спроектируй такой дом, чтобы я во время своих репетиций никому не мешал, но чтоб и мне никто не мешал, даже дети, которых я до смерти люблю. – И на глазах Федора Ивановича появились слезы, но он их тут же смахнул.
– Ладно, ладно, Федор, я набросаю проект дома, который вполне тебя устроит, а построит его мой друг Мазырин, замечательный архитектор и человек. Да ты помнишь его, он любит бывать здесь.