Жизнь среди слонов
Шрифт:
В нашу райскую жизнь вдруг ворвался мир конкуренции. Угрожал нам, в частности, и род человеческий. Наверное, мы слишком долго жили среди животных и не всегда понимали других людей, а это, конечно, отразилось на нашей жизни. Но для будущего следовало познать и этот аспект жизни и научиться быть настороже с себе подобными, а не со слонами и прочими животными, поглощавшими все наше внимание.
Первым ударом оказалось исчезновение генетты Амины. Однажды вечером, играя в прятки с Уиджи и Алишей, она ударилась об оконное стекло, разбила его и выпала наружу. По-видимому, затем она спряталась в кустах и замерла там. Ни мои призывы, ни лакомые кусочки не смогли выманить ее из убежища. Так мы и не узнали, вернулась она к дикой жизни или погибла. Алиша и Уиджи стали
Как-то ночью среди мирной тишины нас вырвал из сна пронзительный вопль Мходжи: «Али наме куфа! Али наме куфа!» («Али умер!») Мы с Иэном, который освещал дорогу бледным светом фонарика, выбежали из дома. Иэн никак не мог сообразить, что произошло. Алиша убежал из кухни; на земле и ветках густого колючего кустарника кардиожина виднелись следы крови. Уидяш рыскал в окрестностях. Я взяла его на руки и отправилась на поиски Алиши. Он, по-видимому, неосторожно проник на территорию других самцов-генетт. Мы обыскивали все вокруг до тех пор, пока не потеряли всякую надежду.
Спустя четыре дня, во время нашего послеобеденного кофе, появился Алиша. Он отощал и хромал. Oт него несло дохлятиной. У него была сломана нижняя челюсть, и обнаженная кость гноилась. Одна лапа находилась в ужасном состоянии, а на теле не осталось живого места от сплошных ран. Он направился за утешением к Уиджи, но та отвернула голову и удалилась, не разрешив генетте даже приблизиться.
Единственным выходом было немедленно отвезти Алишу к Сью и Тони Хартхоорнам. В Восточной Африке за ними укрепилась репутация лучших ветеринаров диких животных, с которыми они обращались как с самой важной персоной.
Они ампутировали сломанную часть нижней челюсти и укрепили задний зуб, необходимый для жизни. Операция удалась. Постепенно Алиша вернулся к жизни и рана зарубцевалась; они обучили его есть половиной нижней челюсти, кормя вначале из шприца, а потом приучая ловить бабочек и прочую живность.
Алиша обрел новый дом у Сью и Тони. Я никогда не забуду, сколько трудов они положили, чтобы выходить его. Мало кто поймет наше отношение к этому животному. Мы вырвали его из дикой жизни, приобщили к нашей, но забыли научить правильно вести себя в его мире, который управляется правом на территорию.
Чуть позже подобная история случилась и с Уиджи. Один из эпизодов фильма должен был сниматься в Марсабите, на севере, где живет знаменитый Ахмед, слон с самыми длинными бивнями в Кении. Киногруппа отправилась на машине, а мы побросали все свои пожитки в самолетик, заняли с Иэном передние сиденья, Сабу я усадила на колени, а Виолетту с камерами и багажом — сзади. Когда пришло время разместить маленькую круглую корзинку с Уиджи, места уже не оставалось. Уиджи поняла, что мы улетим без нее. Как только двигатель завелся, она взвыла, забилась, куснула Мходжу за руку и выпрыгнула из машины. Она подбежала к самолету и вспрыгнула с моей стороны на колесо, ожидая, когда распахнется дверца. Воздух от винта сбивал ее, и ее призывы едва доносились до нас сквозь рев двигателя.
Знаменитый Ахмед в последний год своей жизни
По возвращении в Маньяру настроение у нас было преотвратительное: наши отношения с киногруппой не ладились. В лагере дела обстояли еще хуже. Уиджи была деморализована, глубоко несчастна, у нее началось кожное заболевание, на теле висели клещи. Когда я брала ее на руки, она отворачивалась или кусала меня, как бы упрекая в предательстве. Потребовалось много времени, слов и ласки, чтобы убедить ее в неизменности нашей любви. Мы ухаживали за ней, но с каждым днем ее состояние ухудшалось, и в конце концов пришлось отвезти ее к Хартхоорнам. Они осмотрели ее и поставили диагноз: чесотка, клещевая лихорадка и, быть может, бешенство. Но для полной уверенности следовало подождать некоторых анализов. Дело
Только Саба выглядела счастливой и здоровой. Она набирала вес и крепла с каждым днем, а ее улыбки напоминали нам о жизненно важных делах, о которых мы наполовину забыли. Три дня мы провели в постоянном страхе. Потом пришла радиограмма: Уиджи лучше, результаты анализов отрицательны. Через неделю у нее прошла клещевая лихорадка, чесотка пошла на убыль, а шерсть стала клочками отрастать, но до полного выздоровления ей было еще далеко.
Однажды на берегу Ндалы Иэн сказал мне:
— Невероятно. Здесь сестры Торой.
Я уже давно мечтала о встрече с этими «злыми» слонихами, о которых он так часто говорил. Эти четыре громадные самки с отпрысками были исключительно агрессивны и атаковали без предупреждения, как только видели врага. Каждое их появление в парке сопровождалось трагическими событиями.
Иэн сталкивался с ними только три раза за все время пребывания в Маньяре. Я удивилась, поскольку думала, что когда они шли вверх по реке, то должны были почуять нас и напасть на лагерь, как громадные танки. А они мирно пили, и их малыши стояли рядом. Мы оказались с подветренной стороны. Держа в руках их фотографии и фотоаппарат, мы подобрались к «знаменитостям» по берегу на расстояние 50 метров, и нам удалось сделать новые снимки всех сестер Торон.
Три следующих дня отовсюду поступали сведения о нападении слонов на туристов. Мы получили отчет смотрителя парка, где говорилось о «фольксвагене» с канадскими туристами, который был опрокинут слоном. К счастью, никто не пострадал, только машина получила легкие повреждения. Зато канадцы теперь могут долгие годы рассказывать, как на них напал слон. Мы показали гиду фотографию сестер Торон, но тот не мог с уверенностью сказать, что именно они совершили нападение.
Первое наше столкновение с ними произошло вечером на нижней дороге через Граунд Уотер Форест. Послышался пронзительный рев, треск раздвигаемого кустарника, затем наступила тишина. И вдруг из-за толстого белого ствола дерева (словно она пряталась от нас) появилась одна из сестер Торон с поднятой головой и висящим хоботом. Она наблюдала за нами поверх кончиков бивней и покачивала ногой, готовая ринуться на нас. Мы находились всего в нескольких метрах и как завороженные смотрели на нее. Ее глаза пылали гневом. Вдруг она ринулась вперед, решив добраться до нас во что бы то ни стало. Мы тронули машину, поддерживая между нами расстояние в несколько метров, чтобы проследить, во что выльется ее атака. Она пробежала за нами метров двести, скрутив хобот в кольцо и целясь в заднюю часть машины. Она ни на секунду не спускала с нас глаз. Спектакль был ужасающий. Случись что с двигателем, громадное животное превратило бы нас в кровавое месиво. Желание слонихи настигнуть нас было так велико, что она без остановки перебежала через мост. Иэну никогда не доводилось видеть подобного поведения слона. Когда мы выехали из леса, она с ревом сошла с дороги и принялась бивнями крушить кустарник, подбрасывая вверх ветки и пыль, словно показывая, какую она уготовила бы нам участь, попади мы ей «в бивни».
Зрелище было столь страшным, что Кипроно, смотритель, бывший с Иэном в тот день, когда его топтал носорог, присел в «лендровере» с криком:
— Квенда ту, квенда ту, хийя мбайя сана! (Вперед, вперед. Она ужасно злая!)
Впервые оказавшись свидетелем атаки «дикарей» Эндабаша, я была так ошеломлена, что забыла о фотоаппарате. Целый год, посещая Эндабаш, я всматривалась в лес и прислушивалась к каждому шороху, но ни разу не встретилась с «диким» слоном.
На следующий день мы возвращались домой и были от него метрах в трехстах, как вдруг среди деревьев фанфарами взревели «дикие» слоны; мы услышали топот бегущих животных и увидели, что они направляются к нам — четыре самки и их малыши. Это было второе столкновение с сестрами Торой в нашем районе.