Жизнь в родной земле
Шрифт:
Потеряв работу, попал я с семейством в аховое положение. Попробовал сунуться в одно-другое предприятие, но наличие «волчьего» билета исключало возможность куда либо устроиться. Как утопающий — хватался абсолютно за все.
Попробовал у баб скупать, по старой привычке, рыбу и потом тут же перепродавать. Да не тут-то было. Что прощалось женщинам, то ни в коем случае, на основании неизвестных усыновлений, не поощрялось у мужчин: за место, где стоял мой ларчик, навалили такую ежедневную дань, что ларчик и с рыбой того не стоил.
Попытался открыть кондитерскую — но навалили дань в два раза превышающую оборотный капитал. Не помогли
Не знаю, чем бы это все тогда закончилось, если бы в самый критический момент моей жизни не появился добрый ангел хранитель в образе одного знакомого коммуниста.
Коммунист этот мне посоветовал заняться спекуляцией советскими облигациями разных внутренних займов, причем предупредил, что если соответствующие правительственные органы поймают на этом деле — наверняка расстреляют.
Куда не кинь — везде клин; перспектива «многообещающая». Тем не менее, на это, весьма рискованное дело, я пустился. Дело оказалось очень доходное. До того безвыходное, отчаянное положение мое резко изменилось к лучшему.
Благодаря разным комбинациям и махинациям с облигациями займов, я в довольно короткий срок сколотил немного деньжат и даже на дорогу на родину.
Комбинации с облигациями заключались в следующем: как вам, вероятно, известно советское правительство делало несколько внутренних-«добровольных» займов: пятилетка в четыре года, пятилетка в три года, и так далее. Займы эти были тоже своего рода «хлебозаготовками». У колхозника забирали при хлебозаготовках «излишки» пшеницы, а у рабочего посредством «займов» отбирали предполагаемые «излишки» заработной платы.
На «добровольный» заем каждый рабочий должен был обязательно подписаться. Кто не подписывался, того без разговору увольняли с работы. Была устанавливаема для подписки определенная минимальная сумма, скажем 500 рублей. В течение 10 месяцев с заработной платы рабочего ежемесячно удерживали 50 рублей. После удержания полной суммы, рабочий получал на руки облигацию займа на выплаченную сумму. Так как займы делались почти ежегодно, то на руках у рабочих скоплялись облигации на довольно солидные суммы. Займы эти погашались ежегодным розыгрышем. В течение десяти лет каждый заем должен быть полностью погашен.
Согласитесь сами, что облигация займа в руках зажиточного человека — вещь нормальная, ибо зажиточный человек так в деньгах не нуждается, может ждать. Облигации же в руках вечно полуголодного советского рабочего явление совершенно дикое: за облигации он не может ничего купить, и банку их продать тоже не мог. Банки их не принимали. Бывали
Со временем Соввласть учла это настроение рабочих, а потому «милостиво» разрешила банкам принимать эти облигации… за 30 % номинальной цены. И только уезжающим иностранцам разрешила выплачивать номинальную цену купленных ими облигаций займов. Эта разница выплачиваемых цен мне позволила спекулировать.
От рабочих я покупал облигации напр., за 33–35 % номинальной цены, а в банк сдавал, как иностранец, за полную номинальную цену. Прибыль, как видите, была солидная. Однако, это не было так просто, как вам на первых порах покажется. Каждый иностранец, сдающий в банк облигацию, должен был одновременно предложить удостоверение от того учреждения, где он работал, подтверждающее, что такой-то, тогда-то купил на такую-то сумму облигаций такого-то займа и т. д. Вот достать эти удостоверения было самое рискованное дело.
Я их получал. Каким образом?.. Разрешите мне об этом не говорить. Одним словом дело процветало. Были овцы целы, волки сыты, а главное небольшую часть причитающейся мне за мою долголетнюю работу «прибавочной стоимости» удалось все-таки вернуть. Правда, «Маркс», в образе советского пограничника, основательно нас вытрусил от «излишков» при переезде советско-польской границы, так что не догадайся зашить в тайное место 100 корон чехословацких — не знаю, как бы я добрался с семейством к себе домой на родину.
Там, при каждом случае, коммунисты пишут в газетах или же говорят на нудных, надоевших всем, митингах: «в СССР, в стране победившего социализма, труд стал источником жизненной радости, бодрости, зажиточной и веселой жизни…». Не знаю от какого своего святого они эти трафаретные слова взяли — от Маркса ли или от Сталина, но это, в конце концов, не так важно, главное, меня всегда поражало то, что коммунисты прямо в глаза врут обнищалому, обездоленному, на положении раба населению, и при том не краснеют. Какую «радость и веселость» в действительности переживают там люди после «трудов праведных», достаточно ярко показывает результат моей двадцатилетней физической работы «в стране социализма»: предварительно выжали из меня все соки, а потом, как зараженного проказой, выбросили за борт, принудив заняться операциями явно мошеннического характера. Соответствует ли это все «святому писанию» от Карла Маркса — предоставляю судить другим. Лично, на собственном горьком опыте, глубоко убедился в том, что коммунисты являются не только самыми гнусными эксплуататорами-рабовладельцами, но и отъявленными грабителями рабочего и сельского люда.
Расскажите, пожалуйста, более подробно, в чем заключались ваши манипуляции с рыбой, когда вы, после увольнения со службы в питательной фабрике, перешли на «подножный корм»? Ведь, насколько мне известно, в СССР частная особа, вернее единоличник, не может ничего покупать с целью продажи. Насколько мне известно, частная торговля законом запрещена, не правда ли?
— Да, это совершенно верно. Торговля там запрещена, но это касается перекупщиков. Колхознику — земледельцу, колхознику-рыбаку и т. д. Одним словом, производителю излишки результатов его труда разрешено продавать. Ввиду же того, что излишки, обыкновенно, весьма незначительные, — базары колхозников являют собой всегда жалостное зрелище.