Жизнь в стеклянном доме

Феррис Людмила

– Душ вон там. – Женщина кивнула на дверь, и ему ничего не оставалось, как встать и туда пойти.

– Немолодая, нос крючком, – мелькнула мысль.

Но после душа была еще рюмочка, потом еще, и мысль пропала.

Техник ЖЭКа, кроме квартиры в центре города, имела и дачу. На даче был недостроенный дом, росла картошка и кабачки, плодоносила облепиха. Яков дважды съездил к ней на дачу, чтобы помочь в уборке урожая, а когда она позвала в третий раз, то решительно сказала:

– Надо бы расписаться. Не обижу. Правда, и детей не рожу.

Яков молча кивнул и женился. Жена особенно его не напрягала, в саду работала одна, просила разве что картошку выкопать.

К деньгам она относилась трепетно, была прижимиста и скуповата, но для мужа ничего не жалела. Деньги у Яшки всегда водились, во всяком случае, на «пузырек» хватало. В тихом семейном гнездышке он любил «посидеть» с друзьями, выпить, расслабиться. Жена из кухни в это время стреляла злыми глазами и шевелила большим носом, но Якову уже было «хорошо», а бабский скандал он переживал легко.

– Не нравится – вернусь к матери, – в подпитии он был храбрым.

– Не нравится, что ты якшаешься с этими алкашами! – укоряла жена и как последний довод в пользу трезвой жизни добавляла: – Скажу Семен Палычу.

Семен Палыч Чистов, родной дядя Ударникова, по жизни только и делал, что вытаскивал Якова из разных неприятностей, читал нотации, учил, как жить, и почему-то считал, что Яков ему многим обязан. От этих назидательных бесед с примерами и пословицами Якова тошнило, ему хотелось послать дядю куда подальше, но он сразу вспоминал, как тот отмутузил его за украденный кошелек, – черт Яшку попутал, и не решался.

Когда в Угорске начались очередные выборы главы администрации, Семен Палыча посетила «сумасшедшая» идея. Идея была настолько неправдоподобная, но замешенная на холодном расчете, что Семен Палыч поверил в ее реальность, – двинуть на пост мэра Угорска своего племянника Якова Ударникова. Дядя никогда не рисковал своими деньгами и деньгами партнеров, но этот политический проект ему показался настолько «лакомым», что он реально ощутил перед собой горизонт новых возможностей, поэтому риск был уместен. Самое сложное в этой ситуации было убедить главную фигуру игры – Якова.

– Хочу с тобой посоветоваться, – дядя начал издалека.

Яков сразу почувствовал неладное. Дядя был подозрительно добр, расположен к нему и вдруг решил что-то с ним обсудить.

– Выборы скоро.

– Ну. – Яшка не понимал, чего Семен Палыч от него хочет. – Ну выборы, каждый год кого-нибудь выбирают.

Дядя решил не церемониться – делать «па» перед племянником не имело никакого смысла. Яша никогда не был силен в политике, и сейчас вычурными прелюдиями можно было испугать его намертво, поэтому требовалось поставить родственничка перед фактом.

– Ты идешь в мэры, я вкладываю деньги в твою выборную кампанию, поддерживаю тебя. Думаю, что шансы у нас хорошие.

Яшка обомлел, чего-чего, а такого коварства он от Семен Палыча не ожидал. Племянник сначала взвыл, потом впал в ступор, чуть не плакал, но дядя был неумолим, сначала напорист и агрессивен, потом весел и много шутил. По его мнению, время как раз подошло, народ жаждет сейчас выбрать «своего» парня, и Яшка очень совпадает с ожиданием электората.

– Это больше не обсуждается, – закончил он разговор с племянником, и Яшка понял, что попал.

К удивлению, дома жена поддержала идею дяди.

– Ты способен на большее, Семен Палыч давно это разглядел.

– Замолчи, дура! Какой из меня мэр? Я ничего в этом не смыслю и не понимаю!

Пиарщики из Новосибирска – главной у них была кудлатенькая дамочка с поэтическим беспорядком на голове – всю выборную кампанию не отходили от Яши. Он чувствовал себя куклой-неваляшкой, которую случайно вынули

из старой коробки с опилками: лупил глазами, отвечал заученными текстами, улыбался конкурентам и избирателям. Кудлатенькая сразу выдала ему два новых костюма, начищенные до блеска туфли, строго следила, чтобы галстуки на нем были соответствующие, тренировала, задавала каверзные вопросы, заставляла учить на них ответы. Так прошло две недели зубрежки, без отдыха, словно его дрессировали для выступления в цирке, где зверюшки по команде дрессировщика прыгают через обруч. Дядя появлялся регулярно, и Кудлатенькая перед ним отчитывалась:

– Сегодня изучали бюджет, проблемы образования, учились публичному выступлению.

– Как получается? – Семен Палыч все предпочитал контролировать.

– Двигаемся потихоньку. Очень сложный психотип.

Для Нелли Петровны, так звали Кудлатенькую, Яков представлял феномен из народа, которого нужно сделать политиком городского уровня. Исходный материал был очень плох, но хороши были деньги, которые ей регулярно платили за работу, и она трудилась не покладая рук. Это тело нужно было не просто переодеть в хороший костюм, поменять гастрономические привычки – дешевую водку на коньяк, научить приемам светского этикета, сделать это рефлексами, но и вложить что-то в голову, а последнее было самым трудным. Нелли Петровна как человек творческий чувствовала себя слегка Пигмалионом – был такой скульптор в греческой мифологии, создавший прекрасную статую из слоновой кости и обожавший свое творение, или профессором Хиггинсом, обучавшим Элизу Дулиттл.

Напрасно после выборов 2000 года кто-то стал поговаривать об отмирании профессии «пиарщика» и появлении новой страшилки для народа – административного ресурса. Хороший пиарщик не только административный ресурс грамотно использует, но и точно определит базу природных психологических характеристик и особенностей, присущих кандидату, чтобы правильно запрограммировать его портрет для народа. Конечно, Ударников не тянул на образы героев – мудреца, воина-защитника, борца за справедливость, царя-кормильца. После долгих дебатов решили остановиться на «хозяйственнике», но и этот образ, все понимали, лепить будет очень сложно.

– У него внутри много пустоты и сумятицы, – сетовала Кудлатенькая.

Однако пиар-технологии на то и существуют, чтобы желаемое выдавать за действительное. Отсутствие политического да и иного опыта решили рассматривать как свидетельство свежести и неиспорченности. Невыразительную внешность, немногословность кандидата она преподносила так:

– Не мастак вести разговоры, зато дело делает.

Из средств массовой информации – а то как же продвигать и пиарить кандидата? – выбрали газету. Газетные страницы, по мнению Нелли Петровны, будут скрывать напряженность кандидата, его колебания, реакцию на неожиданный вопрос, неровную речь, особенности внешности – словом, все то, что так беспощадно могут обнажить радио и телевидение. Будь ее воля, Нелли Петровна вообще бы не пускала Ударникова к журналистам. Он не только их пугался, шарахался, но и от любого простого вопроса приходил в замешательство. Нелли Петровна репетировала с Ударниковым часами, ответы выучивались назубок, но стоило журналистам на встрече задать вопрос чуть другого смысла, оттенка, как кандидат терялся, краснел, «зависал», впадал в состояние «столбняка», его тело деревенело, глаза расширялись от ужаса. Яков не мог ни двигаться, ни мыслить, бледнел, его язык прилипал к нёбу, он молча смотрел на журналистов, замерших в ожидании, и чувствовал себя приговоренным к смерти.