Жизнь в стиле С
Шрифт:
— И не собираюсь. Я предъявлю ей ультиматум. Я нужен Никите и Маше. Этого довольно.
— Андрей, ты — эгоист. Ты любишь только себя и ради своей прихоти готов унизить другого человека.
— Эгоист, так эгоист, — Рощин с трудом овладел собой. — Так или иначе, эта женщина и дети будут моими. Я так решил.
— Не спеши. Подумай.
— Не о чем думать.
Претворяя решение в жизнь, Андрей потолковал с глазу на глаз с Таниным хирургом и, предваряя, результаты, очередного рентгена, при помощи
— Еще месяц на костылях, правда?
— Зачем? — удивился врач. — У нее все в порядке.
— Без гипса она от меня сбежит, — ни не смущаясь чужого любопытства, признался Андрей.
— Что ж, месяц, так месяц… — согласился доктор, о чем и поведал Татьяне при очередной встрече: — Нулевое сращение. Недельки четыре придется еще потерпеть. Кстати, наведайтесь к физиотерапевту. Он вам покажет комплекс упражнений.
Пока расстроенная Таня путешествовала по лечебным кабинетам, Рощин с Никитой отправились в библиотеку к Валерии Ивановне. По просьбе Тани она подобрала для Тани книги по истории эсеровского движения.
Оппель пришлось парковать метрах в двадцати от входа. Подобраться ближе мешал серый джип, с медвежьей грацией занявший небольшое пространство перед стеклянными дверьми.
— Я быстро, — Андрей щелкнул Никиту по носу и выбрался из машины. Однако не успел сделать и шагу, как почувствовал резкую боль в затылке. Асфальт полетел навстречу. Перед глазами заплясали звезды. Одна очень напоминала рожу пьяного мужика.
— Будешь, паскуда, знать, как мою бабу трахать… — в оглушительную тишину ворвался пронзительный вопль.
Почти не осознавая, что происходит, ухватив каким-то седьмым чувством нависшую опасность, Рощин откатился в сторону. Через мгновение на то место, где он только что лежал, с гулким грохотом опустился лом.
— Сука гребаная, — с матерной бранью пьяный до крайности мужчина лет тридцати рванул дверцу и схватил Никиту.
— Нет! — мальчик захлебнулся отчаянным плачем.
Не обращая внимания на слезы и протесты, мужчина закинул Никиту на плечо и побежал в сторону проспекта. Тонкие детские ручонки и русая головенка взметнулись в сторону, словно кукольные.
Рощин минуту или более недоуменно смотрел вслед похитителю.
«Куда, зачем, какого черта…» Тупые мысли растворялись в бессмысленном полуобморочном равнодушии. Затем яркой вспышкой наступило прозрение. Андрей с трудом поднялся и, прихрамывая, заковылял вдогонку. Перед глазами прыгали разноцветные сполохи, макушка горела, в ушах стоял звон. Каждый шаг, как эхо, отдавал острой болью в висках, однако страх за Никиту толкал Андрея вперед. Расстояние между ним и пьяным сокращалось, вскоре Рощин настиг мужика, толкнул в спину, изловчившись неведомо каким образом, выхватил мальчика.
— Беги
— Мать твою! — не удержав равновесие, мужик, упал на асфальт, вскочил и бросился на Андрея.
Они катались по земле, обменивались ударами, зверея от ярости и боли. В какой-то момент Рощину удалось преломить ситуацию. Он ткнул что есть силы противника головой в лицо, затем заехал коленом в живот. Пьяный, взвыл от боли, закашлялся, поник. Тогда лишь Рощин узнал в нем Таниного мужа. Даже вспомнил имя.
Генка смотрел на Рощина красными, бессмысленными глазами.
— Козел.
— Пошел ты! — Рощин поднялся, небрежным жестом отряхнул брюки, и тот час кулем рухнул вниз. Генка дернул его за ноги, навалился, врезал приличный апперкот. Ударить в ответ Андрей не успел, Генка сдавил ему горло, перекрыл кислород.
Хрипя и извиваясь, Рощин пытался дотянуться до обломка кирпича, валявшегося неподалеку. Когда это удалось сделать, он впечатал камень в голову противника. Генка заорал от боли и обмяк.
Это и спасло ему жизнь. Стальной лом с гулким уханьем врезался в асфальт в паре сантиметров от виска Генки и резко взмыл ввысь снова. Никита, с перекошенным от ужаса лицом, замахнулся для нового удара.
— Не надо! — заорал Рощин. — Никита! Не смей!
Мальчик замер на мгновение. Его едва хватило, чтобы вскочить и выхватить из детских рук орудие убийства.
— Ублюдок чертов, — закричал Генка. Он лежал лицом вниз, широко раскинув руки и ноги, и орал злые слова. — Что б, ты, сдохла грязная сука со своим паршивым отродьем. Шваль, падла, курва.
— Сам шваль, падла… — Никита, выскользнув из-под руки Рощина, бросился на Генку. Ударил ногой под ребро. И, отброшенный крепкой рукой, отлетел в сторону.
— Никита, — рявкнул Андрей. — Убирайся отсюда немедленно!
Мальчишка, с воем забрался в машину, забился в угол, заплакал горько, навзрыд.
С опаской оглядываясь на пьяного, Рощин добрел до Опеля, сел за руль, осторожно выправил на дорогу. Минут пять вел машину, молча, приходя в себя. Затем притормозил у обочины, повернулся к плачущему Никите, сказал:
— Все в порядке, малыш. Мы победили. Иди ко мне.
С заднего сидения донеслось:
— Не пойду.
Рощин повысил тон:
— Иди, я сказал.
Неохотно мальчик перебрался на соседнее кресло. Отвернулся отчужденно. Отшатнулся, когда Андрей, попытался обнять его. Сминая сопротивление, Рощин, притянул Никиту к себе, что есть силы, притиснул к груди. Не зная, что и как делать в таких случаях, повторил:
— Все в порядке, малыш. Мы победили, — и добавил нежно, — мой маленький, мой хороший, мой любимый.