Жизнь в стиле С
Шрифт:
— Зачем премьеру этот цирк с липовыми покушениями? — удивился Матвеев.
— Наивная вы душа. Затем, что МВД получает премии и награды за служебное рвение. Это во-первых. Во-вторых, когда премьер-министр, рискуя жизнью, ведет державу к славе и победам, это стоит дорогого. Спасители Отечества — редкий товар, особого качества, — Парасин лениво зевнул.
— Но зачем Красавину зарабатывать очки? Он на вершине. Над ним только царь.
— Совершенно верно. Но, как говорил классик: ничто не вечно под луной. Даже самодержавие.
— Вы полагаете?
— Не исключаю.
— Красавин
— Если случится государственный переворот, он — претендент № 1. В противном случае Андрею Аркадьевичу обеспечено вечное премьерство. Отправить в отставку национального героя даже у нашего Николая не хватит духу.
Павел покачал головой. Теперь становилось понятно, зачем последние полгода пресса муссировала тему гражданского подвига, на который обрек себя страстотерпец и патриот Красавин. «Его не берет пуля и бомба, — комментируя неудачные покушения, писали столичные журналисты. — Он — святой. Пока Красавин не выведет Россию на путь истинный, революционеры над ним бессильны. Его бережет Господь».
Кроме Господа Бога Андрея Аркадьевича берегла и родные спецслужбы.
— А вы не боитесь, что кто-нибудь из революционеров воспримет вашу игру всерьез и убьет премьера?
— Боимся. Потому и принимаем превентивные меры. Одной из которых, является задание Надежды Антоновны.
— Объясните толком, что требуется от Нади.
— Ваша супруга должна передать документы в ЦК эсеровской партии или лично переговорить с Ярмолюком.
— Почему именно она?
— Потому, что к ее словам прислушаются. ЦК больше не рассматривает анонимные послания. Обвинения должны быть открытыми, доказательными и исходить из достоверного источника.
— Но все знают про бывшие отношения Надин и Генриха. Заявление будет выглядеть, как обычное сведение счетов, не более.
— Надежда Антоновна известна как честный и принципиальный человек. Никто не заподозрит в ее поступке личные мотивы. Она всегда была лояльна к господину Ярмолюку и ставила интересы партии выше собственных амбиций.
— А что будет, если Надежда Антоновна откажется выполнить поручение?
— Ей предъявят обвинение в покушении на Красавина.
— Но обвинение шито белыми нитками. Хороший адвокат не оставит от него живого места.
— Тогда вашу супругу или дочь призовут к ответу за отравление Люборецкого.
Павел брезгливо поморщился:
— Неужели только ради этого прикончили человека?
— Как можно? — Парасин театрально всплеснул руками. — Придет же в голову такое! Прохор Львович сам умер, по собственному, так сказать, почину. Как ни как, семьдесят шесть лет — возраст почтенный.
— Вы врете. Его убили, чтобы сфабриковать обвинение против Надин.
— Ну и фантазии у вас.
— Но ведь он же был свой…ваш, то сеть…
— Не хотелось бы разочаровывать вас, и особенно Надежду Антоновну, но идеализировать старика не стоит. Его интерес к вашей супруге носил сугубо профессиональный характер. Она идеально соответствовала требованиям операции, потому была взята в разработку.
Матвеев даже поперхнулся от возмущения. Вот сучье племя, выругался
— Надеюсь, Надежда Антоновна не узнает об этом разговоре? Пусть вспоминает старика по-хорошему. Прохор Львович заслужил это. Он работал не для наград и чинов, а ради порядка в державе.
— В угоду этому порядку моя жена и должна рисковать собой?
— Для нее это привычное дело. Кстати, смелость и решительность вашей супруги сыграли ключевое значение при выборе ее кандидатуры.
— Но…
— Простите, господин Матвеев, но это пустой разговор. Нынешней осенью по эсерам планируется нанести удар. Поэтому Надежда Антоновна, хочет того или нет, отправится в Женеву в любом случае.
В Женеву…ахнул Матвеев, складывая воедино разрозненные факты. Олино внезапное увлечение террором, неожиданное приглашение швейцарцев открыть филиал завода в Женеве, события последних дней — все втягивало Надин в планы жандармов, вынуждало ехать в осиное гнездо русской революции, в распроклятую Женеву. Господи! Матвеев выругался чуть слышно
— Я и так, с оглядкой на обстоятельства, — Парасин выразительно посмотрел на пачку долговых бумаг, — рассказал вам много лишнего. Большего не просите. Я — человек подневольный и обязан следовать приказу.
— Кто же вами руководит?
— Господин Лаубе.
Через пять дней Матвеев, через полковника Парасина, пригласил Бориса Михайловича Лаубе на ужин в ресторан «Арго». Настоящий разговор начался после десерта.
— Слухи о предательстве Ярмолюка муссируются в эсеровской среде давно, — произнес Борис Михайлович и отхлебнул кофе, — дело за доказательствами, которые и предъявит ЦК госпожа Матвеева. Однако перед тем ей следует лично побеседовать с Генрихом Францевичем и постараться убедить Ярмолюка, признать свою вину перед партией и открыто покаяться.
— Для этого необходимы веские доводы, — уронил тяжело Матвеев.
— Конечно. Надежда Антоновна вручит Ярмолюку копии его донесений, в охранное отделение. А также сообщит, что его банковские счета заблокированы и останутся в таком состоянии до особого распоряжения министра внутренних дел.
— Неужели Ярмолюк хранил деньги в Российских банках?
— Он — патриот, к тому же рубль — стабильная валюта.
— И сколько денег на счетах у этого господина? — Матвеева разобрало любопытство.
— Полмиллиона серебром.
— Ого.
— Его работа была высоко оценена нашим ведомством. Ярмолюк сумел сделать то, что прежде не удавалось никому. Он изобрел систему контроля террорных организций. Это стоит дорогого.
— Зачем же вы его сдаете?
— Мавр сделал свое дело, мавр должен уйти. Террор, как форма борьбы изжил себя. Его кровавым героям пора на помойку истории.
Основной причиной, как понял Матвеев, по которой на террор, накладывалось табу, было настойчивое желание западно-европейских и заокеанских инвесторов заставить подшефные партии превратить единичные акции в массовые народные выступления. Что ни как ни устраивало полицию.