Жизнь в зеленом цвете - 5
Шрифт:
– Он умер пятнадцать лет назад?
– Как и многие другие Пожиратели, - пожал плечами Сириус.
– Родители всячески поощряли его сделать это, они гордились им… Он был счастлив, пока не понял, что дело тухло пахнет. Запаниковал, захотел выйти из игры… сам Вольдеморт его за это и убил - ну, или велел кому-нибудь из других своих приспешников. Можно подумать, из Пожирателей уходят на пенсию!
– Ланч!
– провозгласила миссис Уизли, входя в комнату с большущим подносом, на котором возвышалось несколько многоярусных конструкций из бутербродов и пирожных.
Все проявили большой энтузиазм при виде еды; Гарри и Сириус же предпочли остаться у древа Блэков.
– Давно не разглядывал его… Вот Финеас Найджелус, видишь?.. Мой прапрадедушка... самый нелюбимый из всех директоров Хогвартса... Вот Арамина
– Вы с Тонкс родственники?
– Да, её мать Андромеда - моя любимая двоюродная сестра, - подтвердил Сириус, не отводя глаз от гобелена.
– Кстати, и Андромеды тут нет, смотри...
Он указал на ещё одну прожжённую дырочку между «Беллатрикс» и «Нарциссой».
– А вот её родные сестры никуда не делись: они были достаточно благоразумны, чтобы выйти замуж в приличные чистокровные семьи, в то время как глупышка Андромеда полюбила магглорождённого, Теда Тонкса, и, следовательно...
– Погоди, если Кричер не слушается Тонкс, потому что её нет на фамильном древе, почему он слушается тебя? Тебя же тоже выжгли с него…
Сириус пожал плечами.
– Может, потому что от Андромеды официально отреклись, а от меня нет. Хотели, но всё никак не собрались, а потом Регулус погиб, и род прервался бы, если бы и я не был больше Блэком. Хотя, если честно, я толком не знаю, почему.
Гарри рассматривал гобелен; от старого холста веяло пылью, плесенью, дымом и кровью.
Уборка одной только гостиной заняла три дня, а комнат было ещё много… Дом сопротивлялся отчаянно, каждой мелочью, каждой усыпляющей музыкальной шкатулкой, каждой кусачей табакеркой с бородавочным порошком внутри, каждым ядовитым кольцом - Рон едва не укололся одним таким. Это была война с домом номер двенадцать - по крайней мере, Гарри чувствовал себя, как на фронте; чувство опасности не покидало его, непрестанным холодком пробегая по позвоночнику даже тогда, когда он ложился спать в уже давно очищенной комнате Фреда и Джорджа. Словно дом мог сдвинуть стены и превратить в кровавые - грязнокровные и чистокровные вперемешку - лепёшки своих непрошеных гостей. Одно было плюсом - здесь Гарри больше ничего не снилось. Может быть, как раз дом был тому причиной - казалось, это агрессивное строение обладает собственным разумом, ограниченным, как у кошки или собаки, но имеющим одну чёткую цель, вокруг которой крутились все куцые мысли: «Убить. Отомстить. Защититься». Гарри было с каждым днём хуже здесь, где он почти слышал эти мысли-обрывки, то и дело стряхивал с рук липкую, затхлую ненависть, где от срубленных голов домовых эльфов несло болью и радостью одновременно, где даже в вычищенных, свободных от всякой нечисти и мусора комнатах нельзя было находиться подолгу - обволакивало чувство собственной ошибочности, коренной и непоправимой, росла и крепла уверенность в том, что здесь, в этом доме, находиться нельзя, табу, закон, надо уходить, пока шкура цела… пока дом не наказал тебя за своеволие и нахальство. Гарри подозревал, что больше никто здесь ничего подобного не чувствует - хотя бы потому, что только Гарри стал периодически обнаруживать себя неподвижно сидящим на каком-нибудь продавленном диване в никому не нужной пустынной пыльной комнате и остекленело пялящимся в стену напротив, слушая тихий шёпот дома: «Защититься. Убирайся. Убить. Отомстить. Убирайся отсюда».
Окружающие поголовно считали, что он переживает из-за дисциплинарного слушания, на котором будет решаться вопрос об исключении из Хогвартса; чёрта с два! Слушание мало заботило Гарри. Конечно, магическое образование - это неплохо, но с другой стороны, есть большие шансы попросту не дожить до диплома. И если захочется вдруг знаний, то здесь, в доме номер двенадцать по Гриммаулд-плейс, отличная библиотека. Большая часть книг, правда, по чёрной магии, но и цивильные темы были освещены так, что
Вечером перед днём слушания все вели себя так, словно ожидались, по меньшей мере, чьи-то похороны; говорили тихо, двигались бесшумно, ложками о тарелки не стучали. Исключение составляли только близнецы, которым совсем не был безразличен результат слушания, но которые умели видеть разницу между трауром и ожиданием результата рядового, вообще-то, разбирательства.
– Я постирала твои джинсы и футболку, выгладила и подогнала заклинанием по размеру, - сообщила миссис Уизли за ужином таким скорбным тоном, как будто информировала Гарри о том, что белых тапочек его размера в магазине не нашлось.
– И вымой голову сегодня вечером. Встречают всё-таки по одёжке…
Гарри кивнул и продолжил жевать котлету. Рон, Гермиона и Джинни тревожно глазели на него; Фред и Джордж успокаивающе придвинулись ближе - их тепло было таким настоящим, что Гарри чувствовал себя призраком, обманом затесавшимся в компанию живых людей, и всё бы ничего, но призрак - не человек, и рано или поздно лучшим выходом станет уйти, откуда явился… Это состояние удавалось легко скрывать благодаря следованию нескольким простым рекомендациям, которые Гарри дал сам себе ещё лет в семь-восемь и в последующие годы шлифовал. Это было нечто вроде набора основополагающих правил, помогавших не застывать, не впадать в стагнацию - внешне, по крайней мере. Если ты ранен, лечись, как можешь. Если тебе дали задание, приступай к нему по порядку. Если ты не знаешь, куда идти, спроси у кого-нибудь или проследи за кем-нибудь. Если ты проснулся утром и не знаешь, зачем ты это сделал, потому что больше всего на свете тебе не хочется жить, встань, прими душ, почисти зубы, оденься и иди завтракать. Волна подхватит тебя, и ты поплывёшь по течению - до тех пор, пока не сумеешь грести сам. Но если остаться на месте, то утонешь. Утонешь непременно. До сих пор этот набор немудрёных максим ни разу не подводил Гарри - не подвёл и теперь. По крайней мере, даже Фред и Джордж, кажется, не догадывались о степени глубины его меланхолии. Во всяком случае, виду не показывали.
– Вместе с Артуром пойдёшь в Министерство, - продолжала миссис Уизли, не имея ни малейшего понятия об интенсивных мыслительных процессах, обуревавших Гарри.
– Побудешь у него в кабинете до начала слушания. И, Сириус… Дамблдор заходил вчера поздно вечером и сказал, что лучше будет, если ты останешься дома. Сам понимаешь, тебе опасно появляться в Министерстве, даже если ты хочешь поддержать Гарри морально.
Сириус хотел пойти с ним на слушание в образе собаки, чтобы поддержать морально? Гарри вопросительно уставился на крёстного, злобно воткнувшего вилку в кусок мяса.
– Я не говорил тебе, Гарри, что хочу пойти с тобой, - пояснил он, не поднимая головы; на скулах Сириуса проступили лихорадочные красные пятна.
– Не сомневался, что запретят…
– Всё в порядке, - Гарри легонько сжал ладонь крёстного, перегнувшись через стол.
– Кстати, в любом случае, исключат меня или нет… можно мне жить у тебя, а не возвращаться к Дурслям? Если здесь штаб-квартира Ордена Феникса, то здесь, наверно, безопасно…
Сириус уставился на Гарри; со всеми этими пятнами раздражённого румянца, с нахмуренными бровями, с широко раскрытыми глазами, с приоткрытыми в недоумении губами он казался едва ли старше собственного крестника, несмотря на то, что годился ему в отцы и провёл дюжину лет в местах с далеко не курортным климатом.
– Каковы же Дурсли, если ты хочешь жить в этом гробу…
– Какая разница, гроб или не гроб! Главное, здесь ты, - Гарри упрямо мотнул головой; неровно постриженные в начале июля волосы взвихрились.
– А там они.
Остаток ужина прошёл в напряжённой и тоскливой одновременно атмосфере; ковыряя вилкой в тушёных овощах, Гарри задавался вопросом, не будет ли, как минимум, у половины присутствующих несварения желудка от тяжких раздумий и необходимости жевать со скорбно опущенными уголками губ, дабы поддерживать общее настроение.