Жизнь в зеленом цвете - 7
Шрифт:
– Вы ещё трахнитесь здесь, трахнитесь… чтоб Сопливус, когда явится, полюбовался.
– Трахаться мы здесь не будем, - непреклонно говорит Люпин.
– Сириус, дай я мантию надену, нехорошо, если Снейп застанет здесь кого-то, кроме тебя.
– Луни, если он не будет шельмовать - вообще не узнает о вашем с Сохатым присутствии, - снисходительно отзывается Блэк.
– Но слизеринцам веры нет, не так ли?
– Кому и знать, как не тебе, Бродяга, - фыркает Поттер.
– Дурак ты, Сохатый, и шуточки у тебя дурацкие, - надувается Блэк.
– А это и не шуточки, - Поттер, зараза, взял и сел -
– Правда жизни, Бродяга… ты же знаешь слизеринцев, так сказать, изнутри…
– Изнутри?
– ржёт Блэк.
– Я ещё никого из них не расчленял… хотя интересная мысль… где там Сопливус? Я хочу на нём потренироваться в расчленении!
Они ржут, как жеребцы, а потом Люпин обеспокоенно смотрит на часы.
– Шутки шутками, а ему пора прийти. Если ещё через десять минут не появится, то по правилам дуэльного кодекса ему можно засчитать поражение…
– Из тебя вышел бы отличный адвокат, Луни, - смеётся Блэк.
– Все правила и законы помнишь…
– Хотя это ему не мешает их нарушать, - добавляет Поттер и соскальзывает с подоконника.
– С вами - да не нарушать?
– тихо фыркает Люпин.
– Я так не умею.
– Ну хоть чего-то ты не умеешь, - жизнерадостно гогочет Блэк; Люпин - шестнадцать придурку, давно и прочно трахается с лучшим другом - краснеет. Уму непостижимо, какой скромник, надо же… - Да какие твои годы, научишься!
– Тихо, - шикает Поттер, и я невольно затаиваю дыхание - как бы не обнаружил по звуку, что я тут… - Луни, прячемся под мантию и ждём. Он должен явиться… иначе вся школа будет знать, что он трус.
«Кто ещё из нас трус, - думаю зло.
– Я из тебя сейчас фарш сделаю, гриффиндорский ублюдок, тогда посмотрим, кто где трус».
Как только Поттер скрывается под мантией, я словно просыпаюсь; неслышно спрыгиваю с подоконника и крадусь к двери - путь отступления должен быть всегда рядом.
– Кто-то идёт, или мне кажется?
– первым реагирует Блэк.
Я замираю.
– Кажется, - уверенно говорит Люпин.
– Слышишь, тихо?
– Слышу, - соглашается Блэк.
Я снова крадусь, я же ещё не дошёл до двери. Иду тихо-тихо, шаги тише стука сердца… и тут Люпин шёпотом:
– А теперь не кажется. Кто-то есть в этой комнате, невидимый.
– Так это же мы тут невидимые, Луни… - растерянно говорит тупица-Блэк.
– Да не мы, - злится Люпин.
– Кто-то ещё. Идёт по комнате. К двери, кажется. Вот остановился…
– Где остановился?
– уточняет Блэк.
Через секунду Блэк таким «тихим» шёпотом, что на всю округу слышно:
– Stupefy!
«Хрен тебе, - думаю, - с кисточкой, а не Ступефай». Пригнулся, Ступефай поверх головы прошёл. «А вообще, - думаю, - какого чёрта я тут торчу, как пень в поле?»
Всех троих невербальным Петрификусом уложил и двери в зал заклинанием запер. Филч с утра явится, открыть не сможет - позовёт МакГонагалл или ещё кого-нибудь из преподавателей. И найдут всех троих, на месте преступления застукают… мантию-невидимку я ведь подобрал и с собой унёс. Такая уникальная штучка всегда пригодится… а таким болванам ни к чему.
И сижу сейчас, а от мантии шампунем пахнет. И я, как придурок, думаю: это Поттера шампунь или Блэка с Люпином?
И
* * * * * какая-то».
Глава 4.
– Взрослые совершенно не думают о детях, - сказала девочка, -
может, потому что все взрослые эгоисты?
– Да, - сказал папа, - а все дети - дураки.
– Ну и что, - сказала девочка.
– Это потому, что дети плохо образованы.
Зато потом они вырастут и станут умными,
а взрослые так и останутся эгоистами.
– А дети, когда вырастут умными, не станут эгоистами?
– Да, - сказала девочка, - получается черт-те что.
Максим Белозор, «Детская книга №2».
Известия из Хогвартса приходили регулярно; профессор МакГонагалл, неодобрительно поджимая губы, рассказывала Гарри о том, что Министерство предпринимает энергичные шаги к тому, чтобы запретить учиться всем магглорожденным и допустить в школу только тех, у кого будет официально заверенная справка о хотя бы одном волшебнике среди кровной родни. Гарри полагал, что у Вольдеморта на волне успеха что-то сделалось не то с головой: толпы недоучек-магглорожденных в таком случае присоединятся к сопротивлению, озлобленные подобной политикой. И, что бы там Вольдеморт ни излагал в идеологической части, магия магглорожденных была ничуть не хуже, чем магия чистокровных, а порой даже лучше - взять в качестве примера хотя бы Гермиону, без единой капли чистой крови в жилах и с самыми высокими оценками в школе.
Впрочем, против подобной политики Вольдеморта Гарри ничего не имел - ему же самому, «Символу Света», будет легче…
Портреты Гарри Поттера висели по всем официальным учреждениям с размашистой надписью поперёк груди: «Нежелательная Персона №1»; правда, на том, что был по настоянию Министерства вывешен в Хогвартсе, кто-то из преподавателей старательно вымарал «не» в «Нежелательная» и наложил на сам портрет неотлипное заклятие. Профессор МакГонагалл планировала в случае визита из Министерства заклеить испорченный плакат стандартным - чтобы не обеспечивать школе неприятностей больше, чем уже есть. Однако так лояльно к Гарри относились далеко не все: его разыскивали по всей стране с палочками наготове; конечно, от большинства последователей Вольдеморта Гарри отбился бы без труда, но если пара десятков желающих выслужиться перед Лордом всем скопом и целеустремлённо нападёт на Мальчика-Который-Выжил - можно и не выстоять…
Близнецы по-прежнему занимались своим магазином, хотя Гарри считал, что это попросту глупо - в открытую нарываться, ведь во всей чёртовой стране не было ни одного человека, который не знал бы, что близнецы Уизли связаны с Гарри Поттером так или иначе, спасибо «Ежедневному Пророку», которому больше не о чем было писать, кроме как о Мальчике-Который-Вечно-Зарабатывает-Приключений-Себе-На-Задницу. Но они и сами понимали, что это опасно; и Гарри ясно было, что удержать их не удастся.
– Не можем же мы торчать дома, - виновато сказал Фред.