Жизнь в зеленом цвете - 7
Шрифт:
И Гарри понял, что так просто он уже не отделается.
– Что с ним? Он будет в порядке?
– Блэк, мать твою, нашёл время явиться!
– Просто скажите, он выживет? Мы все психуем… пожалуйста…
– Сириус, мы пока не можем ничего сказать. Повреждения не такие уж сильные, пара недель лечения и ухода - и всё было бы в порядке. Но он просто не хочет жить, он отказывается бороться вместе с нами…
– То есть, надежды нет?..
– Типун тебе на язык! Северус, давайте попробуем вот эту охлаждающую мазь…
– Она довольно слабая,
– Опять судороги! Северус, помогайте!
– И… часто он так? Это же… Мерлин… нельзя же до такого доводить человека, это просто… я не знаю…
– Раз не знаешь, Блэк, то вали-ка ты отсюда и скажи остальным, чтобы занялись чем-нибудь полезным. Думаешь, твой крестник обрадуется, когда придёт в себя и узнает, что вы его хором оплакивали, вместо того, чтобы делать что-то? Иди, иди, чего стоишь?
– Снейп…
– Иди, мать твою! Поппи, давайте мазь… начнём с висков…
Голову прожгло холодом; Гарри вскрикнул, прижимая ладони к неожиданно покрывшимся коркой льда вискам. Лёд накрыл лоб, спустился по скулам на шею и обвил её, как тесный воротник; этот лёд не таял, и Гарри лихорадочно отламывал его по кускам, отбрасывал торопливо в сторону, пока пальцы не потеряли чувствительность от холода.
Вскоре среди переливающегося пламени высилась горка неровных льдинок; Гарри подышал на ладони и, не сводя со льда взгляда - как с готового ударить в спину врага, отступил за поворот. Стены сдвинулись, закрывая проход в тупик, где только что были два чемпиона Турнира Трёх Волшебников, и Гарри оставалось только гадать, было это неким одолжением ему, или он мог остаться там навсегда, если бы не ушёл вовремя.
Небо над лабиринтом стало ещё темнее; Гарри заметил, как сгустилась ночь и обесцветился огонь под ногами, только тогда, когда понял, что не различает следующего поворота.
Идти с вытянутыми руками было неудобно; собственных рук он тоже не видел в темноте, густо-серые рукава рубашки Блейза сливались с ночью. Воздух понемногу холодел, и вдыхать его было почти неприятно. «Зима здесь, что ли, начинается?
– Гарри наткнулся на стену и провёл по ней руками, пытаясь понять, в какую сторону поворачивать.
– Турнир был в начале лета…»
Где-то впереди вспыхнул яркий огонёк факела; Гарри не мог различить, кто его нёс, и пойти навстречу, чтобы это выяснить, не мог тоже - ноги словно приросли в земле. Трепещущий факел приближался неторопливо, почти величаво; и когда несущего факел и Гарри разделяло всего несколько шагов, последний медленно протянул руку, принимая тонкую деревяшку. В тёплых оранжевых бликах лицо Блейза казалось таким умиротворённым, каким никогда не было при жизни.
– Как ты здесь оказался?
– спросил Гарри шёпотом; говорить в полный голос было страшно, будто громкие звуки могли разрушить этот холодный вечер.
– Просто пришёл, - задумчиво сказал Блейз, глядя куда-то сквозь Гарри.
– Захотел тебя увидеть…
– Ты… призрак?
– нерешительно спросил Гарри.
–
– Я просто хотел тебя увидеть. Жаль, что я тебе не нужен…
– Постой!
– Гарри хотел было поймать Блейза за запястье, но пальцы прошли сквозь ткань мантии и плоть, сомкнувшись в воздухе.
– С чего ты взял, что ты мне не нужен? Я же люблю тебя…
– Ты слишком винил себя, - Блейз вздохнул и впервые за этот странный разговор взглянул Гарри в глаза. В чёрных радужках наследника рода Забини плясало по крошечному огоньку.
– Ты и сейчас себя винишь во всём. Слушай, я не успел тебе сказать… не надо тянуть на себя вину за всё. Так она тебя раздавит. Ты делаешь даже больше, чем можешь…
– Но я же и правда виноват… ты умер, чтобы спасти меня… а близнецы… это целая цепь моих идиотских ошибок, больше никто не виноват в том, что они умерли… - губы Гарри задрожали.
– Ты думаешь, они хотели бы, чтобы ты до конца жизни убивался чувством вины?
– Блейз коснулся щеки Гарри; это прикосновение походило на порыв холодного ветра.
– Ты залез в свою вину и боль, как в скорлупу, и не достучаться до тебя. Ты не чувствуешь меня, потому что не хочешь чувствовать. Ты думаешь, что не стоишь этого.
– Я и правда не стою… - Гарри опустил факел.
– Ты стоишь всех сокровищ мира, - тихий голос Блейза эхом отдавался в голове Гарри.
– Когда ты говоришь, что виноват, ты озвучиваешь то, что думает твой главный враг - не забывай, кто он, Гарри. Слушай лучше тех, кто любит тебя.
– Ты знаешь, кто мой главный враг? Но ты же не видел того медальона…
– Медальона? Зачем мне медальоны? Я и так всё про тебя знаю… - Блейз негромко рассмеялся.
– Знаю всё-всё, и всё ещё люблю тебя.
– Блейз… - у Гарри перехватило горло, и он не сумел выговорить больше ни слова; хотя даже если бы он был способен говорить, то вряд ли нашёл бы, что сказать.
Блейз растаял в холодном воздухе; прощальная улыбка, повисевшая в воздухе несколько секунд отдельно, как у Чеширского кота, рассыпалась на большие снежинки, окутавшие плечи и волосы Гарри.
«Наверно, со стороны я выгляжу седым… если вообще как-нибудь выгляжу».
Огонь факела добрался до руки Гарри и охватил его ладонь; боли не было, только слабый жар. Гарри, подняв руку, наблюдал, как языки пламени ползут по рукаву вверх, потрескивая; рубашку они не трогали, но сжигали плоть Гарри, стремительно и жадно.
Пламя взметнулось у него перед глазами, и ничего больше не было видно.
– Скажите, он хотя бы раз пришёл в себя?
– Нет. Не мешайте.
– Я не буду мешать… только дайте, пожалуйста, снотворное… для Кевина Диггори. Мы скормили ему всё успокаивающее, что у нас было, но оно толком не помогает…
– Возьмите это зелье, мисс Грейнджер, и не давайте ему больше ничего, иначе он отравится таким количеством лекарств. И скажите заодно всем, кто ждёт, что они могут ложиться спать; когда жизнь Гарри будет вне опасности, мы обязательно сообщим.