Жизнь за Родину. Вокруг Владимира Маяковского. Том 1. Перманентная революция и футуризм. Eritis sicut deus! Том 2. Советское авторское право в 1917–1930-х годах. «Честный» плагиат. Прецеденты
Шрифт:
Похороны Маяковского. У гроба Маяковского мать и сестра.
Фото С.О. Фридлянда. М., 16.IV. 1930. 23,6x29,4 см. Фото-архив «Огонек»
Так что теперь для многих молодых пролетарских писателей и поэтов Владимир Маяковский – дезертир, предатель и почему-то эмигрант.
Государственную комиссию по организации похорон возглавлял старший майор госбезопасности, член Коллегии ОГПУ Яков Агранов. В полночь гроб с телом покойного установлен в зале Клуба писателей на улице Воровского, 52.
Похоронная процессия, впереди – грузовик с гробом В.В. Маяковского. ГММ
15, 16, и 17 апреля сюда пришли попрощаться с любимым поэтом более 150 000 человек. По официальной сводке московской милиции, в траурной процессии участвовало 60 000 жителей Москвы и специально приехавшие в столицу пролетарские делегации, но на самом деле людей было значительно больше. На этом фоне недавнее казавшееся всенародным прощание с Сергеем Есениным выглядело довольно скромно.
1.2. Литературные похороны
Надо сказать, что ритуал литературных похорон, как бы странно это ни прозвучало, сложился ещё в конце XIX века.
Первыми «невиданными… и по многолюдству, и по внешнему виду» были похороны Н.А. Некрасова в декабре 1877 года. Именно на них впервые была нарушена традиционная структура траурной процессии: священник – колесница с покойным (или гроб на руках) – провожающие.
На похоронах Н.А. Некрасова процессию «стихийно» возглавила толпа молодёжи с несколькими громадными венками, «украшенными надписями», всю дорогу певшая Трисвятое: «Святый Боже». За венками несли гроб, за ним шли близкие родственники Н.А. Некрасова, коллеги-литераторы и многочисленные поклонники различных сословий. Впервые на таком мероприятии охрану порядка взяли на себя участники шествия. Отказавшись от услуг полиции, «студенты и профессора, взявшись за руки, образовали длинную цепь» вокруг гроба и венков, защищая их от любых посягательств извне. [1.205]
На похоронах Фёдора Достоевского в феврале 1881 года в Петербурге молодые люди, по поручению организаторов обеспечивавшие безопасность, полностью контролировали многотысячную процессию. Слушатель Академии художеств И. Ф. Тюменев впоследствии вспоминал: «У Владимирской церкви… я встал в цепь вместе с двумя другими нашими учениками и всё время до Лавры шёл уже боком, держась за руки с соседями. Вокруг самого гроба род цепи составляли гирлянды из еловых ветвей, которую несли на палках как один громадный венок, окружавший и гроб, и провожающих…». Две цепи – по обе стороны процессии – образовала молодёжь и на похоронах Г.И. Успенского.
Н.С. Полищук в своём исследовании «Обряд как социальное явление» (на примере «красных похорон») отмечает, что «гражданские» (литературные) похороны совершались по православному обряду, но присущие им особая торжественность, многолюдство, широкое участие учащейся молодёжи и представителей разных сословий, включая и демократические слои городского населения (в том числе и рабочих), делали их ярким явлением общественной жизни России.
Характеризуя «гражданские» похороны 1880-х годов, литератор Г.К. Градовский писал: «Зелень и цветы венков, несомых впереди, придавали особую красоту и величавость процессии. Цветы красноречия у могилы выясняли смысл этих манифестаций, значение творчества, общественной и политической деятельности писателя. Кладбища обращались
Гражданское, политическое значение общественных похорон последней четверти XIX столетия, пожалуй, лучше всего раскрыто в прокламации «15 апреля 1891 года. По поводу демонстрации на похоронах писателя Шелгунова». Авторами прокламации были два студента Петербургского университета. «Похороны, – писали они, – давно уже стали единственным моментом, когда читатели публично чтут своих учителей, публично выражают свою солидарность с их идеалами и тем самым оказывают нравственную поддержку живым деятелям».
После революции 1905 года торжественные похороны – шествия жертв «кровавого режима» – по-прежнему регламентируются правилами православного обряда и пока не обходятся без священника. Во всяком случае, отпевание усопшего проводится в храме или непосредственно на кладбище. Так, 9 января 1906 года рабочие Новониколаевска после траурного митинга, посвящённого годовщине «Кровавого воскресенья», направились в ближайшую церковь, чтобы отслужить панихиду по жертвам царизма. «Вся масса со знамёнами и “Марсельезой”, – вспоминает один из участников, – двинулась к железнодорожной церкви… Откуда-то притащили попа, и сколько он ни упирался, ему не помогло… он начал служить панихиду, поминая “в междоусобной брани погибших”.
– Нет, батя, ты пой “царём невинно убиенных!” – говорили рабочие». Из церкви они расходились с пением «Марсельезы», «Варшавянки» и «Дубинушки» – народного хита в литературной обработке врача В.И. Богданова и присяжного поверенного А.А. Ольхина, самодеятельных поэтов. Отказ многих священников от проведения панихид по жертвам царизма в значительной мере объяснялся нежеланием вступать в конфликт с местными властями. По крайней мере такой вывод напрашивается после знакомства с некоторыми сообщениями с мест, опубликованными в конце 1905 года в казанской газете «Волжский вестник». Так, например, священник из села Малый Толкиш Чистопольского уезда Казанской губ. в конце октября 1905 года отказался служить панихиду по павшим борцам потому, что «ему не приказано о таких людях молиться». Когда крестьяне обратились к нему вторично, «он снова отказался, указывая, что нет предписания, хотя его совесть и не запрещает этого».
Законоучитель промышленного училища в Казани, оказавшись в подобной ситуации, мотивировал свой отказ ссылкой на запрещение полиции. Протоиерей собора в г. Мензелинске Уфимской губ. отказался служить панихиду «по убитым на улицах Петербурга» без объяснения причин.
Траурный митинг во дворе Дома Писателей на улице Воровского. Фото И. Ильфа
На гражданской панихиде по В. В. Маяковскому выступили Анатолий Луначарский, Леопольд Авербах, Константин Федин, Феликс Кон, ученик Маяковского поэт Семён Кирсанов (Самуил Кортчик) прочитал поэму «Во весь голос», в паузах звучали тягучие мелодии грузинского струнного квартета, разместившегося на балконе, затем прогремел «Интернационал».
Гроб с телом установили на грузовик «Паккард», обшитый фанерой, окрашенной под металлические листы, поэтому внешне, по словам очевидцев происходящего, он был похож на чёрного стального монстра с тупым форштевнем, как у ледокола. За рулём катафалка – журналист «Правды» Михаил Кольцов. Никаких цветов. В изголовье закрепляют кованый венок из молотов, маховиков, болтов и гаек с надписью «Железному поэту – железный венок»… Идея с венком принадлежала «восходящей звезде» советской авангардной архитектуры и дизайна Владимиру Татлину.