Жизнь за жильё
Шрифт:
Тут сиделец улыбнулся своим мыслям. «Надо будет обязательно проинструктировать Олега через адвоката, чтобы оставил в квартире штук пять коробок водки «Распутин». И быстро согласился с изъятием для экспертизы. На всех хватит, и челябинским операм останется. Нормальные мужики… Не били… Сдачу вернули… Может быть, и с Байкеевым водкой поделятся. А челябинский следователь не дурак, поймёт, что он не при делах. Да и уральцам будет всяк выигрышней выделить уголовное дело в отношении их с Блинкаусом в отдельное производство и спихнуть питерцам. А там посмотрим…»
Тимур привстал и оглядел камеру. Сидельцы разбрелись по интересам.
— Всё прогнал? Тут главное — не брести по бездорожью.
— Не понял?
— Студент, ты вроде как человек бывалый, и статьи у тебя серьёзные, а как будто первый раз на нарах.
— Сева, говорю же — шесть лет Родину защищал за границей. Отстал немного от жизни.
— Все вы, автоматчики, одинаковы. Только стрелять умеете. — Опытный вор деланно вздохнул и, заметив, как братва прислушалась к их разговору, вновь воспользовался ситуацией для своих педагогических целей. — Слушай сюда, Студент. Бродить по бездорожью — значит вестись на предложения мусоров взять на себя чужую делюгу и облегчить свою участь. А менты за это якобы договорятся с судьёй. Главный аргумент у следователя — суд учтёт чистосердечное признание и смягчит тебе наказание разом за все дела. Звучит красиво, но это пара лишних лет срока. Всё понял?
Тимур кивнул и задумался. Молодёжь переглянулась. Век живи — век учись… Сева посмотрел на внимательного слушателя.
— Подойди к нам. Базар есть.
Тимур встал, подошёл в главный угол камеры. Боксёрчик подвинулся, освобождая место. Смотрящий спросил вполголоса:
— Тебя когда на этап?
— Сева, даже не знаю. У меня теперь два следователя — уральский и питерский. Но, похоже, за арестом пойдут наши менты. У челябинских на меня ничего нет. Сегодня питерский следователь грозился надолго меня в Кресты упрятать.
— В Кресты это хорошо. — Арестант задумался.
— Ты сказал — у тебя деньги есть?
— Есть. Могу одолжить, если надо.
— Для себя береги. Слушай сюда, — Сева наклонился к собеседнику. — Меня сегодня к вечеру в крытку повезут. Здесь старшим останется Боксёрчик. Меня уже ждут в «Крестах». Дела у меня там… Если хочешь попасть ко мне в хату — нужны деньги. Заедешь быстро.
— Сева, в долгу не останусь. Сколько надо?
— Полтинника хватит.
— Возьми сотню. Мало ли?
— Базара нет.
— Сева, вот прямо от души, — улыбнулся Тимур и признался по-братски: — А я всё гонял сегодня, как мне на Кресты нормально заехать?
— Заедешь в цвет. Только несколько суток «в собачнике» потоскуешь, а потом — к нам. В приличную хату.
— Сева, я не с пустыми руками заеду, — Студент внимательно смотрел на старшего. — Сейчас к обеду ко мне адвокат зайдёт. Здесь в Питере по моему делу ещё один пацанчик проходит. Погоняло — Блинкаус. Мы его так с детства зовём, выросли вместе. Я Блинкауса отмажу, часть показаний на себя возьму и по делюге пойду один.
— Вот это правильно, — одобрительно кивнул опытный вор.
— Блинкаус сейчас при деньгах. Адвоката оплатит нам обоим и меня подогреет.
— На ходу учишься, Студент, — рассмеялся рядом сидящий Боксёрчик.
Кантемиров повернулся к коллеге по спорту и сказал чуть громче.
— Братан, а мы вчера забились на спарринг.
Бывший перворазрядник напрягся. Молодёжь разом повернула
— Боксёрчик, после удара палкой по спине, мне в кабинете ещё пару раз справочником по затылку приложили. Не боец я сегодня. Твоя победа.
Анатолий Тарасов встал и пожал руку.
— Не, Студент. У нас сегодня боевая ничья. Дай бог, встретимся ещё в зале.
Оба боксёра не могли знать, что бог отмерил одному из них короткий отрезок жизни. Боксёрчик удачно выпутается из свой делюги, через месяц выйдет на свободу, вновь примкнёт к своим и совсем неудачно получит пулю в живот при очередной разборке с казанскими. Похоронят Анатолия Тарасова в родном посёлке, рядом с храмом Серафима Вырицкого…
Тимур решил продолжить историю про корешей-прапорщиков и про их не очень удачный побег из дрезденского следственного изолятора. Вторая часть былины оказалась не такой весёлой, как первая. Прежнего куража уже не было, былинник расположился на нарах и говорил ровным спокойным голосом. И в этот раз помощь зала не потребовалась.
…Эмин и Сергей смогли спуститься ночью с высоких стен каземата на остатках «макинтоша», успели добежать до холостяцкого общежития, где переоделись, захватили деньги и попрощались с друзьями. Немецко-польскую границу прапорщики пересекли на советском поезде «Дрезден-Брест», договорившись с проводницей за долю малую. Через железный занавес СССР такой фокус бы не прошёл — при всех произошедших переменах в стране государственная граница всегда оставалась на замке. Поэтому, польско-советскую границу решили пересекать ночью вплавь на плоту через небольшую реку. Беглецы смогли обойти польские пограничные наряды и контрольные системы, ночью аккуратно соорудили небольшой плот, поверху сложили одежду, зацепились за своё плавсредство с двух сторон и начали пересекать запретную зону.
Речка хотя и оказалась небольшая, но с быстрым течением. Беглецов стало относить на буйки государственной границы. В темноте Эмин принял их за лодки пограничников, попытался спрятаться за плот, окунулся с головой, хлебнул холодной водички, запаниковал и стал звать на помощь. Нарушители государственной границы оказались уже на территории СССР, и пограничный наряд на катере поспешил на задержание. Вот так советские прапорщики оказались на долгожданной Родине…
Толстикова и Эльчиева этапировали обратно в Германию, в город Потсдам в полевой следственный изолятор, который находился в отдельном специальном крыле на территории Потсдамской гаупвахты, там же в этом комплексе зданий располагались военный суд и прокуратура. Друзей обвиняли в угоне мопеда, оставление части, побеге из изолятора и незаконном пересечении государственной границы.
Судили прапорщиков по советским законам, но так как одно из преступлений было совершено против гражданина ГДР, за процессом наблюдал немецкий прокурор, и он должен был вместе с потерпевшим согласиться с приговором. Ещё на предварительном следствии по совету адвоката Сергей и Эмин дали показания, что угнали мопед только с целью прокатиться до ГДО. Затем у следователя и в суде полностью признали свою вину и раскаялись в содеянном. За всё, про всё им обоим влепили по три года колонии общего режима. Уже бывшие советские прапорщики после вступления приговора в законную силу были отправлены по этапу за Урал, в город Нижний Тагил.