Жизнь зовет. Честное комсомольское
Шрифт:
И согласился Егор.
Подхватил его Орел на спину, унес и опустил на скалу-монахиню.
День, другой, месяц и год слушает Егор песню скал, бродит у их каменных подножий, смотрит на редкостные самоцветы. Но не становится легче на его сердце. Тоска давит грудь, томит одиночество…»
Ваня замолчал. Ребята оглянулись и молча стали смотреть на берег, туда, где высятся две скалы — одна пирамидообразная, серая, покрытая клочками мха, другая — поменьше, красноватого цвета, покрытая сверху молодым лесом.
— Дальше, Ваня! — нетерпеливо просит Рита.
— «Подошел Егор к подножию
„Не по пути мне с вами, бесстрастные камни! Нет ничего хуже одиночества, особенно когда человек в горе. На миру и смерть красна!“
Глухим эхом рассмеялась гора-монахиня, шумом обвалов раскатилась ее сестра.
А человек пошел прочь от скал, к людям…»
Ваня замолкает, оглядывает товарищей и весело смеется.
— Сам сочинил? — допытываются у него одноклассники.
— Нет! — не очень убедительно отказывается Ваня.
Его сказка даст повод продолжать самодеятельность.
Схватив руками друг друга за плечи, двенадцать мальчиков как один «охватывают» на палубе «яблочко», представляя себя настоящими моряками.
Капитан довольно ухмыляется в усы. Никогда еще не было такого веселья на его «Ермаке».
Баян Тихона заливается замысловатыми переборами.
— Ты послушай, Павка, как я играю! — сам себе удивляется Тихон. — Скажешь, не здорово?!
— Здорово! Здорово! Здорово! — отвечают ему товарищи.
— Какой же ты скромный, Тихон! — смеется Рита.
Незаметно для себя Павел оказывается рядом с Ритой.
— Ну, скажи, какая же третья истина? — спрашивает она.
— Я еще не уточнил ее, — говорит Павел, понижая голос, потому что окружающие их восьмиклассники притихли и «навострили уши».
— Тебе же ее сказал председатель, — удивляется Рита.
Павел хитро улыбается:
— Рита, прости меня, я немножко тебя обманул…
Брови Риты изумленно поднимаются, глаза становятся круглыми.
— «Истины» эти я сам придумал для себя. Они вроде вывода из всей моей жизни, из жизни Василия Ильича, из того разговора, который так неожиданно произошел у меня с ним. А вот третью истину все никак не могу ухватить, — крутится в мыслях какими-то обрывками, а ясной формулы нет.
— Ну, а приблизительно скажи ее смысл, — допытывается Рита.
— Приблизительно — это то, о чем сейчас рассказывал Ваня. Что-то о людях и об одиночестве… «Человек в несчастье не должен быть один».
— «На миру и смерть красна», — подсказывает Рита, заглядывая в лицо Павлу.
— Вот это самое, — соглашается он.
А пароход уже приближается к пристани. Над рекой встает большой город — могучий, шумный, зовущий, окутанный легкой серой дымкой.
Павел смотрит вперед ясными, широко открытыми глазами, и кажется ему, что изогнутый мост, высокие грубы заводов, многоэтажные здания с детства знакомых улиц говорят ему:
«Жизнь зовет тебя к исполнению самых заветных твоих мечтаний! Будь же ты счастлив, Павел!»
Честное
В прошлом году я неожиданно получила телеграмму из далекого сибирского села: «Приезжайте, у нас произошли события, о которых должны узнать люди».
Телеграмма была подписана несколько необычно: «Ваш бывший кружковец, по прозванию Маяк, ныне председатель погорюйского колхоза „Сибирские зори“».
Мне вспомнились предвоенные годы. Иркутский Дворец пионеров, литературный кружок, которым руководила я. Вспомнился пятнадцатилетний мальчишка, по прозвищу Маяк, вихрастый, круглолицый, с конопатинками на носу и щеках. Вспомнила я его умные серые глаза и живой, беспокойный характер.
«Ай да Маяк, куда хватил! Председатель колхоза!» — подумала я и без колебаний стала собираться в дорогу, чувствуя, что Маяк не зря подает мне сигналы.
И вот я приехала в Погорюй. Действительно, в этом отдаленном селе произошли события, о которых стоило рассказать. Я описала их как могла, без прикрас, без ненужной выдумки. Они и не нуждались в этом.
Почитайте об этих событиях, друзья!
1
Межпланетный корабль
— Стой, ребята, стой! Межпланетный корабль! Упал на Косматом лугу. Слышали?.. Как землетрясение!
Миша Домбаев, потный, с багровым от быстрого бега лицом и ошалевшими глазами, тяжело дыша, свалился на траву. Грязными руками он расстегивал на полинявшей рубахе разные по цвету и величине пуговицы и твердил, задыхаясь:
— Еще неизвестно, с Марса или с Луны. На ядре череп и кости. Народищу уйма! И председатель и секретарь райкома…
Ребята на поле побросали мешки и корзины и окружили товарища. Огурцы были забыты. Все смотрели на Мишу с любопытством и недоверием. Он уже не раз «разыгрывал» ребят, но сейчас очень уж хотелось поверить ему и помчаться на Косматый луг, чтобы самим увидеть межпланетный корабль.
— Где? Когда? Какой? — сыпалось со всех сторон. — Если врешь, голову отвернем!
— Ой, сейчас отдышусь и поведу вас на место! — ’ стонал Миша. — Катастрофа!..
— Почему? — спросил кто-то.
— Да ведь разбился же он! Груда дымящихся развалин…
Миша с трудом встал, вытер рукавом смуглое до желтизны лицо с узкими хитрыми глазами и пятерней расчесал черные полосы. Молча, не оглядываясь, он зашагал вперед, уверенный, что товарищи, охваченные любопытством, и без приглашения пойдут за ним. И они в самом деле пошли; правда, пошли нерешительно, все поглядывая в ту сторону, где работал учитель Александр Александрович и пестрели разноцветные косынки девочек.
— Ой, ребята, нехорошо как! Работу бросили, а до Косматого луга за час не дойдешь! Пошли и никому не сказали… — говорил Саша Коновалов, обгоняя цепочку ребят.