Жизнь зовет
Шрифт:
Павел поднимается на крашеное крыльцо, открывает дверь в сени. Но в это время до него доносится скрип открывающейся калитки и знакомый крик:
– Эй, Павел!
Из огорода выходит дядя Федя маленький. На голове у него полотенце. Лицо ярко-красное, усеянное каплями пота. В руках таз и разбухшая от воды мочалка.
– Мы уезжаем завтра утром, – говорит Павел. – Я пришел попрощаться.
– Хорошо, что пришел! – Дядя Федя открывает дверь и приглашает Павла зайти.
В доме прежде всего ощущается тепло, от которого отвык Павел за эти дни. В прихожей
Два белоголовых мальчугана, прекратив игру в кубики, с любопытством глядят на Павла большими отцовскими глазами.
Дядя Федя усаживает Павла на стул, и тот, смущаясь, косится на свои ноги, оставляющие следы на чистом желтом полу.
Дядя Федя вытирает полотенцем лицо, голову, шею и садится около Павла.
– Значит, завтра покидаешь нас? Ну, желаю тебе учиться так же хорошо, как работал. Будет возможность – приезжай. Тепло-то на душе к нашему колхозу останется?
– Останется, дядя Федя. Буду помнить и работу в ночную и вашего стального коня. Привык. Уезжать жалко…
– То-то же! – улыбается дядя Федя. – Труд-то наш здорово затягивает. Еще, того гляди, школу кончишь да и к нам?
– Может, и к вам, дядя Федя. Я комбайном интересуюсь. Машина интересная, и вокруг такое приволье…
– Вот и хорошо! Поработаешь, поймешь все до тонкостей, а там и в какой-нибудь машиностроительный институт поступишь, – советует дядя Федя. – Стеша! Стеша! – кричит он, услышав в сенях шаги жены. – Давай чаевать. Гость у меня!
В дверях показалась румяная, миловидная женщина.
Павел смущается еще больше:
– Мне надо идти, дядя Федя, ребята ждут…
– Ну, коли так – иди. – Дядя Федя провожает его до крыльца, крепко жмет руку и прикрикивает на лающую собаку: – Цыц, дура!
Несколько минут Павел стоит у ворот дома, потом несмело переходит дорогу и направляется во двор с надписью: «Правление колхоза «Красный Октябрь». У крыльца стоят два мотоцикла и коричневая «Победа». Павел робко поднимается на крыльцо, входит в небольшую прихожую, заставленную стульями. Около открытой двери громко разговаривают две женщины. Из комнаты доносятся голоса, стук машинки, щелканье счетов.
Дверь в другую комнату с надписью «Председатель колхоза» закрыта.
Павел садится на стул и думает: «Зачем я пришел сюда?»
Женщины проходят в шумную комнату. Павел остается один. Он подходит к закрытой двери и дотрагивается до ручки. С легким скрипом дверь открывается. Павел испуганно закрывает дверь, но успевает увидеть за столом председателя. В военном кителе он кажется моложе, строже и красивее. Председатель что-то читает, склонив черную с проседью голову, и его кожаные руки спокойно лежат на столе.
Павел слышит голос председателя: «Войдите!», но тут же,
2
Погода изменится! Об этом первыми заговорили колхозные старики, залегшие на старинные русские печи, чтобы теплом унять боль в поясницах, в натруженных за долгую жизнь ногах и руках.
Вечером радио извещает о погоде на завтра: осадков нет, температура воздуха 14 градусов тепла.
К утру меняется направление ветра. Теплое дыхание его с удивительным проворством сгоняет снег, сушит землю, поднимает полегшие хлеба.
И притихший в напряженном ожидании колхоз оживает.
На рассвете Павел неслышно одевается, бесшумно проходит мимо безмятежно спящих товарищей и выходит на улицу.
В соседних дворах хозяйки позвякивают подойниками, мычат коровы. Из труб поднимаются в небо прозрачные полосы дыма. Свежий деревенский воздух припахивает то дымком, то душистым сеном, то прелой соломой и навозом.
Павел бредет к полям по грязной дороге. Хочется ему еще раз взглянуть на те места, где он ожил, где столько передумал и перечувствовал.
Ему немного грустно, как всегда при расставании. Вокруг пусто, тихо и уныло. А давно ли на сотни гектаров вдаль и вширь торчала рыжая картофельная ботва, желтым пламенем горело рыжиковое поле, белели тучные бока капусты и вылезшего из земли турнепса! Теперь глаз ласкает только большой четырехугольник зеленой люцерны.
Не спеша, в глубокой задумчивости Павел идет мимо этого поля, помахивая подобранной на дороге голой тальниковой веткой. Вдруг он слышит совсем рядом сигнал машины. Он отскакивает в сторону. Коричневая «Победа» догоняет его и, скользя по грязи, пытается выбраться из рытвины. Шофер со скрежетом переводит рычаг на первую скорость. Мотор воет от напряжения, но колеса, разбрызгивая жидкую грязь, крутятся на одном месте.
Дверца автомобиля открылась, и на дорогу по-юношески легко выпрыгнул Василий Ильич. Его нисколько не смущает, что ноги по щиколотку уходят в грязь. Он наклоняется, внимательно приглядываясь к колесам.
– Давай назад! – кричит он шоферу, прижимается боком к буферу и, обхватив капот кожаными руками, телом толкает автомобиль.
Павел бросился на помощь председателю. Эх, если б в этот момент была у него сила Ильи Муромца! Но горячее желание человека нередко делает чудеса. Мускулы Павла становятся железными, ноги врастают в грязь, лицо багровеет.
Автомобиль плавно отходит назад.
– Ну, силен, парень! – одобрительно говорит председатель и с недоумением смотрит на неизвестно откуда взявшегося помощника. Затем он весело прищуривает живые черные глаза. – А! Правая рука дяди Феди! Павел! – узнает он мальчика.
Павел счастлив. Он и не мечтал, чтобы Василий Ильич узнал его.
– Разве ж вы не уехали? – спрашивает председатель.
– Уезжаем утром.
– Но сейчас уже утро, а ты за два километра от села! – Председатель внимательно смотрит в открытые голубые глаза Павла. – Ты зачем тут?