Жизнь зовет
Шрифт:
Павел смущен:
– Я хотел еще раз посмотреть на поле, где работал.
Этот ответ слишком о многом может сказать человеку с чутким сердцем. Нет, не просто золотой пшеничный массив с куском дороги, с куполом мрачного осеннего неба так запечатлелся этому юноше, если, уезжая, он бредет сюда чуть свет по грязи, рискуя отстать от товарищей.
– Поле как поле, – говорит председатель, – все поля одинаковы… Вот кроме этого! – Он с усмешкой кивает на зеленое поле люцерны. – Пойдем-ка посмотрим.
Широкими шагами он
– Молодой агроном впервые попробовал собрать с одного поля два урожая люцерны. А я вот рассердился на него. Не за то, что новые способы применяет. Это хорошо. А то плохо, что для пробы не надо таких больших массивов брать. «Омоложу землю, после покоса забороную»! – передразнивает он агронома. – А она, видишь, чахоточная уродилась. Куда ее теперь? Только телятам на зиму.
Павел молча идет сзади председателя. Ему жалко ступать на эту молодую зеленую травку.
Они выходят на дорогу к автомобилю, и шофер открывает дверцу.
– Садись, – говорит председатель, – довезу, а то опоздаешь.
Павел неловко влезает в машину, садится в самый угол мягкого сиденья. Василий Ильич опускается рядом. Шофер, навалившись на спинку переднего сиденья, захлопывает за председателем дверцу.
– К селу? – спрашивает он.
– Да… Впрочем, нет. К полевому стану.
Через минуту они выходят на поле. Оно почти убрано, только небольшая часть его еще занята густой, местами полегшей пшеницей.
– Ну вот и твое поле, – говорит Василий Ильич. (Но Павел больше глядит на него, а не на поле.) – Чем же так полюбилось тебе оно? – Он стоит против Павла и смотрит на него с ласковой усмешкой.
– Да так! – отвечает Павел любимой фразой ребят, за которой легко скрыть истину, когда не хочешь или не можешь открыть ее.
Председатель озабоченно оглядывает поле:
– Снег меня подковал, Павел. Так подковал, что выход найти трудно. У тебя бывало так, чтобы выход найти было трудно?
Щеки Павла заливает краска, губы вздрагивают. Он отводит в сторону глаза.
– Бывало, – чуть слышно говорит он и низко опускает голову.
Василий Ильич несколько секунд молча смотрит на мальчика, потом приближается к нему.
– Что же такое с тобой случилось, Павел? – участливо спрашивает он.
3
Толпы городских школьников двигаются по дороге к пристани. Слабый, теплый ветер дует им вдогонку. Позади остается село. Старые дома с огородами, с банями по-черному то беспорядочно уходят в гору, то спускаются к реке. Белеют новые, стройные улицы с домами, построенными для работников МТС. Тянутся длинные каменные цехи молочнотоварной фермы.
Девочки и мальчики часто оглядываются.
За двадцать дней село стало родным, и жаль расставаться с ним. Теперь не кажется трудной работа на поле. Вспоминаются
Шагают ребята по грязной дороге – кричат, смеются, поют.
Павел идет с Ритой. Он несет ее увесистый рюкзак. За спиной Риты такой же, но почти пустой рюкзак Павла. Павел рассказывает Рите о председателе. Она с интересом слушает его, жалеет председателя такой же чистой, глубокой жалостью, которая пробуждалась в ней к Павлу в те дни, когда она узнала, что он и есть тот самый подследственный ее матери.
Они сворачивают вслед за ребятами на проселочную дорогу, живописно украшенную по бокам старыми соснами и стройными лиственницами.
Впереди блестит зеленоватая полоска воды и видны неприхотливые постройки пристани.
Ребята прибавляют шаг.
«Это, наверно, разговор с председателем повлиял на Павла», – думает Рита.
– Ты как-то переменился, Павел, после встречи с ним. Стал веселее, проще… – несмело говорит она, ожидая, что Павел станет отрицать это.
Но Павел не возражает. Он сбоку смотрит на Риту, на ее короткий носик с красным пятнышком, на краешек глаза. Она идет большими шагами, чтобы не отстать от него.
«Понимает все с первого взгляда, с первого слова, как Тышка», – с грустью и с радостью думает Павел.
– И там, на поле, я рассказал ему все, Рита, – говорит Павел. – Ни одному человеку я этого никогда не говорил. И он тоже рассказал мне всю свою жизнь. А потом сказал мне три истины, которые спасали его от всяких невзгод. Этих истин, Рита, я никогда не забуду. Вот первая: «Если жизнь тебе не дается – сопротивляйся. Бери ее за горло. Диктуй ей свои требования и заставляй подчиняться». Хорошая истина, Рита?
– Хорошая. А вторая?
– Вот вторая: «Страдания должны не расслаблять, а закалять человека».
– Тоже очень верно, – задумчиво говорит Рита. – А третья?
– Третью я скажу потом.
Они прибавляют шаг, догоняют товарищей, и их сразу же оглушает веселый, многоголосый шум.
Пароход стоит у пристани, призывно поблескивая свежепокрашенной палубой и чистыми окнами кают.
Вот с берега на пароход перекинут трап, и вечно спешащая куда-то, ликующая толпа молодежи врывается на палубу. Ребята сбрасывают мешки, рюкзаки, ставят чемоданы и с удовольствием думают о нескольких часах путешествия по реке.
Зычный свист парохода подхватывают ветер и эхо в горах. Ребята машут руками опустевшей пристани и смотрят, как отдаляется берег. Все тоньше и меньше становится высокая труба тепличного комбината, возвышающаяся над селом, и наконец исчезает совсем. Крутые берега, то пустынные, то покрытые густым лесом, медленно уходят и уходят назад. Поднимаются скалистые, сказочные горы. Кажется, что они тут же вырастают из-под земли.
– Ребята, – говорит Ваня, мечтательно глядя на берег, – хотите, я расскажу вам сказку?