Жизненная сила

Рид Роберт

Флот из катеров, глиссеров и восстановленных каров, замаскированный старой гиперфиброй, несся вдоль бесконечной поверхности Корабля. Все двигатели были приглушены, а каждое судно окружено еще и фальшивыми карами - голографическими проекциями, созданными специально для того, чтобы Бродяги в случае обнаружения палили по ним, а не по страшным призракам былого могущества техники.

Одной из таких посудин правил Орлеан.

Но лучи Бродяг привели в невменяемость робота-пилота и убили главный компьютер, оставив судно на волю запасного пилота.

–  Мне плохо. Нужна поддержка. Не полагайтесь на

меня,- прошептал тот.

Но ремор не обратил внимания на эти жалобы, обернулся к пассажирам и задал самый короткий вопрос:

–  Как быстро?

–  Девяносто два, - ответило белое, как молоко, лицо. Имелось в виду девяносто две минуты. Девяносто две.

Слишком долго, да и что может занять столько времени? Но больше Орлеан вопросов не задавал.

Вместо этого он засек вертолет Бродяг, поднимавшийся на горизонте прямо за ними и пытавшийся их поймать.

–  Цель!
– прошептал он, но его опередили. Двое из пассажиров на корме катера, совсем мальчишки, уже засекли противника и целили в самую уязвимую точку вертолета. Но для наводки их старого лазера требовалось слишком много времени, и сноп сфокусированного света смыл все голографические проекции; пурпурно-белый столб заплясал над поверхностью с неуклюжей грацией, ища, что бы испепелить.

–  Попали! Огонь же!
– закричали мальчишки.

Но Орлеан вывернул катер, и они только слегка задели столб. Однако вся электроника в радиусе километра оказалась отключена, каждый скафандр съежился до чудовищно маленьких размеров, катер стал подчиняться воображаемым командам, не слыша настоящих. Орлеан чертыхнулся, но сумел сохранить контроль даже после того, как у всех вытекли все жизнеподдерживающие жидкости.

И снова чей-то голос приказал:

–  Огонь!

Их оружие трудно было сравнить с оружием Бродяг, но у него были элементы, снятые с главного лазера Корабля - элементы, способные находить и поражать на огромном расстоянии даже цели размером с пылинку. И вот узкий, почти мягкий луч вознесся в яркое небо цвета лаванды, добрался до бронированной цели и заставил ее рухнуть на поверхность.

Раздался нестройный хор восторга.

Все расслабились.

Но рядом с ними появились новые фантомы, мало похожие на реальные корабли. Орлеан, увидев это, понял, что их голопроекции искажены, что они быстро теряют свою форму, и стер их прежде, чем это могли заметить Бродяги.

Теперь надо было полагаться только на собственный камуфляж. И, если возможно, догнать остальной флот, чтобы раствориться среди его бесчисленных фантомов.

Это казалось возможным, по крайней мере, пока.

Женщина, поддерживающая связь цо секретному каналу, наклонилась вперед и тронула его за плечо. Но ложные нейтрино скафандра были сожжены настолько, что не чувствовали столь легкого прикосновения. Однако он каким-то глубинным чутьем догадался, откинулся назад и снова спросил:

–  Когда?

–  Сорок.

–  Команды саботажа шли по расписанию. Через двадцать, две минуты они должны быть уже в бункере.

Женщина снова заговорила, но ее прервало сообщение компьютера: «Я полностью отключаюсь. Могу продержаться еще только одиннадцать минут. Это обещаю».

–  Твою мать, - выругался Орлеан и шепотом обратился к остальным: - Извините. Крыши у нас нет. Ваши идеи? Любые!

Впрочем, он ничего не ожидал, ибо в белевших перед ним лицах видел только слабое разочарование, но и оно обещало улетучиться спустя несколько мгновений.

Все это было результатом двух недель войны. Эмоции стали преходящи и неуловимы.
– Развернемся, - вяло сказал один из наводящих мальчиков.
– Развернемся, атакуем этих сволочей и хотя бы нескольких да уничтожим.

Нет, так они не убьют никого, кроме себя.

Орлеан снова завозился в кресле, и все увидели его лицо, на котором тяжелая радиация выжгла почти всю плоть, оставив изуродованные кости и разъеденные провалы. Янтарные глаза болтались, клыки висели на ниточках. Тем не менее решительно сжатый рот объявил:

–  Это не выход.
– Десятки лиц прикрыли невероятное разнообразие глаз - знак высочайшего уважения реморов.
– Я знаю одно место. Это, конечно, не бункер, но за укрытие сойдет.
– И добавил: - По крайней мере, можно надеяться.
– И направил катер по новому курсу.

И снова женщина тронула его за мертвое плечо.

Неужели она хочет опять сообщить ему время?

Но она только хотела почувствовать его, пока он выкачивал из себя и реактора последние капли энергии. И, сосредоточившись на легком прикосновении ее руки, Орлеан вдруг почувствовал- себя фантастически, фантастически древним.

Реморы существовали за счет того, что поверхности Корабля постоянно требовался ремонт.

И ремонт этот они делали хорошо. Хотя и не блестяще. Когда нужно было заполнить новый кратер, оставшийся от очередного взрыва, им не хватало скорости. Гиперфибра, особенно ее наиболее высококачественные сорта, требовала более бережного отношения. Также бывали и ошибки. Гиперфибра, плохо уложенная, пузырилась. Пузыри ослабляли обшивку. Но всегда в первую очередь важно было время, ибо любая задержка с ремонтом означала возможность получить в очаг столкновения еще одну комету и тем самым усугубить повреждение.

«Лучше оставить трещину, - говаривала Вьюн, - стройте вокруг, защищая и сохраняя ее. И помните: сегодняшняя трещина завтра может стать сокровищем».

Глубокие трещины находились далеко от носа корабля. Тайные туннели вели в помещения, огромные настолько, что могли бы вместить всех оставшихся в живых реморов, и туда в последние десять дней были отправлены запасы техники и оружия. Таким образом были созданы последние крепости, взять которые было бы очень и очень непросто.

Но туда Орлеану было не добраться. Умирающий катер едва мог протянуть километра четыре до маленького, менее укрепленного прибежища. Орлеан обнаружил его давно, во время посещения одного из белоснежных мемориалов реморов, чтобы в очередной раз перечитать имена погибших старых друзей. Это случилось несколько столетий назад, когда он проводил какой-то очередной тур по поверхности. Рядом с мемориалом находился канал из замороженного газа, ведущий под слой гиперфибры, в низкий, неосвещенный и неглубокий пузырь.

–  Бегом!
– приказал он, когда катер окончательно заглох.

Скафандры придают силу, но никак не скорость. По гладкой серой равнине, как во сне, с той же замедленностью и вязкостью движений, бежали мужчины и женщины. Бели бы не мемориал, они бы сразу же растерялись, отстали, погибли. Но белая вершина сияла перед ними, давая возможность видеть, что они все-таки продвигаются вперед, и разум каждого твердил: «Мы все ближе. Ближе» , и губы шептали: «Уже недалеко», и каждый обманывал себя и других с отчаянной серьезностью: «Еще всего несколько секунд. Шагов. Сантиметров».