Жизненная сила
Шрифт:
– После погружения в жидкое железо на несколько миллиардов лет!?
– Да.
– Практически никакой, - пожевав нижнюю губу, призналась Ааслин.
– Мадам.
В воздухе повисло густое и горькое разочарование.
– Но есть предположение, что биокерамика того же уровня, что была найдена нами и раньше. Что странно, поскольку Строители всегда стремились знать, какие именно машины им нужны…
Разочарование неожиданно сменилось надеждой.
– Но как бы то ни было, - закончила Ааслин,- Строители были великими инженерами.
– Без сомнения, - подтвердила Миоцен.
– Начинаю сомневаться, -
Миоцен быстро оглядела присутствующих.
– А почему бы и нет, дорогая?
– Никогда еще не видела инженера, великого или ничтожного, который не оставил бы после себя хотя бы какую-нибудь метку со своим именем.
Ааслин засмеялась, и ее смех подхватили все.
– Это правда! Мы именно таковы!
– призналась она.
Может быть, Строители и были весьма умными и заботящимися о будущем инженерами, но артефакт - этот старинный кладезь памяти - оказался совершенно пустым, не считая нескольких разорванных смутных образов. Серые тени покрывали густую черноту.
Это произошло за пять дней до начала 6210 года. Печальные новости сообщил Миоцен один из талантливых внуков Ааслин по имени Пепсин, мощный, жизнерадостный мужчина с доверчивой улыбкой, сине-черной кожей и постоянным стремлением как можно быстрее объяснить именно саму суть. Когда стало окончательно ясно, что ждать от таинственного артефакта больше нечего, Пепсин выпросил странный предмет у своей знаменитой бабушки. И поступил с ним подобно любому хорошему наследнику настоящих капитанов - переделал этот бесперспективный агрегат в новый, своей собственной конструкции, тщательно и вдумчиво отобрал из бывшего погребца все самое важное.
При его докладе присутствовали лишь Вице-премьер и несколько разочарованных капитанов. Больше никого. Сама Миоцен сидела где-то сзади, просматривая административные бумаги и едва слушая быструю скороговорку.
– Но информация приходит к нам посредством множества самых тонких моментов.
Что такое?
– Гиперфибровое покрытие камеры со временем деградирует. А это дает нам ключ к ее вместилищу, - улыбнулся и еще быстрей зачастил Пепсин.
Уошен сидела впереди и, заметив, что Миоцен практически не слушает докладчика, взяла на себя смелость самой задать вопрос.
– Что вы хотите этим сказать?
– Мадам, я имею в виду только то, что уже сказал. Сарказм, прозвучавший в этих словах, все-таки заставил Миоцен поднять голову.
– Не поняла, - проворчала она.
– А теперь повторите все еще раз, но только медленно и уже мне лично.
Молодой инженер облизнулся и попытался объяснять помедленнее.
– Находясь в неблагоприятных условиях, стареет любая, даже самая лучшая гиперфибра. Я уверен, что вам это известно, мадам. Исследуя пересекающиеся слои артефакта на микроскопическом уровне, мы можем прочитать историю не только самого предмета, но и того мира, в котором он находился.
– Медулла оссиум!
– воскликнула Вице-премьер.
– Вероятно, мадам. Только вероятно, - заморгав и не думая об этикете, добавил Пепсин.
– Можете продолжать, - милостиво разрешила Миоцен. Пепсин кивнул, подчиняясь.
– Последние несколько миллиардов лет гиперфибра пробыла в жидком железе. Так предполагается. Но, если бы в ее поверхности не было трещин, деградация была бы гораздо большей, чем мы можем
– Он быстро поглядел на Ааслин.
– Гиперфибра имеет колоссальные возможности самовосстановления. Но при нескольких тысячах градусов по Кельвину связи восстанавливаются, конечно, не столь эффективно, как в обычных условиях. Зато этот процесс прекрасно проходит при тысяче градусов. Глубокий космос - тоже отличное место. Иными словами, на гиперфибре есть шрамы, и у этих шрамов имеется совершенно отчетливое происхождение. И то, что я видел под микроскопом, и то, что остальные здесь присутствующие видели… измерив шрамы, дает нам неопровержимые доказательства существования от пяти до пятнадцати сотен тысяч отчетливых периодов крайне высокой температуры. Возможно, каждый из этих периодов отмечает время, проведенное в глубинах Медулла оссиум…
– От почти пятисот тысяч?
– прервала его Миоцен.
– Это ваша оценка?
– Базовая, мадам.- Пепсин снова облизнулся, заморгал и как-то виновато улыбнулся.- Разумеется, мы не можем предполагать, что артефакт постоянно выбрасывался на поверхность, и, конечно, были периоды» когда он затоплялся несколько раз в течение одного цикла.
– И снова облизал губы.
– Итак, можно сказать, что это некие часы, и, если бы у них были стрелки, они указали бы на то, что мы всегда предполагали. Предполагали всю мою краткую жизнь и всю последнюю главу ваших великих жизней…
– Давай-ка попроще, - заворчала на внука Ааслин.
– Медулла оссиум расширяется и сжимается. Это очевидно.
– Он быстро оглядел всех.
– Почему это происходит, я не знаю, и понять, как делается этот трюк, я не в силах.
Миоцен не могла оставить эти таинственные слова без внимания.
– Наше стандартное предположение и заключается в том, что противодействующие поля давят на Медулла оссиум, а потом ослабевают. И когда они ослабевают, мир расширяется.
– До каких же размеров? До того, как заполнит всю оболочку?
– Увидим,- сухо остановила его Миоцен.
– Да, и о контрфорсах, - не унимался Пепсин, и не то от храбрости, не то по глупости спросил великую женщину: - А что ими управляет?
Это был старый, всегда ставящий в тупик вопрос. Но Миоцен пустила в ход столь же старый и самый простой ответ.
– Спрятанные реакторы некоего неизвестного нам типа. В стенах оболочки или под нашими ногами. А может, и там, и там.
– Но почему они проходят эти циклы, мадам? Я имею в виду, что будь я главным инженером и захоти постоянно удерживать Медулла оссиум на одном месте, то не стал бы никогда позволять контролирующим его силам впадать, так сказать, в полуспячку. А вы, мадам? Позволили бы вы это пусть даже раз в десять тысяч лет?
– Мы не понимаем действия этих полей. Вы сами узнали о них, можно сказать, пару дыханий назад. Никто не знает, как они добывают для себя энергию, или регенерируют, или чем еще там они держатся. Эта тайна делает все, чтобы остаться тайной, а мы отдаем ей в этом должное.
Пепсин весь сгорбился, словно услышанные слова легли на него тяжким грузом, но глаза выдавали скрытое сопротивление. Неожиданно он выпрямился, став еще шире и даже как-то чернее.
– Вы уже не раз обсуждали этот вопрос с моей бабкой, не так ли?
– усмехнувшись, поинтересовался он.