Жизненная сила
Шрифт:
О разум, тяжела твоя ноша. Ты всегда можешь вообразить себе все прекрасное, к чему сам никогда не имел и не будешь иметь отношения.
По молодому плато дорога вела к не менее молодому вулкану, ныне спавшему. Грязное железо и никель покрылись шероховатым шлаком. Когда машина взобралась на голый склон, дождь утих, тучи развеялись, и Уошен, оглянувшись назад, смогла увидеть величественное лицо окружавшего их мира.
Небо было бледным, как никогда.
По мере того, как слабели контрфорсы удерживавших планету полей, утихал и резкий свет. Он еще по-прежнему был ярок, но уже не той режущей до костей остротой. Температура тоже медленно, но неуклонно ползла вниз. Мир расширялся, и сила
Неподалеку от линии горизонта что-то сверкнуло в солнечных лучах, что-то слишком маленькое для невооруженного глаза. Это был первый базовый лагерь, все еще сверкающий гиперфиброй, со своими пустыми модернистскими зданиями и бриллиантовыми дорогами. Но под ним расстилался теперь совершенно иной мир. Свет силовых полей совершенно исчез, открывая глазу прекрасное, похожее на мерцание звезд свечение новых городов и дорог.
Но что могло случиться с этим миром в следующую минуту? Думая об этом, Уошен невольно снова посмотрела вдаль, испытывая при этом холодную, какую-то безразличную боль.
– И мы не знаем, правда ли это?
– пробормотала она. «Что ты сказала?» - едва не спросила ее Миоцен, но вместо этого оберегающим жестом положила обе руки на шар серо-белой керамики, и по ее телу прошла волна какого-то странного удовлетворения от общения с этим ужасным артефактом.
Не нанесенная на карту железная река означала, что путешествие удлиняется.
В результате они опоздали на целый час - прибыли в три утра по корабельному времени, как показывали серебряные часы Уошен.
Открытое место, где они оказались, начиналось с потока лавы, но когда расплавленное железо ушло под землю, наружная поверхность изогнулась и приняла форму амфитеатра. Сценой служила огромная плита гладкого шлака, а во все стороны мощными лестницами вверх уходило черное железо. Постоянная игра света и тени и сам угол наклона этих лестниц создавали обман зрения, и все казалось ближе, чем есть на самом деле. Как предписывали инструкции, Уошен остановилась посреди сцены, капитаны вышли, и погрузчик обеими своими составными руками осторожно опустил сосуд на поблескивавшую поверхность. Тут же появились первые Бродяги, почти незаметные на черном фоне. Идя тихим, церемониальным шагом, они спускались, казалось, целую вечность. Помимо штанов на них на этот раз были декоративные маски из мягкой кожи, натянутой на каркас из костей и украшенной богатой резьбой. Кожа была их собственной, кости тоже. Каждая маска была раскрашена кровью и мочой, и каждая изображала все одно и то же дикое зверское лицо с глазами, но без рта. Это было лицо Строителей, догадалась Уошен. Почему Бродяги вообразили себе их именно такими, она не знала. Дью говорил ей, что Тилл увидел это лицо во время своей молитвы. Вождь Бродяг был уверен, что его посетил дух Строителей, и отныне слушался только его голоса и советов.
Когда первые Бродяги приблизились, они совсем замедлили шаг и подняли маски с лиц на макушки.
С того времени, как Уошен в последний раз видела Тилла, прошло, наверное, около пятнадцати столетий. И все же она узнала его тотчас. Она знала его по портретам и по воспоминаниям, однако сейчас она сразу же увидела в нем Миоцен - ив этом надменном лице, и в этой важной, императорской поступи.
Он был уменьшенной и улучшенной копией своей матери.
Остальная делегация - священники, дипломаты и члены кабинета - шли за
На это чудо не смотрел один только Тилл. Он глядел на Миоцен, и на его лице отражалась настороженность вкупе со многими другими чувствами. На мгновение он открыл рот, чтобы обратиться к ней, но вовремя спохватился, перевел дыхание и повернулся к Уошен.
– Могу ли я осмотреть находку?
– Пожалуйста, - разрешила она, обращаясь не только к нему, но и ко всем остальным.
Локи стоял рядом с Тилл ом, что означало высшую степень приближенности. И это, как обычно, наполнило сердце Уошен гордой радостью.
– Как ты, мама?
– спросил Локи вежливо, но без намека на сердечность.
– Вполне хорошо, - оставалось ответить ей.
– А ты? Ответом ей стали странная усмешка и молчание.
Но где Дью? На сцену выходило все больше и больше Бродяг, и Уошен напряженно всматривалась в каждого, снимавшего маску, уверенная, что Дью, спрятавшийся в нарастающей толчее, все же где-то близко.
Тилл опустился на колени, лаская пальцами гладкую поверхность сосуда.
Миоцен смотрела на него, но глаза ее оставались пустыми и незрячими.
Вскоре сцену окружили еще несколько тысяч избранных Бродяг - это все были кормящие женщины, у каждой к роскошной груди был приложен хотя бы один ребенок. Ветерок приносил густой, непонятный, но приятный запах. Десятки тысяч новых Бродяг появлялись из джунглей со всех сторон, шагая медленно, важно и почти неслышно, создавая ровный гул, напоминающий рокот отдаленного прибоя. В этом звуке было что-то маняще-прекрасное и пугающее, чему невозможно было сопротивляться.
И среди них находились дети и внуки Локи.
В принципе, Уошен имела сотни тысяч наследников среди этих людей, что, к сожалению, никак не радовало старую женщину, сосредоточенную лишь на своем собственном сыне.
Жужжание сосуда становилось все громче, затем, достигнув пика, смолкло.
– Итак, - крикнул, подняв руку, Локи.
И тысячи повторили его жест и слово. И этот общий голос понесся к вершинам амфитеатра, неожиданно вызвав к жизни множество золотых шаров, появившихся по верхним краям склонов. Они катились, сверкая в свете дня, словно невидимая сильная рука тащила их вперед и вперед. Они золотой стеной висели в воздухе, покрывая все пространство сплошной пеленой площадью во много гектаров. Как бы это ни было сделано, во пленка из плодов дерева добродетели перекрыла амфитеатр поверху, создав временную непроницаемую крышу.
Небо потемнело.
И тут, почувствовав полную темноту, сосуд открылся, обнажив новое небо и новый мир. Медулла оссиум был снова гол, гладок и покрыт единым океаном пенящегося расплавленного железа.
И все обнаружили, что стоят прямо в этом океане, наблюдая древнюю трагедию собственными глазами.
Появились враги Строителей.
Без всякого предупреждения ненавистные Унылые проникли через стены, появившись из бесчисленных туннелей - похожие на насекомых киборги, двигавшиеся на чудовищно ненормальной скорости. Как злые осы, они ринулись на Медулла оссиум, выплевывая потоки антивещества, хлещущие расплавленную поверхность. Над нею заплясали белые взрывы. Завертелось и поднялось жидкое железо, поднялось и опало вновь. В жестком свете этих взрывов Уошен смотрела на сына, стараясь проникнуть в его душу и понять выражение спокойного лица. Локи стоял, расставив ноги и широко раскрыв глаза, а от его мускулистого тела шел острый запах пота. Да и почти все Бродяги вокруг были в таком же состоянии. В это действо оказалась втянута даже Миоцен. Но она смотрела не на спектакль, а на собственного сына, и потому ее оцепенение было гораздо более страшным, чем у кого-либо из окружающих.