Жизненная сила
Шрифт:
– Где он?
– прошептала Уошен.
И глаза ее сына смягчились и потеплели.
– Теперь его душа везде, - ответил он и широко обвел рукой жесткую железную землю.
– Везде?
– Уже восемь лет.
– В голосе Локи звучала печаль, и скорбь сквозила в его движениях.
– Было большое извержение, и оно забрало его.
Уошен не могла ни говорить, не шевелиться. Теплая рука коснулась ее локтя, и заботливый голос спросил:
– С тобой все в порядке, мама?
Уошен перевела дыхание и сказала правду.
– Нет, не в порядке. Мой сын.
–
Она вырвала руку и отвернулась.
А в это время Миоцен, холодная, рассудительная, никого не любившая Миоцен, упала на колени, стиснув руки перед залитым слезами лицом. Вот чем кончилась их столь многообещающая миссия. Миоцен умоляла.
– Тилл, - гневно и страстно просила она.
– Я виновата, очень виновата, мой мальчик! Я была неправа, ударив тебя тогда… прошу, попытайся простить, умоляю… прости…
Но Тилл лишь на секунду наклонил голову, так ничего и не сказав.
Больше того, он отвернулся, собираясь уйти, и тогда Миоцен использовала свою последнюю карту.
– А я люблю Корабль, да, люблю!
– кричала она ему и всем вокруг.
– Вы были неправы тогда, как неправы и сейчас. Я люблю и забочусь о Корабле гораздо больше, чем вы даже можете себе представить! И я всегда буду любить его больше, чем тебя, неблагодарный подонок!
Глава двадцать первая
Капитаны и появившиеся на Медулле архитекторы создали Великий Храм. На протяжении тысячи лет над его воплощением трудились лучшие художники, и всякий взрослый Преданный отдавал его созданию свое время и , свои руки. Поэтому Великий Храм, даже еще не будучи законченным, представлял собой великолепное зрелище. Шесть позолоченных куполов создавали идеальный круг. Грациозные параболические арки тонированной стали поддерживали их, поднимаясь все выше и выше. Центральная башня была вообще самым высоким строением на Медулле - и самым глубоким. Ее основание уходило на целый километр в глубины холодного железа, где находился резервуар чистейшей воды.
Кроме того, в этом Храме было предусмотрено некое чудо. Любой случайный нейтрино, залетевший в его высокое пространство, сталкивался с направленными атомами, и в результате происходившего при этом взрыва возникал красивый пучок света. Это давало возможность священникам Нового Храма утверждать, поучая приходящих туда детей, что Медулла оссиум есть лишь малая часть более могущественного, величественного Творения, не видного глазу, но открывающегося верующему уму.
Перебежчик от Бродяг попросил однажды провести его в Храм, что, впрочем, было естественно.
Но Вице-премьер, просматривавший рапорты и протоколы всех официальных допросов, пришел к выводу, что эта измена Бродяги далеко не так очевидна, как кажется.
Администратором Храма была нервная женщина. Эта ответственная должность и так доставляла ей множество хлопот, теперь же, ввиду такого непредвиденного события, она и вовсе начинала терять
Но Миоцен не дала ей ни минуты времени на подобные раздумья.
– Вы выполняете колоссальную работу, - резко и даже не очень вежливо сказала она.
– Да, мадам.
– Так держать!
– завершила Миоцен свое приветствие, тем самым напоминая своей подчиненной, что малейший шаг в сторону от темы есть нарушение субординации, и затем более мягко поинтересовалась: - Где наш гость?
– Он в библиотеке.
– Ну, разумеется.
– Он хочет вас видеть, - предупредила администраторша.
– Практически он просто требует, чтобы я привела вас к нему.
Они стояли в одном из малых входов перед тяжелой дверью, вырезанной из цельного ствола огромного старого дерева добродетели. И поскольку Миоцен никому не позволяла торопить себя, она намеренно задержалась, поглаживая старое дерево, темное, как запекшаяся кровь, и, как губка, испещренное крошечными дырочками; раньше они были устьями, через которые выходил на поверхность золотой жир. Рядом стояла охрана - пара столбообразных людей с подозрительно бегающими глазами - и внимательно вглядывалась в тихую улицу. Мысли Миоцен были где-то далеко. Она думала о Корабле и, в частности, о том отделанном деревом кабинете, что находился когда-то меньше чем в пятистах метрах от квартиры Премьера. Она сморгнула, вздохнула и в очередной раз почувствовала печаль, к горлу подкатывал тугой комок каких-то необъяснимых страхов…
– Хорошо, пошли, - выпрямилась, наконец, она и оправила форму.
– Представьте меня нашему новому другу.
Общественные приемные находились в каждом из шести главных покоев. Жители сами избирали священников, и в результате в каждой приемной сложился свой собственный стиль. В некоторых беспрестанно говорили о Великом Корабле, его красоте и мощи, невообразимом возрасте и неразрешимой тайне. В других готовили прихожан к тому славному дню, когда появятся первые чужие. А некоторые оказались поглощены более эклектичными, абстрактными и далеко идущими целями: звездами и мирами Млечного Пути и бездонным универсумом, который затмевает все, что может увидеть, ощутить и даже представить себе человечество.
На таких космических чудесах и была сосредоточена одна из служб. Некий господин шелковым голосом распевал молитвы далекому солнцу класса Г.
– О, теплое настолько, что можешь зародить жизнь одновременно во многих мирах, - выводил он.
– О, долго-живущее и созидающее! Наш дом, наша великая Земля рождена подле такого же золотого солнца, и было оно, как семя дерева добродетели. Но универсум полон миллиардов подобных семян, и жизнь в нескончаемых формах льется повсюду. О, полная, прекрасная и вечная жизнь!