Жизненные навыки. Тренинговые занятия с младшими подростками (7–8 классы)
Шрифт:
Оказывается, помимо психодинамического начала в каждом человеке есть то, что не болеет, не боится, то, что свободно. Вслед за В. Франклом назовем этот аспект человека «персональность», или Person. И телесность с ее новыми ощущениями, и психодинамика с ее страстями – все это оказывается в поле восприятия персонального начала. Оно встречает и принимает то, что появляется в фокусе внимания. Оно свободно что-то сделать с этим. Персональность свободна. И она проявляется в других, не психодинамических мотивациях. В персональном аспекте человек любит и нуждается в любви, верит и отчаивается, когда верить не во что. Он открыт вовне – миру с его данностями и новостями – и вовнутрь – своим ощущениям, чувствам и мыслям, всему, что появляется спонтанно. Доверие и совесть, милосердие и самоотдача – все это персональность, и она очень точно описана через содержания 4 ФМ. Чем занят человек, когда перед ним встает вопрос: «Могу ли я быть в мире?» Он старается выдерживать то, что нагружает, принять трудное, вплетая его в свою жизнь и превращая во что-то осмысленное. В процессе принятия происходит освобождение от страха и тревоги – вместе с наступившим покоем взгляду открывается
Чем занят человек, когда возникает вопрос: «Нравится ли мне жизнь?» Он обращается к ней с открытым сердцем, с готовностью дать с собой что-то сделать. Обращение – эмоционально открытое внимание – работа Person.
Что делает человек, когда приходится спрашивать себя: имею ли я право? Рассматривает, оценивает, определяет ценность и своих, и чужих намерений – всего, что относится к рассматриваемой ситуации. Выносит суждение, занимает позицию, решается на поступок, вносит себя со всеми своими ценностями и предпочтениями в конкретные обстоятельства, сверяется с совестью. Голос Person – часто это голос совести.
А в вопросах о смысле? Ищет смысл, а это означает – ищет возможности, проверяет их реалистичность, проверяет ценность каждой, соотносит с собой, и наконец поддерживает себя в намерении довести решение до воплощенного результата. Вот тогда, в этом результате (будь то дело, поступок или законченный проект), человек полностью показывается как Person. Пока он переживал, разбирался с оценками, искал решение, он еще не полностью воплотил себя персонально. Когда работа завершается результатом, мы переживаем максимальную персональность и, если результат нам подходит, – исполненность, лучшее экзистенциальное переживание. Хорошая жизнь – пригоршня таких переживаний: хорошо получилось, все правильно, пусть будет так.
Итак, человеческая психика бывает разной – персональной, открытой, свободной и неперсональной, эгоистичной, голодной, зависимой, защищающейся, психодинамической. В каждом человеке есть и то и другое.
Кризис 13 лет сводит с ума своей яркой и массированной психодинамикой. У одних – психодинамика агрессивно-борющаяся, у других – избегающе-замирающая (помните, в предыдущей главе мы говорили о двух типах кризиса?). Нам же важно разглядеть то, что на глубине.
На глубине, за психодинамической завесой, у подростка всегда можно разглядеть то, что не болеет, – персональное. Поэтому так важна периодизация, которая фокусирует внимание на персональном. Посмотрим, какие экзистенциальные задачи решают семиклассники.
7–8 класс – это смена экзистенциальных эпох. Детство окончательно сменяется пубертатом. Тяжело в этот момент тем, чье детство не выполнило своего предназначения. Какого? Давайте вспомним: второе семилетие – время установления хороших теплых отношений с жизнью (ценностным, «отношенческим», дружеским аспектом бытия). Это время для того, чтобы, переживая плохое и хорошее, начать что-то понимать про добро и радость, благодарность и теплоту жизни, почувствовать ее ценностное богатство. Чтобы ценить радость, важна грусть, важны потери и лишения. Парадокс: жизнь без проблем, «укутанная в вату», отвращает от жизни, заставляет не ценить ее. Ценностное отношение охраняется и передается от поколения к поколению через культуру (культура и есть принятый в социуме способ «ухаживать» за ценностями, за тем, что дорого и важно этому народу). Мы помним из учебников по психологии развития, что младший школьный возраст – время учебы. «Ведущая деятельность учебная», – говорят психологи теории деятельности. «Когнитивное развитие на первом плане». Но если мы почитаем выдающегося нейробиолога Л. Чомпи (Чомпи, 2012), то узнаем, что «когниция» означает различение, дифференциацию, то есть появление новых нейронных связей. Нейронные связи между аксонами формируются только при условии наличия гормона серотонина, а гормон кортизол, напротив, блокирует процесс формирования новых ассоциативных связей. Мы знаем, что серотонин – гормон счастья, а кортизол – гормон страха и стресса. Значит, не когниция ведет за собой эмоцию, а эмоция выступает «штурманом» процесса познания. Сначала покой (пока его нет, Person должна будет за него бороться – ей не до новых знаний), потом неожиданный интерес – как будто затронуло что-то, затем радостное волнение: «Посмотрим, что тут такое интересное?» Затем – сосредоточенность: «Я хочу еще побыть с этим!», а после – погружение и новые инсайты в определенной сфере познавательной деятельности. Когниции – различения – всегда результат чувства «мне нравится этим заниматься». Ученик становится экспертом в той самой области, где ему хочется задержаться. А на фоне страха и гнева ничего «не учится», мотивация разрушается или даже не рождается. Мы хорошо знаем, как дети постепенно от класса к классу становятся все более разборчивыми в отношении учителей. Учителя, способные создать позитивную атмосферу на своих уроках, влюбляют детей в свой предмет. За теми из них, кто хорошо общается, партнерски и дружественно себя ведет, ученики готовы идти куда угодно. В период отрочества расширяется число позитивных связей с миром. Чем их больше, тем лучше, лишь бы кружки, дополнительные занятия, уроки и секции включали ребенка эмоционально. В этом возрасте все в ребенке хочет этого, если, конечно, он доверяет ведущему взрослому. Кроме того, много места занимают дружеское общение, игра, фантазия. Что это дает в экзистенциальном смысле? Богатейший запас переживания хорошего. Это база, на которой выстраивается любовь к жизни, пусть пока неосознаваемая, но отчетливая позиция: «Это хорошо, что я живу!», «Я хочу жить эту жизнь, жить стоит, потому что жизнь, несмотря на потери и трудности, дарит много хорошего». Невозможно недооценить важность этой установки. Если ее нет, ребенок оказывается безоружным перед зависимостями: голод на хорошее делает его неразборчивым в выборе поводов для переживаний драйва и наслаждения. И вот уже не ценности, а эрзацы становятся важными в его жизни. Сегодня, как известно, «молодеют» и алкоголизм, и компьютерные зависимости, и наркомания, и депрессия.
Итак,
К концу второго семилетия очень логично ведущими становятся темы 3 ФМ. Первая тема: если ты что-то любишь, учись отстаивать это. Ценности налагают ответственность, а потребность их защищать активно развивается в преддверии кризиса. Защищать собственное непросто. Сначала это делается агрессивно, но это лучше, чем не отстаивать вообще. Ценность отстаивания Собственного – одна из важнейших в масштабе жизни. Взрослые должны увидеть ее и «снять шляпу». На первой стадии подросткового кризиса, в 13–14 лет, подростки пока вырабатывают установку защищать свое. Они еще не знают, что это – только половина дела. Недостаточно научиться отказывать и упорно настаивать на своем. Нужно еще внутренне оправдаться, перед самим собой. Эта вторая часть пока дается совсем трудно, а вот первую они тренируют по много раз за день, и это хорошо. Взрослые должны понимать, как это хорошо и важно, и привлекать внимание к этой стороне жизни. Помочь превратить проблему в задачу, вызов. Не просто кое-как защищаться, а высококачественно. Об этом и подискутировать неплохо было бы: «Что такое достоинство личности?», «Черный пояс по отстаиванию собственного» или что-то подобное. Великая русская литература имеет образцы, интересные для обсуждения. Например, с каким достоинством Гринев разговаривает с Пугачевым – а ведь на кону жизнь! («Капитанская дочка» Пушкина в этом возрасте предлагается как нельзя кстати.) Школа – вечный практикум умений отвечать на провокации, огрызаться, припечатывать острым словцом или шуткой, а иногда и серьезно предупреждать о последствиях, короче – защищать свои границы.
Внешний диалог развивается и укрепляется, внутренний диалог – у кого как. Многое зависит от того, есть ли у подростка собеседник, взрослый, спокойно разговаривающий с ним в той самой манере, присвоив которую, впоследствии подросток смог бы сам с собой вести беседу. Конфликтные и полные страданий опыты в отстаивании своей правоты еще только начинают процесс укрепления Я – главную задачу пубертата. В этом смысл ввязывания в конфликты – Я укрепляется только в этом.
Сверхценностью в 13–14 лет становится сила Я, в чем бы она ни проявлялась: месте в иерархии и популярности, силе физической или упрямстве духа. Быть сильным важнее, чем быть великодушным: подростки уже знают, что такое справедливость, но еще не ведают о милосердии. Если мы посмотрим глубже, увидим, что именно они защищают такими неразборчивыми способами. Это «что» – важная вещь: самоценность, картина себя, пусть пока еще идеалистическая, без права на ошибку (поэтому часто врут), ценность и достоинство друга, просто другого человека (потому что несправедливо!), своей группы или класса в противостоянии другой группе или учителю: вместе все же легче отстаивать. Они очень нуждаются в понимании и уважении со стороны значимого взрослого. Конфликты в классе – на первом плане, в глубине – вопрос к близкому взрослому: «Ты принимаешь меня таким? Ты меня уважаешь, если я делаю по-своему?»
В 13–14 открывается новая экзистенциальная тема – тема 4 ФМ. Это вопрос о будущем. Ее поднимают сначала взрослые (эта динамика переноса активности от взрослого к ребенку хорошо описана в периодизации субъективности В.И. Слободчикова): «Кем ты хочешь быть? Идешь в колледж или остаешься в средней школе? Стоит ли выбирать те или иные школьные предметы, нужны ли они для поступления в вуз?» Открывающаяся тема более широкого жизненного (и смыслового) контекста (4 ФМ) на фоне совсем не окончательного еще решения задач 3 ФМ («Кто я? Чего я хочу? На что имею право?») приводит к парадоксальному феномену – под угрозой оказывается все, что было «наработано» ранее: происходит отрицание ценностей, под сомнение ставятся отношения, дружба, любовь. Самосознание (по теории развития мышления Ж. Пиаже к 14 годам окончательно складывается стадия формальных операций) открывает новую способность – все рассматривать под разными углами зрения, таким образом меняется смысл прежних опытов жизни. Появляется биография – переосмысление предыдущих возрастов своей жизни: подросток уже не сознает себя через те облик и образ жизни, которые ему привычны, но при этом понимает, что со стороны он воспринимается по-прежнему через них. Теперь он снова задается вопросом «Кто я?», уже ставя под сомнение представление о том, что значит вообще «знать». Так, через сомнения и поиски себя делается еще один шаг к свободе. Большие долгосрочные цели только позже, через несколько лет, станут экзистенциальной темой для подростка. Стремление к переживанию свободы откроет новые задачи. Пока – только первые, но такие яркие инсайты. Вот описание одного из них (из монографии Шарлотты Бюлер):
«Я встал, потянулся и, встав на колени, посмотрел в окно на кроны деревьев. В этот момент я ощутил себя. Казалось, все отделилось от меня, и я вдруг остался один. Удивительное чувство – чувство парения. И тут же возник удивительный вопрос к самому себе: Ты – Руди Делиус? Ты – тот самый, которого так называют друзья? Тот, которого в школе называют этим конкретным именем и ставят конкретные оценки? Ты – тот самый? Второе Я во мне явилось моему другому Я, которое здесь же вполне объективно проявлялось моим именем. Это было почти физическое отторжение, отделение ото всего, что меня окружало, с чем до сих пор я чувствовал себя неразрывно. Я неожиданно ощутил себя одним-единственным, выделившимся изо всего… Я понял, что что-то навсегда значительное произошло со мной, внутри меня… В один момент старая природа кровных связей утеряла смысл: понятия “отец”, “брат”. И родина со всей ее сцепляющей силой и властью “отпала”, лежала где-то рядом, как смененная кожа. Я во мне было свободно, раскрепощено, отпущено, оно парило и было безответственно, уникально, ценно в своей неповторимости, миру недоступно и нерушимо. Такое переживание своего Я – это как второе рождение» (Baacke, 1983).