Жизнеописание короля Людовика Толстого
Шрифт:
Едва после церемонии Людовик снял праздничные одежды, как внезапно посланцы из церкви Реймса принесли ему письма с дурными вестями — содержащими протест и запрещение папским авторитетом совершать помазание, если эти письма будут доставлены до того, как оно свершиться. В письмах утверждалось, что первое право королевской коронации принадлежит по праву церкви Реймса, и что Св. Ремигий получил эту прерогативу полностью и неоспоримо от первого короля франков, Хлодвига, во время его крещения. И всякий, кто посмеет нарушить это, будет предан вечному проклятию. Тамошний архиепископ, почтенный пожилой человек, Рауль Зеленый, вызвал резкое и опасное недовольство короля, поскольку был избран и взошел на кафедру без королевского согласия. Поэтому, он надеялся, таким образом, или заключить мир с королем или же отложить коронацию. Но поскольку посланцы прибыли слишком поздно, то их содержали с миром в Орлеане, и хотя они много чего сказали, прежде чем воротиться домой, все их слова не достигли ничего.
Глава 15
О
Людовик, теперь милостью Божьей король Франции, не мог забыть уроков, усвоенных им в юности, о том, что надо защищать церковь, покровительствовать бедным и нуждающимся и трудиться на благо мира и защиты королевства.
Вышеупомянутый Гуи Красный и его сын Гуго де Креси (Crecy), образованный молодой человек, доблестный, но созданный для насилий и пожаров, и которой обещал стать баламутом всего королевства, оба они продолжали упорствовать в непризнании королевского достоинства из-за той горечи, которую испытали при позорной сдаче замка Журнэй. Поэтому, Гуго не пожалел даже своего брата Одо, графа Корбэя, поскольку тот не дал ему помощи против короля и, воспользовавшись его простотой, заманил в засаду. Однажды граф Одо решил мирно поохотиться в своих собственных владениях, и тогда этот дурной человек показал, что для него, испорченного завистью, значит кровное родство. Он пленил своего брата Гуго, заковал его и посадил на цепь в замке Ла-Ферте-Бодуан (La Ferte-Baudoin), и не соглашался освободить его иначе как при условии, что он пойдет войной на короля.
Столкнувшись со столь необычным безумием, большое число обитателей Корбэя — а этот замок был богат рыцарями древних фамилий, — стало искало той защиты, которое всем обещала корона. Упав на колени перед королем, со слезами и рыданиями, они рассказали ему о пленении графа и об обстоятельствах при которых это случилось, и просили и умоляли Людовика освободить его силой. Когда обещание Людовиком помощи дало им надежду на освобождение, их гнев поостыл, и их горе немного утихло, и они обратились к вопросам о средствах и силах, которыми они хотели бы освободить и вернуть сеньора. Ла-Ферте-Бодуан принадлежал Гуго не по праву наследства, а благодаря его женитьбе на графине Аделаиде, с которой он впоследствии развелся, оставив замок за собой. Поэтому, некоторые люди из Ла-Ферте вступили в связь с людьми из Корбэя и поклялись провести их в замок, несмотря на все предосторожности стражи.
Став предводителем людей из Корбэя, король, избегая огласки, поспешил туда с горстью домашних рыцарей. Было уже поздно, и люди в замке уже болтали около своих костров, когда передовой отряд во главе с сенешалем Ансельмом Гарландом, очень храбрым рыцарем, и примерно сорока воинами, появился у ворот, по поводу которых было условлено, и сделал отчаянную попытку овладеть ими. Но гарнизон, удивленный ржанием лошадей и излишним шумом, производимым рыцарями, поспешил дать ему отпор. Поскольку вход был заперт воротами, находящимися во вражеских руках, то те, кто проникли вовнутрь, не могли ни продвинуться вперед, ни вернуться назад, и защитники, ободренные силой своей позиции, могли очень легко перебить тех, кто оказался перед воротами. Нападающие, подавленные и темнотой и своим неудачным положением, не могли долго выдерживать удары и вернулись к внешним воротам. Но отважнейший Ансельм, пожертвовав собой, прикрывая отступление, не смог одолеть врага в воротах, был взят в плен и оказался в замковой башне не как победитель, а как пленник — вместе с графом Корбэя. Их положение было одинаково, но их страхи — разными, один страшился смерти, а другой только лишения наследства, и будто о них было сказано: «Карфаген и Марий утешали друг друга по поводу своих судеб» (Лукиан, Фарсалия, II, 91–92).
Когда крики беглецов достигли ушей спешащего короля, то он, сердясь, на то, что его задержали и остановили трудности темной ночи, вскочил на весьма быстрого коня и поспешил на помощь к своим людям, храбро атакующим ворота. Но он нашел ворота запертыми и, встреченный градом стрел, камней и копий, отступил. Пораженные несчастьем братья и родственники сенешаля припали к его ногам крича: «Имей жалость, славный и храбрый король! Этот дурной отлученный человек Гуго де Креси, пресыщенный человеческой кровью, может наложить руки на нашего брата. Если он приедет сюда или доставит его к себе, то вцепиться в его горло не думая о каре, которая будет ждать его за эту смерть, поскольку нет более свирепого человека, чем этот свирепейший из людей.».
Побуждаемый их страхами, король сразу окружил замок, перегородив идущие к воротам дороги, поставил вокруг 4 или 5 застав и применил как ресурсы королевства, так и свои собственные для захвата и замка и пленников. Гуго, который вначале был обрадован захватом Ансельма, теперь был напуган возможностью потери и его и замка. Тревожась, он пытался любыми средствами пробраться в замок, то верхом, то пешим, то под видом жонглера, то под видам проститутки.
Поскольку он уделяя все свое внимание только этому, то однажды был узнан около замка. Он вскочил в седло, но будучи не в силах отбить смертельное опасное нападение, стал искать спасение в бегстве. Внезапно, находившийся среди прочих преследователей брат плененного сенешаля, Вильгельм, рыцарь великой доблести, благодаря быстроте своего коня и своему собственному рвению, вырвался вперед, и пытаясь отрезать ему дорогу, помчался на перехват. Гуго, узнал его по быстроте и по тому как часто он потрясал копьем в его сторону,
Ни эта, ни другие случайности, не заставили короля отказаться от начатой осады. Он сжимал кольцо блокады, беспокоил гарнизон, и продолжал свои атаки до тех пор, пока не заставил осажденных сдаться, что случилось после одного тайного нападения, предпринятого его рыцарями, при содействии некоторых изменников из гарнизона. В суматохе, рыцари бежавшие в укрытие думали только о том, как бы спасти свои жизни, а не о том, чтобы избежать пленения — запертые там, они не могли ни защитить себя, ни выйти оттуда. Наконец, после того как несколько человек было убито, а остальные ранены, они сдались сами и сдали замок на волю короля и признали его своим сеньором. И так, «И исполняя долг и будучи свирепым в одно и тоже время» (Овидий, Метаморфозы, III, 5) он вернул себе сенешаля, братьям — брата, а людям Корбэя — их графа, выказав себя и благоразумным и милосердным. Из рыцарей, находившихся в замке, часть он разжаловал, лишив всего имущества, часть осудил на длительное заточение, намереваясь этой мерой предостеречь от подобного других. И так, этой великой победой, одержанной благодаря Божьей помощи вопреки ожиданиям его соперников, он увеличил достоинство короны.
Глава 16
О встрече короля Людовика с королем англичан Генрихом в Нофле (Neaufles).
В это время Генрих, король англичан, счастливо прибыл в Нормандию. Он был весьма храбрым человеком, превосходным на войне и в мирной жизни, и его высокая репутация была известна почти во всем мире. Чудесный, хотя и несколько грубоватый, пророк, провидец и возвеститель вечных судеб Англии, Мерлин, во всеуслышанье, с изяществом и правдивостью превозносил достоинства Генриха. Но свои похвалы он внезапно прервал, как это свойственно пророкам, словами: «Затем явится лев правосудия, и когда он зарычит, то задрожат галльские башни и островные драконы. В эти дни золото будут добывать из лилий и из крапивы, а серебро потечет из под копыт мычащих животных. Люди с постриженными волосами будут рядится в разные одежды, и их внешний вид будет знаком их внутренней сущности. Ноги лающих будут обрублены, дикие звери обретут мир, а человечество — подвергнуто мукам. Ценность монеты изменится, и половина станет целым. Исчезнет хищность коршунов, и затупятся зубы волков. Детеныши льва превратятся в морских рыб, а орел совьет свое гнездо на горе Аравии (Snowdon)» (Гальфрид Монмутский, История бриттов, 113).
Все сказанное этим великим и древним пророком столь точно приложимо к храброму королю, и как к нему самому, так и к правительству его королевства, что ни одна йота или слово не кажется неуместным. То, что сказано в конце о детенышах льва, очевидно относится к его сыну и его дочери, которые потерпели кораблекрушение и стали добычей морских рыб, и их физическое превращение доказывает правдивость пророчества.
Так, король Генрих, благодаря счастливой судьбе, ставший наследником своего брата Вильгельма, по совету опытных и надежных людей, обустроил королевство Англию по законам ее древних королей, а также, для завоевания популярности, клятвенно подтвердил старые обычаи королевства. Затем он отплыл в герцогство Нормандию и, опираясь на помощь французского короля, привел страну в порядок, пересмотрел законы и силой водворил мир, угрожая ворам вырыванием глаз или повешением. Эти и подобные угрозы, быстро приводимые в исполнение, произвели глубокое впечатление (ведь «на обещания может быть щедрым каждый» (Овидий, Искусство любви, I, 444)), и «при нем на земле воцарилась тишина» (Маккавеев, I, 1,3). Нормандцы — это свирепые потомки данов, они лишены желания жить в мире и неохотно его придерживаются. И это только подтверждает грубую правоту слов пророка: «Исчезнет хищность коршунов, и затупятся зубы волков». Ни знатные, ни простые люди не отваживались мародерствовать или воровать. Именно это имел в виду Мерлин сказав: «При рыке льва правосудия задрожат галльские башни и островные драконы». Именно так и случилось, поскольку Генрих приказал либо срыть почти все башни и укрепленные места Нормандии (которая есть часть Галлии), либо разместил в них своих людей, которых он сам и оплачивал, или же, если они уже были разрушены, приводил к покорности своей воле. «Дрожащие островные драконы» — это английские бароны, которые не отваживались даже ворчать в продолжении всего его царствования.
«В эти дни золото будут извлекать из лилий» — это значит, что его стали извлекать у доброго духовенства; «и из крапивы» — то есть и у скупых мирян. И он извлекал его столько, что все должны были служить ему, а он мог оплатить эту службу. Поскольку лучше, когда один человек получает что-то от всех людей, но зато и защищает их всех, чем когда, все гибнут из-за того, что один человек не имеет ничего. «Серебро потечет из под копыт мычащих животных» — это значит, что раз он обеспечил безопасность для крестьян, то у них наполнились житницы, а полные житницы означают изобилие серебра и полную казну.