Жизнеописание султана Джалал ад-Дина Манкбурны

ан-Насави Мухаммад

Глава 103

Кое-что об образе жизни Шараф ал-Мулка

Он был великодушен и щедр. Деньги для него ничего не значили. Он часто брал там, где не следовало, и давал тем, кто этого не заслуживал. Он уважал ученых и отшельников и щедро их вознаграждал, назначая им пенсии (идрарат), и [раздавал] подарки. Он был мягкосердечен и плакал навзрыд, когда слышал проповеди или чтение Корана. В его время умножились регулярные пенсии (идрарат), и, если бы султан не сдерживал его узду в последние дни его правления, они поглотили бы доходы дивана почти полностью.

В обычаях их (хорезмшахов) было подтверждать пенсии (идрарат), [назначенные до них], и другие старые выплаты,

вплоть до того, что выплачивали пенсии, [назначенные] врагами. Они считали прекращение выплат вредным новшеством. Пенсии, назначенные Махмудом ибн Себюк-Тегином и правившими после него [государями] рода Сельджука, сохранились в правление султана, и люди наследовали эти [суммы] и строили на том, что они основали, поливая то, что они посадили, шли по проторенному пути и следуя прежнему [опыту].

Поэтому вновь назначенные пенсии (идрарат) Шараф ал-Мулка в период его вазирата едва не превысили прежние подобные выплаты всех времен.

/260/ Однажды к нему за подарками пришел шейх факих Зайн ад-Дин Абу Хамид ал-Казвини. Это было в Байлакане, и я привел шейха к нему во время одного собрания его друзей. Ал-Казвини стал проповедовать, произнося слова, от которых Шараф ал-Мулк заплакал. Затем шейх сказал: «Моя жена — дочь имама, известного по имени Раф'ан [822] , который был самым знающим факихом Ирака. Ему принадлежит известное сочинение Шарх ал-ваджиз («Краткий комментарий»). Она родила мне троих дочерей и двух сыновей. Они достигли совершеннолетия, а у меня нет денег, чтобы снабдить их при вступлении в брак».

822

'Имад ад-Дин Абу-л-Касим 'Абд ал-Карим ибн Мухаммад Раф'ан ал-Казвини (1160—1227) — известный факих шафиитского толка. Ему принадлежит комментарий к сочинению ал-Газали — Китаб фатх ал-'азиз фи шарх ал-ваджиз в 16-ти томах.

Тогда Шараф ал-Мулк выдал каждой дочери за счет денег казвинского дивана по двести динаров и издал грамоту о выдаче сыновьям по сто динаров. Они получали их ежегодно в виде идрара.

Когда шейх увидел, что у него широкая натура и легкая рука, он добавил: «А чем же виноваты старики — отец и мать?» И тот выписал обоим им сто динаров также в качестве идрара.

Так-то! Поистине, хотя это было пагубно для упорядочения средств дивана и недальновидно с его стороны, так как на него было возложено руководство эмирами державы, но щедрость сама по себе прекрасное дело, а таких и подобных поступков он совершил много. Однако он был малосведущ в ведении переписки, не обладал достаточной воспитанностью, был лишен познаний в счете и во всем, что было необходимо вазирам и катибам. Если он писал хоть одну строку по-персидски, то в ней бывало несколько ошибок.

Его настроение быстро изменялось, и он не был тверд ни по отношению к другу, ни по отношению к врагу, проявляя непостоянство и во вражде, и в дружбе. Он был очень благосклонен к тюркам и красноречиво говорил на тюркском языке. Он никогда не проявлял высокомерия, никогда никого не упрекал.

Текст его знака на султанских грамотах был таков: «Хвала великому Аллаху!», а его знак на диванских указах, издаваемых Верховным диваном: «Верьте этому!» На его указах для своих личных владений помечалось: «Верьте!» — по-персидски, а его монограмма на них была: «Абу-л-Макарим 'Али ибн Абу-л-Касим, искренний [раб] Эмира верующих!» Его знак на расписках был: «Так правильно!»

Вначале султан полагался на его мнение, выслушивал его слова и делал только то, что он ему советовал. Никто не был его соперником в [деле] управления. Долгое время [султан] находился /261/ под его влиянием, и он внушал ему, что хотел. Если бы он оставил свою легковесность во мнениях и целях, к которым стремился, а свою энергию направил на то, к чему его обязывала власть и к чему его вело счастье, — а у него был для этого капитал, который сделал бы его могучим львом и цепким орлом, — то дело обстояло бы совершенно иначе. Но предначертание Аллаха оказалось сильнее и дело Его крепче! «Поистине,

милость — в руках Аллаха: Он дарует ее тем, кому пожелает! [823] Он исполнитель того, что Он желает!» [824]

823

Коран III, 66 (73); LVII, 29 (29) и др.

824

Коран XI, 109 (107)

Глава 104

Рассказ о поездке султана в Гянджу и вторичном овладении ею

Когда подонки Гянджи убили находившихся в городе хорезмийцев, они затеяли смуту и проявили неповиновение. Ими руководил человек, известный по имени Бандар, и скопище черни слушалось его. Он протянул руки [к чужому добру], назначая штрафы, и зло его обернулось против тех, кто не был их соучастником в жестокости и заносчивости и не слушал голоса души, которая «побуждает ко злу» [825] .

825

Коран XII, 53 (53)

Султан направил меня и хаджиба ал-хасса Ханберди к ним и приказал, чтобы мы остановились в селении Шутур, которое находилось поблизости от них, и призвали их к повиновению, предостерегая от последствий непослушания. Несколько дней мы находились в окрестностях Гянджи, писали им и вели переговоры с ними, предупреждая их и объясняя им, что стук в двери несправедливости приближает их к беде и скверному исходу. И поистине, борьбу терпит тот, кто не находит пути к миру, а тот, у кого есть возможность обдумать и простор для выбора, удержит свою душу от соблазна прежде, чем начать сражение и столкновение с трудностями. Поэтому пусть они представят себе те тяжелые грехи, которые последуют за этим упрямством. Это они отнимут сон у глаз и душу у тел и [нарушат] должный порядок в имуществе. Поэтому не нужно соприкасаться с опасностями бедствий и стремиться к нежелательным последствиям.

Когда их стали увещевать, «они вкладывали свои пальцы в уши, и закрывались платьем, и упорствовали, и гордо /262/ превозносились» [826] .

К нам вышел ра'ис Джамал ад-Дин ал-Куми со своими детьми, и мы потеряли надежду [договориться] с чернью. Прибыл султан и остановился в одном из садов [Гянджи]. От нас к ним стали идти посланцы, даруя им пощаду и обещая прощение и милость. Даже скала смягчилась бы от того, что им обещали, но на их души это не повлияло, так как на уме у них [было другое]. А их Бандар продолжал упорствовать в своем невежестве «превознесением на земле и ухищрением зла. Но злое ухищрение окружает только обладателей его» [827] .

826

Коран LXXI, 6 (7)

827

Коран XXXV, 41 (43)

Затем они не ограничились этим и в один из дней даже вышли, чтобы сразиться, и стали против [нас], задираясь. Они добрались к ограде сада и выпустили несколько стрел по султанскому шатру. Султан тотчас же вскочил на коня вместе со своими приближенными. Он убедился, что их не отвратить от упрямства ни проповедью, ни справедливостью, так как для проповеди есть другие, [достойные] люди.

И поистине, кротость юноши там, где она неуместна, — это невежество [828] .

828

Это вторая часть двустишия ал-Мутанабби из касиды, посвященной Абу Шуджа' Фатаку, правителю ал-Файйума (ум. в 960 г.). См.: ал-Мутанабби, с. 45.