Жизнеописания наиболее знаменитых живописцев, ваятелей и зодчих

Вазари Джорджо

А потом он выстроил там башню высотой в сто двадцать футов с тринадцатью деревянными лестницами для подъема наверх, устроенными так удобно и скрытыми таким образом в толще стен, что можно с приятностью подниматься с площадки на площадку; и это придает башне удивительную прочность и своеобразие.

После этого герцог пожелал укрепить Пезаро и пригласил для этого Пьерфранческо из Витербо, весьма выдающегося архитектора. Когда же начались споры об укреплениях, Джироламо постоянно в них вмешивался, и суждения его и мнения приравнивались удачными и весьма разумными, и потому позволительно мне будет сказать, что проект этой крепости принадлежит в большей степени Джироламо, чем кому-либо другому, несмотря на то, что зодчество подобного рода оценивалось им всегда низко, так как он мало находил в нем достоинств и благородства.

Итак, убедившись, что он располагает в его лице столь редкостно одаренным человеком, герцог решил выстроить в названной местности, именуемой Империале, новый дворец близ старого и выстроил тот, что мы и теперь там видим. И так как сооружение это отменно прекрасно и хорошо задумано и отличается многочисленными покоями, колоннадами и дворами, лоджиями, фонтанами и приятнейшими садами, не было ни одного

государя, который не заехал бы на него посмотреть, проезжая по этим краям. Недаром эту честь оказал ему и папа Павел III, заглянув туда по дороге в Болонью со всем своим двором и выразив свое полное удовлетворение. По его же проекту герцог перестроил дворец в Пезаро, а также поместье «Баркетто», внутри которого он выстроил дом, и вещь эта, изображающая руину, на взгляд очень красива. Между прочими вещами есть там и лестница, похожая на прекраснейшую Бельведерскую лестницу в Риме. Он же восстановил для него крепость в Градаре и дворец в Кастель Дуранте, и все, что там есть хорошего, обязано этому дивному дарованию. Построил он также коридор Урбинского двора, что над садом, другой же двор очень тщательно укрепил с одной стороны высеченными в камнях бойницами. По его проекту начали также строить монастырь цокколантов в Монте Бароччо и церковь Санта Мариа делле Грацие в Синигалье, из-за смерти герцога оставшиеся незавершенными. В то же время по его замыслу и проекту начало строиться епископство в Синигалье, модель которого, им сделанную, можно видеть и ныне.

Он выполнил также кое-какие очень красивые скульптурные работы и круглые фигуры из глины и воска, находящиеся в Урбино, в доме его внуков. В Империале он вылепил из глины несколько очень красивых ангелов, которые были затем по его указанию отлиты из гипса и помещены над дверями помещений нового дворца, отделанных стуком. Для синигальского епископа он вылепил из воска несколько потешных сосудов для питья, с тем чтобы они были вычеканены из серебра, для поставца же герцога с большой тщательностью еще несколько сосудов, очень красивых. Он был большим выдумщиком по части маскарадов и костюмов, каким проявил себя во времена упоминавшегося герцога, которым он щедро награждался за редкостные свои достоинства и добрые качества.

Когда затем преемником герцога Гвидобальдо стал правящий ныне его сын, он поручил названному Дженге начать строительство церкви Сан Джованни Баттиста в Пезаро, законченной по его модели сыном его Бартоломео. Она в любой своей части исключительно прекрасна по архитектуре, близко подражающей древности, и построена она так, что стала самым прекрасным из храмов той местности, о чем явным образом свидетельствует само сооружение, которое можно поставить в один ряд с наиболее прославленными строениями Рима. Равным образом по его же рисунку и замыслу была воздвигнута тогда еще молодым флорентийским скульптором Бартоломео Амманати гробница герцога Франческо Мариа в Санта Кьяра в Урбино; простая и дешевая, она получилась очень красивой. Им же был вызван венецианский живописец Баттиста Франко для росписи большой капеллы Урбинского собора, когда по его же рисунку было начато, но до сих пор не закончено украшение органа названного собора. Вскоре после этого кардинал Мантуи обратился к герцогу с письменной просьбой прислать к нему Джироламо для приведения в порядок кафедрального собора в названном городе. Отправившись туда, тот привел в отличный порядок освещение и все, что угодно было названному синьору, пожелавшему сверх того, чтобы для названного собора был создан красивый фасад. Тот изготовил ему модель в такой манере, какая, можно сказать, превосходила всю архитектуру того времени, ибо в ней величие, пропорциональность и изящество сочетались с прекраснейшей композицией. Из Мантуи он вернулся уже стариком и поселился в земле Урбинской на своей вилле по названию Балле, дабы отдохнуть от трудов своих и насладиться их плодами. Чтобы не пребывать в бездействии, он нарисовал там карандашом Обращение св. Павла, с человеческими фигурами и конями весьма больших размеров, в красивейших положениях. Все это было им выполнено с таким терпением и прилежанием, что большего невозможно ни пересказать, ни увидеть, а судить об этом можно по самому рисунку, хранящемуся его наследниками как вещь драгоценная и любимая ими превыше всего. Отдыхая душой в этом месте, подхватил он ужасную горячку и, причастившись всех церковных таинств, к горести бесконечной жены и детей своих, закончил он свой жизненный путь 11 июля 1351 года, около 75 лет от роду. Из местности той прах его был перенесен в Урбино и погребен с почестями, к горести неизъяснимой родственников и всех его сограждан, в кафедральном соборе перед капеллой св. Мартина, им же в свое время расписанной. Джироламо был всегда человеком добропорядочным, так что никогда о каком-либо его неблаговидном поступке слышно не было. Он был не только живописцем, скульптором, архитектором, но и хорошим музыкантом. Он был чудным собеседником, а более, чем он, обходительного не было никого. С родными и друзьями он всегда был исключительно вежлив и любезен и заслужил хвалы немалой и за то, что стал основателем семейства Дженга в Урбино, передав ему имя, честь и богатство.

После него осталось двое сыновей, один из которых пошел по его стопам и занялся архитектурой, и если бы не воспрепятствовала ему смерть, он сделал бы в ней превосходнейшие успехи, о чем свидетельствуют его первые шаги в этой области; другой же, предавшийся семейным заботам, здравствует и поныне.

Учеником его, как упоминалось, был Франческо Мендзокки из Форли, который начал, еще будучи мальчиком, самоучкой рисовать и копировать в Форлийском соборе образ, на котором Марко Пармиджано из Форли написал Богоматерь, св. Иеронима и других святых и который почитался тогда лучшей из современных живописных работ; равным образом подражал он произведениям Рондинелло из Равенны, живописца более выдающегося, чем Марко, и незадолго до того написавшего для главного алтаря названного собора прекраснейший образ с Христом, причащающим апостолов, с усопшим Христом наверху в люнете и с очень изящными мелкофигурными историями из жития св. Елены в пределле названного образа. Благодаря этому он усовершенствовался так, что когда Джироламо Дженга, как уже говорилось, приехал в Форли расписывать капеллу в Сан Франческо для мессера Бартоломее Ломбардино, Франческо определился к

Дженге, чтобы, воспользовавшись таким случаем, поучиться, и оставался у него на службе всю жизнь. Он постоянно работал и в Урбино, и в Пезаро на строительстве Империале, как об этом уже рассказывалось, и Дженга уважал и любил его, так как работал он превосходно, о чем свидетельствуют многие образа его работы, рассеянные по городу Форли, и в особенности три, находящиеся в Сан Франческо, а сверх того и некоторые истории, написанные им фреской и в дворцовой зале. Он написал много работ для Романьи. Также и в Венеции он написал для достопочтеннейшего патриарха Гримани четыре большие картины маслом с почитавшимися очень красивыми историями о Психее, которые были помещены в доме этого патриарха на потолке одной из гостиных вокруг восьмиугольника, написанного Франческо Сальвиати.

Но где он постарался проявить и все свое прилежание, и все свои возможности, так это в капелле Святейших Даров церкви в Лорето, где вокруг мраморного табернакля с телом Христовым он написал несколько ангелов, а на стенах названной капеллы фреской две истории: одну о Мельхиседеке, другую с дождем из манны. На своде же в разнообразных лепных обрамлениях он изобразил в пятнадцати небольших историях Страсти Иисуса Христа, шесть живописью и девять полурельефом. Эта богатая работа была так удачно задумана и принесла ему столько славы, что он не уехал оттуда, пока не закончил там другой капеллы таких же размеров, как и первая, но названной, в отличие от той, капеллой Зачатия, со сводом, сплошь покрытым прекраснейшей лепниной богатой работы. На примере этого свода он научил и сына своего Паоло лепным работам, которые впоследствии, когда последний приобрел в этом деле большой опыт, его прославили. На стенах же Франческо написал фреской Рождество Христово и Введение Богоматери во храм, а над алтарем св. Анну и Богородицу с младенцем на руках и венчающих их двух ангелов. Да и говоря по правде, художники хвалят его произведения, равно как и нрав его и всю его жизнь, которую он прожил весьма по-христиански и спокойно, наслаждаясь плодами трудов своих.

Учеником Дженги был также Бальдассаре Ланча из Урбино, который занимался различными инженерными делами и посвятил себя впоследствии фортификационным работам, в частности для луккской Синьории (он там жил некоторое время), а потом и для светлейшего герцога Козимо деи Медичи, к которому он переехал на службу и который, строя укрепления в государстве Флоренции и Сиены, использовал и использует его в многочисленных инженерных работах, и так как Бальдассаре трудился доблестно и честно, он получал от названного государя щедрые вознаграждения. Помощниками Джироламо Дженги были и многие другие, но, поскольку они особого превосходства не достигли, говорить о них не приходится.

От вышеназванного Джироламо родился Бартоломео в Чезене в 1518 году, когда отец его последовал в изгнание за герцогом, своим государем. Джироламо его воспитал в самых строгих правилах, когда же он подрос, то засадил его за грамматику, в коей успехи его были более чем посредственны. Когда он достиг восемнадцатилетнего возраста, отец убедился в том, что к рисованию у него склонности больше, чем к писанию, и сам стал его обучать рисованию в течение почти что двух лет. По истечении же этого времени он отослал его для изучения рисунка и живописи во Флоренцию, так как знал, что только там можно по-настоящему научиться этому искусству, благодаря бесчисленному множеству находящихся там произведений выдающихся мастеров, как старых, так и новых. Во время своего там пребывания Бартоломео, обучавшийся рисованию и архитектуре, свел дружбу с аретинским живописцем и архитектором Джорджо Вазари и со скульптором Бартоломео Амманати, от которых научился многим вещам, имеющим отношение к искусству. В конце концов, проведя во Флоренции три года, он воротился к отцу, который участвовал тогда в строительстве Сан Джованни Баттиста в Пезаро. Рассмотрев там рисунки Бартоломео, отец решил, что сын его гораздо сильнее в архитектуре, чем в живописи, проявляя к ней очень большую склонность, и потому, оставив его при себе на несколько месяцев, он обучил его способам перспективы, а затем отослал в Рим, чтобы он посмотрел там на дивные сооружения, древние и новые, которые он, пробыв там четыре года, и обмерил с величайшей для себя пользой.

Возвращаясь затем в Урбино, он заехал во Флоренцию повидаться с зятем своим Джованбаттистой Санмарино, который находился в качестве инженера у синьора герцога Козимо. Синьор же Стефано Колонна из Палестрины, который был тогда генералом этого синьора, прослышав об его достоинствах, попробовал задержать его у себя на хороших условиях. Но, будучи многим обязан Урбинскому герцогу, Бартоломео не захотел связывать себя с другими и по возвращении в Урбино был принят на службу тамошним герцогом, относившимся и в дальнейшем к нему весьма милостиво. По прошествии недолгого времени герцог избрал себе в супруги синьору Витторию Фарнезе, и Бартоломео было герцогом поручено свадебное убранство, которое и было им выполнено поистине великолепно и достойно, и между прочим он воздвиг в Борго ди Вальбуона триумфальную арку, такую красивую и выстроенную так удачно, что более красивой и огромной не увидишь, что и показало, как много приобрел он в Риме в области архитектуры. Когда затем герцогу, как генералу венецианской Синьории, понадобилось отправиться в Ломбардию для осмотра крепостей этого государства, он взял с собой Бартоломео, услугами которого он много пользовался при разбивке участков и составлении проектов крепостей, и в частности в Вероне перед воротами Сан Феличе.

И вот, когда он находился в Ломбардии, чешский король, возвращавшийся из Испании в свое королевство через эту область и принятый герцогом с почестями в Вероне, увидел эти крепости, и так как они ему понравились, познакомился с Бартоломео и пожелал увезти его в свое королевство, дабы использовать его на хороших условиях для укрепления своих земель. Однако герцог не захотел его отпустить, и ничего из этого дела не вышло.

Вскоре после возвращения обоих в Урбино его отец Джироламо умер, и потому Бартоломео вместо него был назначен герцогом управлять всеми государственными постройками и был отправлен в Пезаро, где и продолжал строительство Сан Джованни Баттиста по модели Джироламо. И тогда-то он и пристроил к придворным пристройкам в Пезаро очень красивые покои, что над Страда де'Мерканти, те, где теперь проживает герцог, и прекраснейшим образом украсил двери, лестницы и камины, будучи превосходным архитектором именно в этой области.