Жмурки
Шрифт:
Шеф остался стоять в полуметре от капота: он прекрасно всё слышал.
— Краснодарские мы, — сказал оборотень. — Хотим зацепиться в Питере. Но чтобы зацепиться, нужно убрать кого-нибудь, кто уже здесь. Расчистить территорию. Нам указали на вас.
— Кто? — спросил я.
Оборотень хотел пожать плечами, но спохватился: из-под кончика штык-ножа всё ещё текла кровь. Я её чуял: смесь влаги, железа и незнакомой энергии, которая почему-то пахла желтым.
—
Лицо жгло невыносимо. Ещё пара минут — и я почту за благо содрать кожу целиком.
— Сколько вас? — губ я не чувствовал. Но то, что я всё ещё мог говорить, обнадёживало.
Надежда — пустое чувство, — вспомнил я слова отца Прохора.
— Двадцать душ, — откликнулся оборотень. — В Краснодаре полная жопа, все бегут, кто куда.
Шеф кивнул. Мне было его видно, а оборотню — нет. Я знал, о чём Алекс думает: бандиты. Шпана, штаны на лямках. Просто приехали и просто решили остаться. Они далеко не первые, и к сожалению, не последние.
— Что это за Совет города Питера? — спросил Алекс.
— Совет, как совет, — он всё-таки пожал плечами. Понял, что не будут убивать прямо сейчас. — Богатый домина, охрана, дроны летают.
— Показать сможешь? — спросил Алекс.
— А что мне за это будет?
Я чуть надавил на нож.
— Ладно, ладно! Покажу…
— Доставай его, поручик, — сказал шеф и повернулся к нашему лимузину.
А я вдруг понял, что не могу пошевелиться. Жжение от лица потихоньку разошлось по всему телу, я уже почти ничего не чувствовал, кроме него.
Чудом удавалось не выронить нож.
— Сашхен? — Алекс недоумевающе повернулся ко мне. — Ты что, оглох? Что с тобой, Сашхен?.. Ответь, не молчи!
— Это всё Горлопан, — как сквозь вату, я услышал слова оборотня. — И его мерзкие жучки. Знаете, а я даже рад, что вы его чпокнули.
Алекс был уже рядом. Он тряс меня за плечи — его прикосновения доставляли неизмеримые страдания. Он что-то кричал — я не мог ответить.
Язык превратился в раскалённый уголёк, и больше всего хотелось откусить его и выплюнуть изо рта.
— ПЕЙ.
У губ я почувствовал горячую кровь. Запах ударил в ноздри, срывая ограничения, руша все психологические барьеры, которые успело воздвигнуть моё подсознание на пути этого примитивного, древнего, как мир, инстинкта.
И я начал пить.
Через минуту жар начал стихать,
Рывком я отвёл голову от запястья Алекса.
— Зачем вы это? — голос показался чужим, незнакомым, хотя и шел из моего горла.
— Ты в этом нуждался.
Вот и всё.
Тон такой, словно его попросили передать масло за столом.
Я зажмурился.
— Помните, Тарас говорил этого не делать?
— Мало ли, кто что говорил, — буркнул Алекс, доставая из кармана белоснежный платок. Перевязал запястье, зубами затянул узел…
Смотрел он не на меня.
Оборотень!
Я бросил взгляд на переднее сиденье. Не считая мёртвого водителя, кроме нас в салоне никого не было.
— Потом поговорим, — буркнул я и полез в выбитое окно — дверцы были так близко от стен, что открывались, максимум, сантиметров на десять.
Выбравшись на воздух, я вздохнул с облегчением: Суламифь стояла, небрежно прислонившись круглой, обтянутой джинсами попкой к багажнику лимузина. Оттуда доносились глухие, не слишком сильные удары.
— Спасибо.
Стригойка кивнула, как равному — хотя по стригойским меркам, я до сих пор считался птенцом.
Возраст девушки превышал двести лет. Я же — всё ещё не изжил даже свой человеческий век…
Вторая метка, — думал я про себя. — Чёрт вас дери, шеф. Зачем вы это сделали?
Первую метку он получил на стадионе, когда предложил мне свою кровь в качестве источника силы.
Если б не его жертва — вряд ли мы бы тогда выжили.
Но сейчас…
В глубине души я знал: Алекс вновь спас мою непутёвую задницу.
Бросившись на оборотней, я не думал ни о чём — просто знал, что я всё равно быстрее, а значит, можно не париться.
И вот теперь, из-за моей самоуверенности, шеф получил вторую метку.
Что это значит?
После первой метки я почти всегда угадывал, о чём думает Алекс. Мог прочувствовать его эмоции, весь спектр переживаний.
Это сделало меня ближе к нему — я понимал шефа с полуслова, полувзгляда.
Но теперь — я это чувствовал — мы стали ещё ближе.
Я помню, как было с Лавеем. Меня тянуло к нему, словно в животе засел рыболовный крючок, и невидимый рыбак всё время дёргает леску.
Это давало ему власть надо мной.
И теперь такая власть появилась у меня…