Жмурки
Шрифт:
Там может быть что угодно, — на всякий случай подготовила она себя. Психологический настрой — это самое главное, так говорили на уроках ОБЖ.
Сокровища — это, конечно же, на первом месте. — Золото там, драгоценности из цветных стёклышек, камушки…
Потом — интересные инструменты. Например, ножики с восемнадцатью лезвиями.
У Пашки Последова в детдоме был такой, и являлся предметом зависти для всех остальных… Там были даже пилочка для ногтей, маленькие ножнички и непонятная штуковина с крошечной чашечкой на конце. Пашка авторитетно
Потом — красные сапожки. Маша всегда о таких мечтала, и в глубине души знала: где-то они есть, и ждут именно её, Машу. Главное, это место хорошенько поискать.
Но заглянув в ящик, вообще не поняла, что видит: в глазах пестрело от ярких полиэтиленовых упаковок с непонятными надписями.
Приглядевшись, Маша сообразила, что это просто-напросто печенье. А потом обрадовалась.
Печенье!
Взяв одну из верхних упаковок, она надорвала её зубами, достала круглый хлебец с белой прослойкой внутри и откусила.
В ящик посыпались крошки.
После суток на голодном пайке, печенье показалось Маше самым вкусным, что она пробовала в жизни. Кроме котлет и киселя тёти Глаши, конечно.
Съев несколько галет из сухого солдатского рациона — ибо наткнулась Маша на армейский сухпаёк — девочка тут же захотела пить.
Здраво рассудив, что раз в одном ящике обнаружилась еда, в другом запросто могут быть напитки, она принялась открывать их один за другим.
К сожалению, никаких напитков не обнаружилось. Только ещё упаковки с галетами и чем-то твёрдым, в блестящих, словно из фольги, пакетах.
Пить хотелось всё больше.
Скрепя сердце, Маша решила покинуть гостеприимную комнату и отправится на поиски водопровода.
Ведь были же стиральные машины, — рассудила она. — А им нужна вода, без воды они стирать не будут…
Но выглянув в коридор, она увидела в дальнем его конце толпу взрослых.
Дядьки в серых халатах, тётеньки из комнаты с детскими комбинезонами…
А впереди всех — он. Очкастый.
Маша его сразу узнала, он единственный был в костюме, и очки поблёскивали в тусклом свете лампочек, как глаза у стрекозы.
Всё это она ухватила одним взглядом, быстрым, как молния, потому что, при виде толпы, инстинкт заставил её тут же спрятаться назад и как можно аккуратнее прикрыть дверь.
А потом она побежала вглубь комнаты с ящиками.
Увидели или не увидели?.. — билось в голове.
Почему-то она даже не сомневалась: ищут именно её, Машу. Тётка с чёрными глазами наябедничала, и вот теперь Очкастый будет шарить везде, пока её не найдёт.
Честно говоря, Маша успела о нём забыть.
Ведь
Маша даже решила, что Очкастый — что-то вроде злого клоуна, который заманивает детей в цирковой шатёр, в котором поджидают… поджидают… другие злые клоуны. Потому что, в общем и целом, цирк Маше нравился.
Кроме клоунов. В них было что-то ненастоящее.
Убежав в дальний конец, Маша принялась горстями доставать из ящика блестящие упаковки. И уже хотела юркнуть на их место, но посмотрела на пол…
Вылезла из ящика, открыла крышку соседнего и принялась запихивать в него упаковки.
Те утрамбовывались плохо: блестящие пакеты были надуты воздухом, и крышка ящика никак не хотела защелкиваться.
Тогда Маша принялась распихивать рационы МЕЖДУ ящиками — заталкивая их куда попало, за батарею отопления, в любую щель — лишь бы не видно.
Ручка на двери начала поворачиваться, когда Маша устроилась в ящике и накрыла себя крышкой.
Если они увидят, что защёлки не заперты — хана мне, — подумала она и зажмурилась.
Исчезнуть, — напряженно думала Маша. — Стать невидимой. Заглушить свои биоволны…
Она представила, как становится такой же маленькой блестящей упаковкой с чем-то твёрдым внутри. Как погружается в кучу точно таких же, неотличимых друг от друга упаковок, как становится одной из них…
По проходу вдоль ящиков кто-то шел.
Шаги звучали глухо, шаркающе, и Маша с холодеющим сердцем узнала того, что был на лестнице…
Она сразу решила, что это сам Очкастый. Если вспомнить, ведь он приволакивал ногу! Она заметила это ещё в школе, в его первый приезд.
Точно он. Вот сейчас он заметит, что защёлки не заперты и сорвёт крышку.
А потом как закричит: — Ага! Попалась!..
Зажмурившись, затаив дыхание, Маша притворялась блестящей упаковкой. Хотя сердце уже готово было выскочить из груди, и писать хотелось так, что если б её обнаружили, девочка испытала бы облегчение: теперь можно больше не терпеть…
Чтобы отвлечься, Маша принялась размышлять о несовместимых желаниях, которые — вот парадокс — частенько приходят вместе. Пить и писать.
Очень странная штука — человеческий организм…
Шаги зазвучали очень громко и наконец… Стихли.
Он стоит прямо напротив меня, — отчётливо, и как-то отстранённо подумала девочка.
Мгновения тянулись, как застрявшая в зубах ириска.
Вот сейчас он протянет руку, — думала Маша. — Возьмётся за край крышки…
И тут она услышала двойной сухой стук и крышка прилегла плотнее.
Он защелкнул меня! — сообразила Маша. — Он закрыл ящик на замок.