Жмурки
Шрифт:
Я изо всех сил попытался настроиться на Алекса.
Ведя неповоротливый Хам одной рукой, ничего не видя и не ощущая половиной лица, это казалось практически невозможным.
Но мы с шефом постоянно делаем то, что я считаю невозможным, — я усмехнулся здоровым уголком рта.
Что я чувствовал, когда он был рядом?
Даже припоминать не пришлось — чувство возникло
Его не описать словами, любое из них окажется слишком бледным и фальшивым, искусственным.
Шампанское, дым вишнёвого табака, его походка, его белоснежная рубашка, и бакенбарды, и его голос…
И я сосредоточился на этих воспоминаниях, нарастил их, укрепил и расширил, а потом попытался определить направление.
В первый миг показалось, что Алекс у меня за спиной — прямо на заднем сиденье Хама.
Я даже оглянулся — и конечно же, там никого не было.
Зато, бросив невольный взгляд в заднее окошко, я заметил огни… За мной?
Взгляд на часы показал: половина третьего утра. На проспекте не так много машин, и если вот сейчас фары свернут туда же, куда и я…
Свернули.
Твою дивизию.
Притормозив, я решил подождать, что будет дальше.
Фары не приближались — сохраняли дистанцию, но и не исчезали. Тащились с той же скоростью.
Ну и пёс с ними, — решил я, в который раз за этот длинный и хлопотный вечер, и рванул коробку передач.
Надоело. Надоело прятаться, разводить церемонии. Я — стригой, Владыка. Я могу позволить себе делать всё, что захочу.
И чего же ты на самом деле хочешь, мон шер ами?
Спокойный, с ноткой сарказма голос шефа отрезвил. И тогда я сложил мудру, и послал её назад, к желтым фарам.
Мудра прошла сквозь них, словно сквозь пустоту, и… Нет, машина не перевернулась в воздухе, эффектно задрав все четыре колеса. И не взорвалась.
Просто остановилась.
Я представил, как водитель терзает стартер, как он, чертыхаясь, жмёт педаль газа и улыбнулся.
Чем ближе я был к Алексу, тем становился сильнее — я это понял только сейчас.
Надежда вспыхнула с новой силой: он жив. Он дождётся.
Надежда — пустое чувство, — вспомнил я слова отца Прохора.
Кишки скрутились узлом, на язык хлынула кислая горечь. Только не хватало, чтоб меня вырвало…
На всякий случай я открыл окно, в лицо ударила свежая и холодная ладонь ветра.
Пахнуло снегом, солью, на фоне тёмно-серого неба я различил высокий шпиль и понял, что нахожусь в районе Адмиралтейства.
Ночью пробок нет. Можно вообще не останавливаться — даже на светофорах.
И я поднажал.
Двигатель
Этого района я совсем не знал, даже на ночной экскурсии здесь не был ни разу.
Пятиэтажки сменились особняками в собственных садиках, улица сузилась, из-за заборов свешивались голые ветки плодовых деревьев… На миг показалось, что вот сейчас я поверну — и там будет наш особняк, а в нём — Алекс и Антигона, оба живые и невредимые, и всё будет хорошо…
Я моргнул.
Сколько по всему Питеру таких тихих райончиков, которых не коснулись ни перестройка, ни более поздние лихие времена?
Не важно. Где-то здесь обретается Алекс. И чёрт меня побери, если я его не отыщу.
Вот. Черепичная крыша, высокий забор, железные ворота.
Все мои чувства утверждали, что шеф там, внутри.
Я проехал мимо.
Свернул один раз, другой, выехал на соседнюю улицу, проехал и её, и только потом загнал Хам в узкий переулок и выключил двигатель.
Меня никто не преследовал.
Но береженного и Господь бережет.
Заперев машину, я двинулся обратно к особняку.
Сколько раз мне приходилось вот так перепрыгивать через забор, в поисках притаившегося в угольном сарае гуля, прячущейся среди картошки в погребе стригги, затаившегося в саду, среди веток терновника, мстительного духа?..
Со временем выработалась даже особая техника.
Отыскать тихий неприметный для посторонних глаз угол. Быстро перемахнуть через забор — собаки обычно меня боялись, и благоразумно не подавали голоса.
И только кошки, если попадались на пути, смотрели надменно и неприязненно, чуя конкурента.
Подпрыгнув, я ухватился за основания пик, подтянулся, перебросил ногу, другую, спрыгнул во двор… Накатило дежа-вю. Сегодня я уже всё это проделывал.
Главное, чтобы никто не начал стрелять, — мелькнула мысль. — Район тихий, люди спят. Будет неудобно.
Пригибаясь, я подбежал к окну и заглянул внутрь.
От зрелища, которое предстало моим глазам, скулы свело дикой судорогой.
Во рту появился привкус крови: я прикусил язык.
В глазах потемнело, и стоило огромного труда удержаться, чтобы не разбить стекло кулаком.
Как же так?.. — думал я.
Почему?..
В гостиной были люди.
Гиллель, отец Прохор, Тарас со своим другом мастифом, Мириам… И конечно же, Алекс.
Свободно сидя за столом, откинув руку с зажатой в пальцах рюмкой, он заразительно смеялся.
Глава 14