Жнец крови и пепла
Шрифт:
— Кто поймет, светлый твой, что ли? — переспросил Эрдланг уже более добродушно. — Ну так он вроде уже. Бессердечная ты женщина, даже не заметила, что бедный мальчик страшно ревнует!
— Бедный мальчик страшно наглеет.
— Не без этого.
Её решительно избавили от рубашки, тактично развернули спиной и ободрали окровавленные бинты.
— Рану промой, я больно делать не хочу, — коротко приказал Лайам и, старательно скрывая неловкость — полуголая сестренка, ужас-кошмар! — принялся шарить по настенным полочкам в поисках зелий. — Вот дурында-то… кто ж колдует с такой дырищей да при полупустом резерве?
— Да я же немножко!
— А
— И ничего он не в истерике, — вступилась она за Марка. — Он вообще большую часть времени спокойный как удав. Прямо аномалия какая-то, а не светлая боёвка.
Лайам не ответил, погрузившись в задумчивое молчание. Дождавшись, когда Киара промоет рану и кое-как сведет кровь с рубашки, он помог ей перебинтоваться, влил пять разноцветных фиалов с зельями и, удовлетворенно кивнув, потащил обратно в кабинет.
— Не убил, не сожрал, не обесчестил, — чуть раздраженно отрапортовал он — хмурый Эйнтхартен так и торчал посреди кабинета. — Сядь, не маячь! А ты, сестренка, — он несильно толкнул Киару в сторону дивана, — ложишься, спишь и не злишь меня больше.
Не удержав равновесия, она плюхнулась на диван. Сверху упало что-то мягкое. Демонстративно надувшись, Киара свернулась в кошачий клубок и закуталась в тряпку, оказавшуюся полосатым пледом аляповатой расцветки.
— Оба бесите, — сонно пробурчала она, прежде чем закрыть глаза.
Глава 34
Умом Марк прекрасно понимал, что ревновать Киару к архимагу Эрдлангу глупо — все в Иленгарде знают о его прекрасной супруге, встречи с которой не переживет ни одна коварная разлучница (да и сам магистр). Что ничуть не мешало испытывать при виде этой фейской парочки жуткую, неконтролируемую ярость. Большую, пожалуй, чем с пресловутым Тангримом, едва не прибитым в морге. Дориан, по крайней мере, не был смелым настолько, чтобы вот так запросто прикасаться к Киаре. Хотел бы, но наверняка боялся какого-нибудь крайне неприятного проклятия в её исполнении.
Лайам Эрдланг же имел наглость ударить Киару. Его, Марка, инфернальную принцессу! Которая к тому же выглядела так, будто вот-вот готова отправиться на материалы для вампиров!
(Ну, ударом этот шлепок можно было назвать с большой такой натяжкой, однако поселившееся внутри Марка ревнивое чудовище плевать хотело на доводы разума.)
Подобные чувства и мысли о возможном убийстве всех, кто хотя бы ещё раз попытается глянуть в сторону Киары, пугали не меньше страшной раны на её груди и вероятности самому превратиться в непривлекательный фарш. Таких эмоций Марк не испытывал ещё ни к кому и, прямо сказать, не слишком-то и хотел. Уж больно они не подходят светлому магу.
Сдержать себя и не разнести кабинет фейского хлыща к демоновой бабушке помогло только уважение к этому самому хлыщу, как к могущественному магу, и портрет очаровательной леди Эльзы на одной из многочисленных полок.
Когда Эрдланг вернулся, едва ли не таща Киару под мышкой, Марк успел успокоиться. Насколько это вообще возможно в подобной ситуации. Он отстраненно выслушал едкую тираду архимага; пронаблюдал, как тот без лишних церемоний уложил недовольную Киару на диван и весьма резонно велел спать да не бесить. Та неохотно, но подчинилась.
— Да садись ты уже, — повторил архимаг. Повинуясь небрежному движению руки, кресло отъехало от его стола; сам он пристроился
— Я не слишком болтлив, — пожал плечами Марк, надеясь, что вышло не слишком грубо, и протянул руку.
— Сын Альфарда — и не болтун? Верится с трудом, — насмешливо проговорил Эрдланг, принимаясь вырисовывать каркас защиты. Кожу немного жгло — неприятно, но терпимо. — Слушай, как ты вообще столько лет не замечал, что на тебе нарисовали Бездна знает что? Ладно, допустим, девчонок на родном факультете ты раздевал нечасто… гляжу, предпочтения у тебя, хм, нетипичные… — Он мимоходом покосился на закутанную в пестрый плед Киару и устремил на Марка холодный взгляд. — Но и без того было, с чем сравнивать: у тебя половина семейства — сплошь боевые маги! Поглядел бы на отцовские руны! Что вообще за несерьезное отношение?
Марк и сам задавался этими же вопросами. И не находил на них хоть сколько-нибудь адекватных ответов. В Академии он всегда внимательно относился к учебе, понимал рунную магию и часто ею пользовался. Но почему никогда не интересовался собственной защитой — знать не знал.
— Довольно странно подозревать магистра Академии в чём-то подобном, — медленно проговорил он, понимая, что это и есть правильный ответ. Преподаватели Академии — люди уважаемые и известные, у большинства в шкафах висит мантия архимага, а треть преподавательского состава и вовсе входит в Светлый или Темный Круг. — Первые руны были имперскими. Уже потом, когда начались проблемы с контролем, Крессель начал рисовать эти. В пятнадцать лет меня не слишком интересовало их происхождение, тем более что колдовать получалось лучше.
— Ты прав. Даже сейчас мне сложно поверить, что магистр Академии мог навредить студенту, — угрюмо признал архимаг, ненадолго оторвавшись от нанесения узоров. Какое-то время он задумчиво разглядывал свой обширный инструментарий: разнокалиберные ножи и иглы, фиалы с краской, коробочки с сияющей пылью — должно быть, алмазной и амберлитовой. — И всё же я бы на твоем месте заподозрил неладное… А уж на месте твоего батюшки и подавно. Как ты оказался на курсе Кресселя — вопрос к Альфарду.
— Почему это? — не понял Марк.
— Да потому что он бы никогда просто так не позволил магу-классику обучать своего драгоценного наследничка! Не пожелай Альфард для тебя такого наставника — воплей было бы на всю столицу. Нет, Маркус, — Эрдланг помотал головой и взялся за инструменты, — тут дело нечисто. В противном случае ты бы учился, например, у магистра Лайон и горя не знал. Ну, а я бы, увы, лишился возможности увидеть сестричку Киарнэйрис, молящую об аудиенции и взамен обещающую всё, кроме кота.
Его слова не утешали. (Ну, может быть, самую малость…) Маркус, как только стало понятно, что всё — и гренвудские фанатики, и магистр Крессель, и собственная защита, — взаимосвязано, начал подозревать нечто подобное. При всей, стоит быть честным, недалекости отца, его зацикленности на женщинах и гулянках, совсем дураком Альфард не был. И наверняка понимал, что ничему приличному маг-классик ребенка-природника не научит. Да и про защиту не мог не знать — любое магическое воздействие на студентов до шестнадцати лет осуществлялось с разрешения родителей. Правило касалось и тех, чьи родители — обычные люди. Что уж говорить о семье потомственных магов?