Жнец
Шрифт:
– Я всегда защищал свою дочь. Ты поступил глупо, придя сюда, – произнес ее отец.
Тристан вернулся к столу, наклонился и уперся руками в столешницу.
– Если хоть один волос упал с ее головы, я вернусь снова. Не тайком. На этот раз я ворвусь в твой дом и убью тебя, причем неспешно и с большим удовольствием.
– Не надо мне угрожать.
– Я предупреждаю. Выставь столько охраны, сколько захочешь, – сказал Тристан тихим, убийственным голосом. – И молись, чтобы с ней все было хорошо.
– Почему она так важна для тебя? – прямо спросил
Морана почувствовала, как ее сердце замерло, а руки задрожали, пока она ждала ответ.
Тристан долго не отвечал, но потом все же ответил.
– Это должно быть известно только мне, и только ей это и предстоит узнать, – произнес он угрожающим тоном. – Больше никому.
Развернувшись, он снова направился к двери, а затем остановился и пригвоздил ее отца жестоким взглядом.
– Держись от нее подальше, старик, – натянуто предупредил он. – Начнешь преследовать ее снова, и я приду за тобой.
– Да у нее, видать, волшебная киска, раз ты…
Но не успел ее отец закончить эту отвратительную фразу, как Тристан пригвоздил его к спинке кресла и с силой вмазал ему по недавно зажившему носу. Изо рта Габриэля полилась кровь, и Морана поняла, что он, скорее всего, сломал заодно и зуб.
Тристан схватил его за челюсть и наклонился, оказавшись с ним почти нос к носу.
– Еще хоть одно слово, – сказал он тоном, от которого у Мораны побежали мурашки по всему телу. – Дай мне только повод, и я вырежу твой язык.
Габриэль Виталио уставился на Тристана, лишившись дара речи.
– Одно слово, – побуждал Тристан, сбросив маски. Отец Мораны молча покачал головой. – А теперь слушай меня, и слушай внимательно, – произнес он, схватив того за челюсть и тряхнув для большей убедительности. – Она под моей защитой. Моя. Никто не смеет ее трогать. Никто не смеет дурно о ней отзываться. Ни я, ни ты, никто другой. В следующий раз, когда услышу, как ты отзываешься о ней как-то иначе, кроме как о женщине, которой она является, я вырежу тебе язык и скормлю его твоим собакам. Если еще хоть раз увижу тебя рядом с ней, то убью тебя. Держись. От. Нее. Подальше. Понятно?
Габриэль кивнул.
Тристан ответил тем же.
– Хорошо. А если вдруг забудешь об этом, то вспомни, как ради нее я убил своего отца, еще будучи мальчишкой. И подумай о людях, которых я могу убить, уже будучи взрослым мужчиной, чтобы защитить ее.
Отец снова молча кивнул.
На этот раз Тристан Кейн вышел из кабинета.
Морана откинулась на спинку стула в потрясении.
Переполненная чувствами.
Она не сводила глаз с экрана, наблюдая, как отец кому-то звонит и занимается прочими делами. Перемотала запись и пересмотрела сначала. Его появление, сломанный палец, угрозы, выстрел, снова угрозы, уход. А потом повторила это снова, снова и снова, пока каждая поза, каждый нюанс, каждое слово не запечатлелись в сердце. Каждое слово Тристана ударяло ее в сердце, постепенно пробивая в нем брешь, пока оно не раскололось надвое и не впустило его внутрь.
Морана не могла вспомнить, чтобы кто-то
А Тристан сделал это. Он сделал выбор еще до того, как Морана его об этом попросила. Хотел защитить ее еще до того, как узнал о том, что было ей известно. Желал ее еще до того, как она открылась ему. Эта встреча с ее отцом, состоявшаяся за несколько часов до того, как он ее нашел, и основанная лишь на их прежнем общении, показала Моране его исключительную заботу и уважение по отношению к ней.
У нее по щеке скатилась слеза, и она поставила ноутбук на стол. Морана смахнула ее, чувствуя, как сердце распирает, как никогда прежде. Ее переполняло от того, что она была окружена теплом в безопасном месте с незнакомой женщиной, которая раскрыла ей свою душу, с друзьями и мужчиной, который без страха отправился бы за ней на край света.
Морана встала и подошла к окну. Все больше слез текло по ее лицу – радость, печаль, боль, облегчение слились воедино, пока она не перестала отличать одно от другого.
Она смотрела на лужайки и не сходила с места, пока не услышала, как открылась дверь в дом, и раздался голос Данте. Морана повернулась к двери, чувствуя, как все внутри переворачивается, и стала ждать, когда она откроется.
Открылась.
В комнату вошли Данте и Тристан, оба в тех же в костюмах, в которых были утром, только теперь слегка помятых. Галстук Данте перекосился, Тристан и вовсе без галстука. Данте посмотрел на Морану и улыбнулся ей. Тристан просто приковал к ней взгляд.
И Морана больше не могла сдерживаться.
Не колеблясь ни секунды, она побежала к нему, обхватила за шею и крепко обняла.
Ощутила, как он напрягся всем телом от потрясения и удивления, а потом уткнулась лицом ему в шею.
– Данте, – прогрохотал его голос из самой груди.
– Я буду снаружи, – ответил Данте, и Морана услышала, как за ним закрылась дверь.
А потом Тристан нерешительно сомкнул вокруг нее руки, будто не знал, как ее обнять. Морана крепче обняла его за шею, встала на цыпочки и прильнула, впервые прижимаясь к нему всем телом. Постепенно его руки сжали ее крепче – одна легла на талию, вторая обхватила затылок.
– Что-то случилось? – спросил он тихо, почти шепотом, и его хриплый голос прозвучал прямо возле ее уха.
Охваченная бушующими внутри эмоциями и с текущими по щекам слезами, Морана помотала головой.
– С тобой все хорошо? – Его тон слегка смягчился.
Она кивнула, уткнувшись ему в шею.
Морана чувствовала, что он сбит с толку ее поведением, но на этот раз ей было все равно. Она заслуживала обнимать того, кто заботился о ней так, как он. Тристан заслуживал, чтобы его обнимала та, что заботилась о нем так, как она.