Жнец
Шрифт:
– Вас только трое? – коротко и тихо спросил я.
Повышать голос я не хотел, мало того что это в голову отдавало, так ещё их тут могло быть больше трёх. Тут было двое мужиков, одному лет тридцать на вид, другому около двадцати, ну и молодка знакомая тут же. Бандиты продолжали молчать, видно ещё не пришли в себя, поэтому в комнате оглушающе грохнул выстрел из пистолета, и пуля пробила руку того мужика что постарше. Теперь смысла нет таиться, я сделал шаг в сторону, чтобы за спиной не дверь а стена была, и повторил:
– Вас трое? Конечностей у вас много, патронов у меня хватает. Я буду задавать вопросы, и вы будете мне на них отвечать, в ином случае умирать вы будете долго.
– У меня детки, – провыла молодуха, и тут же пистолет снова дёрнулся у меня в руках, и раздался грохот очередного выстрела.
Схватившись за живот, посмотрев на меня не верящим взглядом, та сползла с табуретки на пол, где осталась лежать тихонько подвывая. Я так понял, что старший мужик, это её муж. Держась за руку и морщась, тот хотел было рвануть к ней,
– Некоторые стрелки довольно ущербны в своих моральных стремлениях и качествах. Они не убивают женщин и детей, а я убиваю, но только тогда, когда это касается лично меня. Если такие детки лезут в мою жизнь или пытаются мне навредить, тогда я их легко отправляю на тот свет. Женщин это тоже касается. В такие моменты ни возраст, ни пол для меня не имеют значения, все становятся целями. Теперь повторюсь в третий раз, если я не получу на него ответа, оба получите по пуле в живот. Вас трое?
– Да-да, нас трое, – сразу ответил тот, что моего возраста, а вот старший только зубами скрипел и матерился на польском, с тоской наблюдая как его жена бьётся в судорогах на полу.
В это время шла бомбёжка у станции, земля тряслась, раздавался грохот разрывов, так что не думаю, что выстрелы, да ещё в помещении, кто расслышал, бомбёжка всё заглушала, поэтому я и работал так уверенно. Узнав где мои вещи, также расспросил кто был передо мной, вряд ли я у них первый. Тот старший пытался мешать вести допрос и честно заслужил пули в живот, молодой, сломался сразу, пел как павлин. Давно работают, крови на руках по плечи. Прострелив и ему живот, я сначала собрал свои вещи. Намотал портянки, сапоги надел, сунул за голенище, свою ложку и финку. Ремень с подсумками застегнул, я проверил, амулеты на месте, да и остальное тоже. Документы и каску забрал. Ха, специально гадина сняла, знала, что по голове будут бить. Брали живьём, чтобы узнать, что в городе происходит. До меня за последние сутки у них ещё четверо побывало, все в погребе лежат, чтобы не запахли. Вечером, когда придут немцы, а те их не сегодня завтра ждали, предъявить хотели, чтобы показать свою лояльность новой власти. Да и ненависть со злобой вымещали. Все четверо из наших, три красноармейца и командир в звании капитана. У всех документы имелись. Оружие тоже, нашёл там же где указал молодой. Оружие я не брал, там было две винтовки «Мосина», карабин и «Наган» капитана-артиллериста, но вот часть продовольствия прибрал. Оказалось, у них в погребе и кладовых было неплохо запасено. Два ящика с советской свиной тушёнкой ушли в кольцо, туда же мешок с ржаными сухарями, мешок с солью, ящик с лимонадом, мой любимый, и ящик с пачками макарон. Остальное я брать смысла не видел. Ну мыла взял коробку, видимо из магазина украли. Ещё были советские деньги. Почти сто тысяч, молодой говорил кассу взяли, но это зимой ещё. Это я всё прибрал и направился наружу. Да, «ТТ» я оставил, и «Наган» капитана брать не стал, он в удостоверение вписан был, но набрал другого оружия. У бандитов тут целый арсенал был. Два польских «Виса» с солидным боезапасом, пара немецких карабинов, видимо ранее числившиеся в польской армии, ручной пулемёт «Браунинга», патронов тут не так и много, да и магазинов к нему всего четыре, ну и ящик гранат. Непривычные, но сделанные по одному типу с «Ф-1». Гранаты, пистолеты и пулемёт я забрал, карабины без надобности.
На выходе в сенях я обнаружил на вешалке армейскую плащ-палатку. Нашу, советскую, видимо кому-то из погибших бойцов принадлежала, я сразу накинул её, нечего оставлять, и вышел во двор. Морщась, изредка потирая шишку под пилоткой, каску я в кольцо убрал, проверил хозпостройки. Вот тут удача, новенький велосипед ярко зелёного цвета нашёлся в сарае. И тюк нового чистого тоже почему-то зелёного брезента. Расстелив увидел, что тот размером пять на пять метров и ранее явно являлся чехлом чего-то крупного. Место ещё было, но я достал сидор из кольца, да и скатку шинели, навесив всё на себя, но велосипед, тюк брезента и плащ-палатка в безразмерный карман были отправлены. А то пешком двадцать километра мне топать. На велосипеде доеду. Теперь это мой транспорт, есть где хранить и прятать чтобы не отобрали. После этого покинув участок этого частного дома, я направился по улице обратно к перекрёстку, откуда ранее пришёл, пока не попал в объятия это чёрной вдовы. Патруля комендачей мне так и не встретилось, и я добрался до комендатуры, там тоже неразбериха была, но выслушал меня дежурный внимательно и забрал документы погибших. Вскоре тот вернулся в сопровождении старшего сержанта и трёх бойцов, приказав сопроводить их к дому бандитов. Я думал пешком пойдём, но нет, нам машину выделили, «полуторку».
Доехали мы быстро, и пока бойцы всё осматривали, поднимали наверх, привязывая за верёвку, убитых из погреба, я сидел в саду, тут скамейка и столик сделаны были, и занимался приёмом пищи. А что, мы не позавтракали, а время уже вон, восемь утра. Что нашёл на кухне, собрав, то и вынес, убитые меня не смущали. А все трое уже отдали концы. Сержант конечно поглядывал с насторожённостью в мою сторону, но молчал. Когда всё осмотрели, тот опросил меня. Снял показания и дал расписаться. Вообще этим делом другие должны были заниматься, но кто был нужен, уже сбежал, поэтому работали те, кто есть. Убитых уже погрузили в машину, как и часть награбленного, оружие тоже, одного бойца тут на охране оставили, а меня отпустили. Вот
Выйдя из города, я направился по полевой дороге на север, фактически вдоль границы. Что самое интересное, мне дали приблизительное место расположение штаба дивизии, куда я должен прибыть, так как он вот-вот должен был переехать. То есть, мне его ещё нужно было найти. Нашему бывшему командиру расчёта выпала такая же задача, вот остальным парням повезло, за ними машина из части заехала, как раз возвращалась. Я же, отойдя, присев, чтобы случайные свидетели ничего не видели, достал велосипед. Тот был в порядке, камеры хорошо накачены, цепь смазана. Сняв с себя сидор и скатку, я это всё разместил на велосипеде, снова перекинув ремень винтовки через голову, и так покатил дальше по дороге. Мне попадались встречные машины, изредка нагоняли попутные, бывало посыльные были на мотоциклах. За время пути я трижды видел воздушные бои, причём во всех трёх случаях победа осталась за нашими соколами. Два раза те на бомбардировщики нападали, пять сбили общим числом, в третьем крутили карусель с истребителями, два-один в нашу пользу. Пару раз немецкие истребители атаковали кого-то на земле. В первом случае не знаю кого, это у меня за спиной случилось, я уже проехал, а во втором случае немцы расстреляли легковушку с нашими командирами. Я мимо проехал, там другие работали, доставая тела из машины. Бойцы из колонны из трёх грузовиков. Вот так и катил. Если бы не война, эту поездку можно было бы назвать прогулкой, катил и получал удальстве от прекрасного дня. А тут едешь глаза всё фиксируют, места возможных засад, где ждать проблем, другие путники напрягали. Могут быть и не свои, ряженные, например. Беженцев тут мало, хотя изредка и они встречались.
За время пути останавливался я всего на час, даже не пообедать, хотя время полвторого было, нет, я поработал со стихиями, очередная тренировка, а потом медитация. В самом селе штаба дивизии уже не было, но мне удалось узнать у бойцов, что тут занимали оборону, куда двигаться. Ещё пять километров педали крутить. В этот раз я выделил время на обед, получаса хватило, ну и покатил дальше. Подъезжая поближе к расположению штаба дивизии, я убрал велосипед в кольцо и дальше дошёл пешком. Когда я у штабной палатки доложился дежурному командиру и передал ему направление, к нам вышел комдив. Тот был одет в опрятную явно выглаженную форму, смотрелся молодцом, но вот его выражение лица мне сильно не понравилось. Оно было разъярённым, и почему-то эта ярость была направлена на меня. Понять это было не сложно, тот смотрел на меня и ярился. Ну а когда у того прорвалось, я много что узнал о себе. Причём вышестоящее командование тот не трогал, всё мне досталось. Оказалось, всё до банальности просто. Тот требовал для своей дивизии если не истребительное прикрытие, то зенитное, потому как у дивизии зениток почти что не осталось, повыбивали. Хотя бы батарею прислали, а прислали меня, пешком. Была причина так тому ярится. А мне что остаётся? Стоял и слушал. Всё же не с моим званием против полковника лезть, так что смиренно принимал наказание за чужие грехи.
– … и пошёл вон с глаз моих! – закончил тот свою яркую сдобренную множеством эпитетов речь.
Тот развернулся и ушёл в свою палатку, а командиры что до этого бегали и отдавали команды, также как и я замерев слушали этот ор, продолжили бегать и командовать как ни в чём не бывало. Привыкли что ли? Командир что меня принял, был в звании старлея, с повязкой дежурного на рукаве. Видимо не отвыкли ещё от мирной жизни, повязка новенькая, аккуратная и на своём месте, да и тот выглядел лощёным.
– Досталось тебе, – с некоторым сочувствием сказал старлей. – Погоди пока, узнаю насчёт тебя.
Намёк я прекрасно понял. Это просто звиздец какой-то, ну у них и комдив. Хотя с такого станется отказаться от меня и отправить обратно в штаб корпуса. У него видимо так много бойцов и командиров, что девать не куда, раз отказывается от пополнения, даже такого как я. Ждал я недолго и вскоре меня пригласили в палатку, оказалось отказываться от меня всё же никто не стал, и направили в охрану медсанбата. Точнее не так, оформили командиром орудия в зенитную батарею что должна прикрывать медсанбат. Правда, на момент начала войны батарея была в стадии формирования и имела всего два орудия, там были «тридцатисемимиллиметровки», и в первый же день потеряла обе. Правда, сорвали бомбёжку санбата. Сейчас, единственное прикрытие медсанбата с воздуха – это хорошая маскировка. Ну а уцелевшие зенитчики в количестве семи голов влились во взвод охраны, ожидая пополнения в орудиях и людях. Заявки в штаб корпуса были отправлены. А прислали меня. Хотя, об этом я уже говорил.