Жорж - иномирец
Шрифт:
– А мне как спускаться? – Змей попытался воспользоваться лестницей, но понял, что у него не получается.
– Антош, а у тебя вообще сломаться что-нибудь может? Просто падай, тут невысоко.
– Ни за что. Я сегодня уже нападался. Если я кажусь вам гибким, это еще не значит что я бесхребетный.
– Что ты предлагаешь. Опять взять тебя на ручки?
– В последний раз. Обещаю.
Я поднял змея, чтобы он обернулся вокруг моей шеи один раз и свесился противоположными концами тела как шарф.
– Антош, кажется боливар двоих не вывезет.
Перекладина хрястнула и мы полетели вниз. Я шмякнулся прямо на Антоша. Змей завыл. Вся живность, что находилась в сарае и на карде подняла жуткий гомон.
– Черт! Сейчас точно хозяева сбегутся. – Я заметался вокруг стога, не зная, куда спрятаться.
Со стороны дома раздался звук хлопнувшей двери. Бежать было поздно. Да и страшно. Далеко ли смогли бы убежать от крестьян гигантская кошка и головастая змея? Мой дед точно прихватил бы двустволку, чтобы подстрелить такое чудо.
– Прижмитесь к сеновалу, я вас прикрою сеном? – Приказал я Антошу и Ляле.
– А ты? – Испугалась за меня кошка.
– А я совру что-нибудь.
Дверь сарая с той стороны распахнулась. Громыхнули пустые ведра, вслед за ними раздалась отборная ругань.
– Поставит, дура старая, прямо на проходе.
– Сам дурак, под ноги не смотришь. Лису спугнул теперь.
Дверь к сеновалу открылась. Крупный коренастый мужчина со свисающими, как у моржа, усами направил в мою сторону ружье.
– Не, бабка, это не лиса. Это жулик, вор, конокрад. Руки вверх. – Приказал он мне.
Я поднял.
– Я не вор, боже упаси взять чужое. Это недоразумение. Я могу вам все объяснить.
– Это ты – недоразумение. Объяснишь участковому, кто ты такой и что делал в моем сарае, а я пока посчитаю свое хозяйство, не успел ли ты шею моим цесаркам свернуть.
– Не надо к участковому, я – жертва обстоятельств. Увидел сеновал и решил передохнуть на нем, а ваше бдящее хозяйство подняло такой гвалт.
– Тю, бабка, смотри, он нам лестницу сломал, гаденыш. Вот и убыток есть. Лети, мухой, к участковому, а я подержу его на прицеле, чтобы не сбежал.
– Не надо. Я починю лестницу.
Бабка не стала меня слушать, развернулась и исчезла в сумраке сарая.
– Мужчина, перестаньте целиться в меня из ружья, вдруг выстрелит? А это будет превышение пределов необходимой самообороны. Я не вооружен, не представляю для вас никакой опасности, мы можем поговорить, выяснить, что нам друг от друга ничего не надо и мирно разойтись.
– Конечно, а мне потом вся деревня будет пенять, что я вора отпустил. На тебя знаешь уже сколько охотятся? Скажи, это ты у соседа лошадь увел? – Старик понизил голос.
– Нет. Я у вас впервые.
– Конечно, а то ты признаешься? Участковый из тебя душу вытрясет. А в городе так вообще и почки отобьют, и печень, и морду так подрихтуют, мама родная не узнает.
Глядя на старика, который, впрочем, по внешнему виду еще не дотянул до этого возраста, я предположил, что это не мой мир. Не носили у нас такие белые сорочки, похожие на ночное белье, с расшитыми отворотами на одну сторону. Не производила наша промышленность таких сапог с загнутыми острыми носами. Да и ружье имело слишком затейливый курок.
С задов послышался шум.
– Митрич, я здесь. – Крикнул старик.
В сеновал ворвался еще более коренастый краснолицый мужчина, с еще более роскошными усами, в зеленых штанах с красными широкими лампасами, с пистолетом в руке и шашкой на боку.
– Вот он, конокрад, поймал с поличным. – Старик был горд собой.
Участковый вытер пот с лица и махнул пистолетом.
– Руки за голову. Спасибо, Степыч, не медаль, так благодарность тебе обеспечена.
– Рад стараться. – Ответил старик.
– Шевелись, давай, ворюга. Прифраерился, штанишки напялил какие-то бабские, тьфу, мерзость.
– Это обыкновенные джинсы.
– Джинсы? – Переспросил участковый. – Я в ваших модах ничего не понимаю. Шевелись, рожа.
Меня повели по деревенской улице, как пленного фашиста. Народ застрял крупными, как на подбор, лицами, промеж штакетин. Детвора что-то кричала нам вслед, но мой конвоир солидно молчал. В уме ему, наверняка, уже грезились штаны с еще более широкими лампасами, медаль и повышение по службе.
Участковый завел меня во двор. Я догадался, что эта усадьба принадлежит ему. У служителя порядка имелся большой яблоневый сад. Вдоль дорожки, идущей от ворот к дому рос виноград, накрывающей ее на манер беседки. Еще зеленые грозди неспелого винограда свисали вниз.
– Шевелись. – Приказал участковый.
– Да шевелюсь я.
Меня заботила судьба Ляли и Антоша. Как бы и их не замели. Хотя, змей мог сбежать вместе с кошкой в любой мир. В таком случае, мы больше никогда не пересечемся. От этой мысли стало грустно. Я успел прикипеть к этим двум иномирцам.
К деревянному дому участкового притулился новострой, небольшое кирпичное помещение с зарешеченными окнами. Я решил, что это местное СИЗО.
– Туда, живее! – Показал участковый на СИЗО.
– Иду я, иду.
Внутри обстановка оказалось довольно примитивной. Клетка на две персоны максимум и стол со стулом, для протоколирования допроса. Участковый впихнул меня внутрь клетки, закрыл ее с лязгом и навесил замок. Ключ повесил себе на шею.