Жоржи Амаду. Капитаны песка
Шрифт:
Педро Пуля заколебался. Но он чувствовал, как расцветают под его пальцами груди негритянки, ощущал ее гладкие бедра и волосы в низу живота.
– Ты говоришь правду?
– переспросил Педро, не переставая, однако, ласкать ее.
– Да, клянусь. Позволь мне уйти, меня ждут дома.
Она плакала, и Педро почувствовал жалость. Но желание не затухало, и он прошептал, щекоча языком ухо негритянки:
– Я знаю, как сделать,
– Нет! Нет!
– Ты по-прежнему останешься девушкой. Ничего с тобой не случится.
– Нет, нет, будет больно.
Но он все ласкал негритяночку, и она почувствовала, как ее захлестывает волна страсти. Она начинала понимать, что, отказываясь таким образом удовлетворить его желание, она потеряет свою невинность здесь, на берегу. Поэтому, когда он пообещал (и при этом возбуждал ее, лаская языком ее ухо):
– Если будет больно, я перестану ...
– она согласилась.
– Поклянись, что ты не лишишь меня невинности.
– Клянусь.
Но, испытав наслаждение (негритяночка при этом кричала и кусала руки), он увидел, что она еще охвачена желанием, и попытался овладеть ею по-настоящему. Она почувствовала и, вскочив на ноги, закричала, как сумасшедшая:
– Тебе мало того, что ты со мной сделал, негодяй ? Ты хочешь погубить меня ?
Она громко рыдала и заламывала руки - была и впрямь, как сумасшедшая. Эти слезы, крики и проклятия были единственной защитой негритяночки от вожака капитанов песка. Но лучшей защитой были ее полные ужаса глаза, глаза затравленного животного, у которого нет сил для сопротивления. Поскольку желание в основном было удовлетворено, и вернулась прежняя тоска, Педро проговорил:
– Если я тебя отпущу, ты придешь завтра ?
– Да, приду.
– Я сделаю то же, что и сегодня. Ты останешься девушкой.
Она молча кивнула. Глаза у нее были совсем безумные. В этот момент девушка чувствовала только боль и страх, ей хотелось скорее убежать. Теперь, когда руки, губы, плоть Педро не прикасались больше к ее телу, желание исчезло, и она думала только о том, чтобы спасти свою девственность. Поэтому она вздохнула с облегчением, когда Педро сказал:
– Ладно, иди. Но если не вернешься завтра ... Я тебя все равно найду. Узнаешь тогда, почем фунт лиха.
Она словно не слышала. Но парень не отставал :
– Я провожу тебя. А то еще привяжется какая-нибудь сволочь.
Они шли рядом, негритянка плакала. Педро хотел взять ее за руку, но она отпрянула. Он сделал еще одну попытку, и снова она вырвала руку.
– Какого черта?
– возмутился Педро, и дальше они пошли,
Каброша громко рыдала, и ее плач тревожил душу, нагоняя неизбывную тоску, заставляя вспомнить о погибшем отце, о пророчествах Омулу. Теперь он уже проклинал в душе встречу с этой девчонкой и думал только о том, чтобы поскорее выбраться на освещенную улицу. Она все время всхлипывала, и, наконец, не выдержав, он сказал со злостью:
– Ну, чего ты ревешь? Что я тебе сделал?
В ответ она только глянула на него, и в ее глазах Педро прочел ненависть и презрение. Он опустил голову, не найдя подходящих слов. Теперь в его сердце не было ни желания, ни злости - только печаль. До них долетела мелодия самбы. Девчонка зарыдала еще громче. Педро еле волочил ноги, теперь он чувствовал себя гораздо слабее этой негритянки, ее рука казалась ему свинцовой. Педро разжал пальцы. Каброша тут же отдернула руку, но Педро не воспротивился. Сейчас он больше всего на свете хотел, чтобы не было в его жизни ни встречи с этой негритянкой, ни разговора с Жоаном де Адамом, ни праздника в Гантуа. Когда они вышли на освещенное место, Педро Пуля сказал:
– Дальше пойдешь одна. Теперь никто тебя не тронет.
Она снова обожгла его ненавидящим взглядом и бросилась бежать. Но на ближайшем углу остановилась, повернулась к Педро (который смотрел ей вслед) и бросила ему в лицо страшное проклятие:
– Чтоб ты всю жизнь знал только бедность и болезни ! Чтоб ты никогда не снял с себя эти лохмотья! Грязный подонок ! Будь ты проклят !
Ее одинокий голос пронзил тишину пустынной улицы, ранив Педро Пулю в самое сердце. И, прежде чем исчезнуть за углом, негритянка сплюнула с величайшим презрением и еще раз повторила:
– Будь ты проклят, подонок.
Несколько минут Педро стоял оглушенный, не в силах пошевелиться. Потом повернулся и бросился бежать по берегу, спасаясь от проклятий негритянки, а ветер хлестал его в лицо. Ему хотелось броситься в море, чтобы смыть с себя эту тоску, в которой смешались и желание отомстить за погибшего отца, и ненависть к городу богачей, что раскинулся на другой стороне залива - в Барре, Витории, Грасе; и ощущение безысходности, которое он так рано испытал в своей жизни, жизни беспризорного и преследуемого мальчишки, и чувство вины перед этой негритяночкой, тоже по сути дела, ребенком.
" Тоже ребенок" - слышал он в свисте ветра, в мелодии самбы, в голосе своего сердца.
ПРИКЛЮЧЕНИЯ ОГУНА
Однажды ночью, ненастной зимней ночью, когда затянутое свинцовыми тучами небо освещали вспышки молний и ни один парусник не рискнул выйти в море, ночью гнева Шангу и Йеманжи, Педро Пуля, Хромой и Жоан Длинный провожали мать святого дону Анинью до ее далекого дома. Она пришла к ним за помощью, и пока рассказывала, в чем дело, на город опустилась ночь, грозная и ужасная.