Жоржи Амаду. Капитаны песка
Шрифт:
– Господин полицейский...
Полицейский едва глянул:
– Чего тебе, парень?
– Я не здешний, я из Мар Гранди. Приплыл сегодня с отцом...
– Ну и что?
– прервал его полицейский.
– Мне некуда пойти. Позвольте мне переночевать в полиции.
– Ишь, чего захотел, это тебе не гостиница, мошенник. Давай, давай, проваливай...- полицейский махнул рукой.
– Спи в саду, на скамейке. Пошел отсюда.
Педро отошел с таким видом, будто сейчас расплачется. Полицейский смотрел ему в след. Педро встал у трамвайной остановки и стал ждать. Из первого вагона не вышел никто, из второго выпрыгнула парочка. Педро бросился к женщине, ее спутник, увидев, что мальчишка хочет вырвать у нее сумочку, схватил Педро за руку. Все было проделано так неумело, что, случись кому-нибудь из капитанов песка проходить сейчас мимо, он ни за что не узнал бы своего вожака. Полицейский, на глазах которого произошла эта сцена, был тут как тут.
– Так вот какой ты нездешний! Воришка.
Он схватил Педро и потащил за собой. Тот покорно шел за полицейским и как-то испуганно улыбался:
– Я сделал это нарочно, чтоб вы меня схватили.
– Чего?
– Все, что я вам сказал,- правда. Мой отец - моряк, у него парусник в Мар Гранди. Сегодня он оставил меня здесь, и не смог вернуться из-за бури. Я не знал где переночевать, хотел в полиции. Но вы не разрешили. Тогда я сделал вид, что хочу обокрасть женщину. Но только для того, чтобы вы меня забрали. Теперь у меня есть ночлег.
– И надолго, - только и сказал полицейский.
Они вошли в Главное управление. Полицейский пересек коридор, втолкнул Педро Пулю в камеру предварительного заключения. Там уже было пять или шесть человек.
– Ну, теперь спи на здоровье, сукин сын. А когда придет комиссар, посмотрим, сколько времени тебе придется здесь ночевать...- сказал, ухмыляясь, полицейский.
Педро промолчал. Остальные арестованные не обратили на него внимания, они развлекались, подшучивая над арестованным гомосексуалистом, который называл себя "Мариазиньей". В углу Педро увидел тот самый шкаф. Статуэтка Огуна стояла сбоку, рядом с мусорной корзиной. Педро подошел, снял пиджак, набросил его на статуэтку. И пока никто не смотрел в его сторону, завернул Огуна в пиджак (статуэтка была небольшая, обычно их делают гораздо большего размера). Потом улегся на полу, положив сверток под голову, и притворился спящим. Остальные арестованные по-прежнему смеялись над педерастом, и только один старик молча сидел в углу и дрожал, непонятно, от холода или от страха. Педро услышал голос молодого негра, обратившегося к "Мариазинье":
– Так кто лишил тебя невинности?
– Да ну, отстань, - отнекивался педераст, хихикая.
– Нет, расскажи, расскажи, - требовали остальные.
– Ах! Это был Леопольдо... Ах!
Старик молча дрожал в своем
– Почему бы тебе не заняться этим старикашкой?
– спросил он "Мариазинью".
Ты что не понимаешь, меня старики не интересуют, - обиженно надул губы "Мариазинья".
– Не буду больше с вами разговаривать, не хочу...
Полицейский, стоя в дверях, теперь хохотал вместе со всеми. Парень с изможденным лицом обернулся к старику, съежившемуся в углу:
– А ты бы хотел с ним поразвлечься, а, папаша?
– Я старый человек... Я нечего не сделал...- бормотал едва внятно старик.
– Я не в чем не виноват, меня ждет дочь...
Педро понял, что старик плачет, но по-прежнему делал вид, что спит, хотя лежать на жестком свертке было ужасно неудобно. Арестованные продолжали отпускать шутки в адрес педераста и старика, пока того не вызвал другой полицейский:
– Эй, ты, старикашка. Пошли...
Я ни в чем не виноват, - повторил старик.
– Меня ждет дочь, - обратился он сразу к полицейским и арестованным.
И дрожал так, что всем стало его жалко, даже бродяга с чахоточным лицом опустил голову. Только "Мариазинья" ухмылялся. Старик не вернулся.
Потом вызвали педераста. С ним разбирались долго. Чахоточный парень объяснил, что "Мариазинья" из хорошей семьи, поэтому полицейские станут звонить родственникам, чтобы его забрали и не выпускали из дома, а то полиции опять придется возиться с ним этой ночью. Время от времени "Мариазинья", нанюхавшись кокаина, устраивал скандалы в общественных местах, и полиции приходилось его арестовывать. Вскоре "Марианья" вернулся, но только для того, чтобы забрать шляпу. Тут-то он и увидел лежащего на полу Педро:
– Смотри-ка, новенький. Какой душка...
Не открывая глаз, Педро процедил сквозь зубы:
– Вали отсюда, гомик поганый, пока не врезал тебе, как следует.
Арестованные расхохотались и только теперь обратили внимание на Педро.
– А ты что здесь делаешь, церковная крыса?
– спросил чахоточный.
– Не твое дело, обезьяна, - бросил ему в лицо Педро Пуля.
Даже полицейский рассмеялся и рассказал историю, придуманную Пулей. Но тут вызвали негра, и арестованные примолкли. Все знали, что негр ранил ножом человека на какой-то вечеринке. Когда негр вернулся, руки у него распухли от ударов дубинкой.
– Сказали, что меня будут судить за нанесение легких телесных повреждений. Ну и вздули, как следует...- объяснил он.
Больше он не балагурил, молча сидел в углу. У остальных тоже пропала охота шутить. Арестованных одного за другим вызывали на допрос к комиссару. После этого одних выпускали на свободу, других отправляли в тюрьму. Некоторые возвращались избитыми. К рассвету гроза стихла. Педро вызвали последним. Пиджак с завернутой в нем статуэткой он оставил в камере.