Жозеф Бальзамо. Том 1
Шрифт:
— Прежде всего, мое влияние при дворе…
— Принц, вы же знаете сами, что сейчас оно не так уж и велико. С тем же успехом я мог бы попросить покровительства у господина де Шуазеля, которому осталось ходить в министрах недели две. Так что если уж речь зашла о влиянии, давайте полагаться на мое. Вот прекрасное чистое золото. Всякий раз, когда вашему высокопреосвященству понадобится еще, дайте мне знать накануне или утром в тот же день, и вы его получите. А имея золото, можно добиться
— Да нет, не всего, — тихо проговорил кардинал, который уже полностью подчинился собеседнику и не пытался изображать из себя покровителя.
— Ах, да, верно, — отозвался Бальзамо. — Я и забыл, что ваше высокопреосвященство желает кое-чего кроме золота, кое-чего, что дороже всех богатств мира, но это — дело не науки, а магии. Одно ваше слово, и алхимик уступит место магу.
— Благодарю вас, сударь, но мне ничего не нужно, А ничего больше не желаю, — грустно ответил кардинал.
Бальзамо подошел поближе и проговорил:
— Ваше высочество, такой молодой, пылкий, красивый и богатый принц, который к тому же носит имя Роган, не должен так отвечать магу.
— Почему же?
— Потому что маг читает в сердце и видит там совсем другое.
— У меня нет больше желаний, я ничего не хочу, сударь, — чуть ли не в ужасе повторил кардинал.
— А я полагаю, что все обстоит как раз наоборот: желания у вашего высокопреосвященства таковы, что вы не осмеливаетесь сознаться в них даже самому себе, поскольку желания эти — королевские.
— Кажется, сударь, вы намекаете на те несколько слов, которыми мы обменялись у принцессы? — вздрогнув, спросил кардинал.
— Да, это так, монсеньер.
— В таком случае, сударь, вы ошиблись тогда и продолжаете ошибаться сейчас.
— Неужели вы забыли, принц, что я вижу происходящее в этот миг в вашем сердце так же ясно, как видел, что ваша карета выезжает из монастыря кармелиток в Сен-Дени, пересекает заставу, сворачивает на бульвар и останавливается под деревьями, шагах в пятнадцати от моего дома?
— Тогда объяснитесь и скажите, что меня волнует.
— Ваше высочество, принцы из вашего рода всегда были склонны к любви большой и опасной. Это закон, и вы не являетесь исключением.
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — пролепетал принц.
— Напротив, прекрасно понимаете. Я мог бы коснуться многих струн, которые звучат в вас, но зачем? Я задел именно ту, которую нужно, и она зазвенела, да еще как!
Кардинал поднял голову и, все еще немного сомневаясь, вопросительно заглянул в глаза Бальзамо, смотревшие ясно и уверенно. Тот улыбнулся с выражением такого превосходства, что кардинал опустил взгляд.
— О, вы правы, монсеньер, совершенно
— Молчите, граф Феникс, молчите! — испуганно вскрикнул кардинал.
— Да, вы правы, нужно молчать: пока не пришло еще время выставлять напоказ такую любовь.
— Вы говорите, пока еще?
— Да.
— Значит, у этой любви есть будущее?
— А почему бы и нет?
— А вы можете уверить меня в том, что эта любовь не безрассудна? Я ведь так считал, считаю и буду считать до тех пор, покуда мне не докажут обратное.
— Вы просите слишком многого, ваше высокопреосвященство. Я не могу ничего сказать, пока не встречусь с той, что внушила вам эту любовь, или не получу какой-нибудь принадлежащий ей предмет.
— Что за предмет вы имеете в виду?
— К примеру, прядь — хоть самую маленькую — ее прекрасных золотистых волос.
— О, да вы и в самом деле человек проницательный! Вы действительно читаете в моем сердце с тою же легкостью, с какой я читаю книгу.
— Увы! То же самое сказал мне ваш бедный двоюродный прадед, шевалье Луи де Роган, когда я прощался с ним в Бастилии у подножия эшафота, на который он столь бесстрашно взошел.
— Он вам так сказал? Что вы — проницательный человек?
— Да, и к тому же что я умею читать в сердцах. Я ведь предупреждал, что шевалье де Прео его предаст. Он не хотел меня слушать, но все вышло по-моему.
— Вы видите большое сходство между мной и моим предком? — побледнев, спросил кардинал.
— Я только хочу напомнить вам, монсеньер, что вы должны быть очень осмотрительны, когда будете добывать прядь волос из-под короны.
— Куда бы мне ни пришлось за нею отправиться, вы ее получите, сударь.
— Отлично. Вот ваше золото, принц; надеюсь, вы больше не сомневаетесь в том, что это и в самом деле золото?
— Дайте мне перо и бумагу.
— Зачем, монсеньер?
— Чтобы написать расписку в получении ста тысяч экю, которые вы столь любезно дали мне в долг.
— Полно, монсеньер, зачем мне ваша расписка?
— Я часто делаю долги, мой дорогой граф, но имейте в виду: я никогда не беру деньги просто так.
— Как вам будет угодно, принц.
Кардинал взял со стола перо и необычайно крупным и неудобочитаемым почерком написал расписку, орфография которой заставила бы сегодня ужаснуться даже экономку ризничего.
— Так будет хорошо? — протягивая бумагу Бальзамо, спросил кардинал.
— Превосходно, — даже не взглянув на нее, ответил граф и положил лист в карман.