Жозеф Бальзамо. Том 1

Дюма-отец Александр

— Вы не хотите ее прочесть, сударь?

— У меня есть слово вашего высокопреосвященства, а слово Роганов стоит больше любого заклада.

— Граф, — проговорил кардинал с полупоклоном, что со стороны человека его положения значило немало, — вы весьма любезны, и, коль скоро я не могу сделать вас своим должником, прошу не лишать меня удовольствия оставаться вашим.

Поклонившись в свою очередь, Бальзамо дернул за сонетку, и на пороге появился Фриц. Граф что-то сказал ему по-немецки, Фриц наклонился и, словно

ребенок, которому нужно унести восемь апельсинов, немного неловко, но без видимых усилий поднял восемь слитков, обернутых в очески.

— Этот малый — настоящий Геркулес! — воскликнул кардинал.

— Да, принц, он довольно силен, — отозвался Бальзамо. — Однако, истины ради, должен сказать, что с тех пор, как он у меня на службе, я каждое утро даю ему три капли эликсира, приготовленного моим ученым другом доктором Альтотасом. Эликсир уже начинает действовать, через год парень будет поднимать одной рукой восемьсот унций.

— Поразительно! Непостижимо! — пробормотал кардинал. — Я не смогу удержаться, чтобы не рассказать обо всем этом.

— Расскажите, ваше высочество, расскажите, но не забывайте, что тем самым вы обяжетесь собственноручно поджечь мой костер, если парламенту вдруг вздумается изжарить меня на Гревской площади, — со смехом ответил Бальзамо.

Он проводил именитого посетителя до ворот и распрощался с ним, не позабыв почтительно поклониться.

— Где же ваш слуга? Я его не вижу, — удивился кардинал.

— Он понес золото в вашу карету, монсеньер.

— Так он знает, где она?

— Под четвертым деревом направо по бульвару. Это я ему и сказал по-немецки, принц.

Кардинал воздел руки к небу и исчез во мраке. Бальзамо дождался Фрица и поднялся к себе, закрывая по пути все двери.

60. ЭЛИКСИР ЖИЗНИ

Оставшись один, Бальзамо подошел к двери Лоренцы и прислушался. Девушка дышала во сне ровно и спокойно. Тогда он приоткрыл маленькое окошечко, прорезанное в двери, и несколько минут смотрел на Лоренцу, предаваясь сладким и нежным мечтам. Затем, затворив окошко и пройдя через описанную нами комнату, которая отделяла покои Лоренцы от физического кабинета, поспешил к очагу. Он загасил его, открыв заслонку, выпускавшую тепло в трубу, и пустил воду из находившегося на террасе бассейна.

После этого граф аккуратно положил расписку кардинала в сафьяновый бумажник и пробормотал:

— Слово Роганов хорошо лишь для меня, а для них хорошо, когда известно, на что употребить монашеские золото.

Не успел он договорить, как три коротких удара в потолок заставили его поднять голову.

— Ага, меня зовет Альтотас, — проговорил граф.

Он проветрил лабораторию, тщательно прибрался, закрыл очаг, и тут снова послышались удары.

— Ему не терпится — это добрый знак.

Взяв длинный железный прут,

он в свою очередь постучал, затем потянул за металлическое кольцо в стене; с помощью скрытой пружины с потолка лаборатории на пол опустился подъемный люк. Бальзамо встал посредине; люк, приведенный в действие другой пружиной, поднял свой груз так легко и плавно, как специальный подъемник в опере возносит к небесам богов и богинь, и ученик очутился у своего учителя.

Новое обиталище старика ученого имело футов восемь-девять в высоту и около шестнадцати в поперечнике, освещалось оно через отверстие в потолке, а все его четыре стены были глухими. Комната эта, как видит читатель, выглядела настоящим дворцом по сравнению с прежним жилищем старика, устроенным в карете.

Ученый сидел в кресле на колесиках перед мраморным подковообразным столом, заваленным всякой всячиной — растениями, колбами, инструментами, книгами, различными приборами и бумагами с кабалистическими знаками. Он был так поглощен своим занятием, что даже не пошевелился при появлении Бальзамо.

Свет лампы с отражателем, подвешенной к выступу в потолочной раме, падал на его голый блестящий череп. В руке он держал бутылку из белого стекла и разглядывал, насколько она прозрачна, словно хозяйка, покупающая яйца и проверяющая их на просвет.

Некоторое время Бальзамо молча глядел на него, затем спросил:

— Ну как, есть что-нибудь новое?

— О да. Входи, Ашарат, я восхищен, я счастлив — я нашел!

— Что вы нашли?

— То, что искал, черт возьми!

— Золото?

— Вот еще, золото!

— Тогда алмаз?

— Вздор какой. Золото, алмазы — это чепуха, стал бы я им радоваться. Я нашел его!

— Значит, вы нашли свой эликсир? — спросил Бальзамо.

— Да, друг мой, мой эликсир, то есть жизнь! Да что я говорю — вечную жизнь!

— Так, значит, вы все еще занимаетесь этими бреднями? — печально проговорил Бальзамо, считавший эту работу чудачеством.

Но Альтотас, не слушая его, любовно разглядывал свою колбу.

— Наконец-то состав найден, — продолжал он. — Двадцать гранов эликсира из капской аристеи, пятнадцать гранов ртутного бальзама, пятнадцать гранов золотого осадка, двадцать пять гранов масла ливанского кедра.

— Но мне кажется, что, если не считать эликсира из капской аристеи, это же ваша последняя комбинация, учитель?

— Да, но мне не хватало главного компонента, который объединяет все остальные и без которого все остальные — ничто.

— И вы его нашли?

— Нашел.

— И можете его добыть?

— Еще бы!

— Что же это?

— К веществам в этой колбе нужно добавить три последние капли крови из артерии ребенка.

— Да, но где вы возьмете ребенка? — в ужасе вскричал Бальзамо.

— Ты мне его достанешь.

— Я?

— Да, ты.