Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
И она, несчастное дитя, тщетно извивалась, не имея возможности убежать, не догадываясь об угрожающей ей опасности, чувствуя только, что в ее белое платье вцепились живые клещи, подняли ее, не испытывающую ни ужаса, ни скорби, с софы и перетащили на люк, который медленно-медленно стал подниматься к потолку под унылый визг железа, трущегося о железо, под омерзительный хриплый смех этого чудовища в человеческом облике, что увлекало ее ввысь.
130.
Как и предсказывала Лоренца, посетительницей была г-жа Дюбарри.
Прекрасную куртизанку провели в гостиную. Она ждала Бальзамо, листая презанятную книгу о смерти, гравированную в Майнце; гравюры в этой книге, исполненные с поразительным искусством, представляли смерть, направляющую все действия, какие совершает в своей жизни человек; вот она поджидает его у двери бального зала, куда он пришел, чтобы пожать любимую руку; вот она утягивает его во время купания на дно; вот он идет на охоту, а она прячется в стволе его ружья.
Г-жа Дюбарри разглядывала гравюру, на которой была изображена красавица, прихорашивающаяся перед зеркалом, когда Бальзамо отворил дверь и со счастливой улыбкой поклонился ей.
— Простите, графиня, что я заставил вас ждать, но я неправильно рассчитал расстояние или, верней сказать, не знал, сколь стремительны ваши кони. Я полагал, что вы еще только на площади Людовика Пятнадцатого.
— Как так? — удивилась графиня. — Вы знали, что я приеду к вам?
— Да, сударыня, примерно два часа назад я видел, как вы отдавали у себя в голубом атласном будуаре приказ запрячь лошадей.
— Вы говорите, я была в голубом атласном будуаре?
— Да, там на атласе вышиты цветы. Вы, графиня, лежали на софе. И вам пришла в голову счастливая мысль. Вы сказали себе: «А не съездить ли к графу Фениксу?» — и позвонили.
— И кто же вошел на звонок?
— Ваша сестра, графиня. Так? Вы попросили ее распорядиться, чтобы запрягли лошадей.
— Вы, граф, поистине волшебник. Но не значит ли это, что вы в любой миг можете заглянуть ко мне в будуар? В таком случае вы должны были бы предупредить меня об этом.
— Успокойтесь, графиня, я заглядываю только в открытые двери.
— И, заглянув в открытую дверь, вы увидели, что я думаю о вас?
— Да, и притом с самыми лучшими намерениями.
— Вы правы, дорогой граф: что касается вас, намерения у меня наилучшие. Но признайтесь, что вы, такой добрый, такой услужливый, заслуживаете большего, нежели намерения. Мне кажется, вам предназначено сыграть в моей жизни роль опекуна, а трудней этой роли я ничего в мире не знаю.
— Право, графиня, это было бы для меня великим счастьем. Чем я могу быть вам полезен?
—
— Оставьте мне хотя бы одно достоинство — скромность.
— Пусть будет так, дорогой граф. Но тогда я начну с того, что сделала для вас.
— О, нет, сударыня, этого я не позволю. Умоляю, поговорим сначала о вас.
— Хорошо, дорогой граф, и тогда первым делом снимите с моей души незримый камень, потому что по дороге я, хоть и ехала быстро, узнала одного из слуг господина де Ришелье.
— И что же этот слуга, сударыня?
— Вместе со скороходом следовал верхом за моей каретой.
— Как вы думаете, с какой целью герцог приказал следить за вами?
— С целью сыграть со мной какую-нибудь скверную шутку, на которые он мастер. Как бы ни были вы скромны, граф, поверьте, Бог одарил вас многими преимуществами, вполне достаточными, чтобы король почувствовал ревность… из-за моих визитов к вам или ваших визитов ко мне.
— Господин де Ришелье, — отвечал Бальзамо, — ни при каких обстоятельствах не может быть опасен для вас.
— Тем не менее, дорогой граф, совсем недавно он представлял для меня большую опасность.
Бальзамо понял, что имеет дело с тайной, которую не успела открыть ему Лоренца. Поэтому он не рискнул вступать на неведомую территорию и ответил улыбкой.
— Да, да, — продолжала г-жа Дюбарри, — я едва не стала жертвой прекрасно подготовленной интриги, к которой и вы, граф, имеете некое касательство.
— Я — к интриге против вас? Да быть этого не может, сударыня!
— А разве не вы дали господину де Ришелье зелье?
— Какое зелье?
— Приворотное зелье, внушающее безумную любовь.
— Нет, сударыня, такие зелья господин де Ришелье составляет сам, у него давно есть рецепт. Я же дал ему обычный наркотик.
— Это правда?
— Клянусь честью.
— Постойте, постойте… А когда герцог попросил у вас этот наркотик? Вспомните, сударь, в какой это было день? Это крайне важно.
— В прошлую субботу, накануне того дня, когда я имел честь послать вам с Фрицем записку, в которой просил встретиться со мной у господина де Сартина.
— Накануне этого дня? — воскликнула г-жа Дюбарри. — Накануне дня, в который видели, как король направлялся к этой Таверне! О, теперь мне все ясно.
— Поскольку вам все ясно, сударыня, вы теперь видите, что мое участие заключалось только в передаче наркотика.
— И этот наркотик выручил нас.
Бальзамо опять предпочел подождать, поскольку ничего не знал.
— Я счастлив, сударыня, что сумел вам помочь, пусть даже невольно, — промолвил он.