Жозеф Бальзамо. Том 2
Шрифт:
— Прекрасно, без четверти шесть я буду в Трианоне.
— Но как вы доберетесь?
— Это уж мое дело. Мои средства передвижения всегда при мне. Вот они.
И Руссо указал на свои ноги.
— Пять лье? — воскликнул потрясенный г-н де Куаньи. — Но вы же страшно устанете, а вечер будет весьма утомительный, имейте это в виду.
— В таком случае у меня есть и экипаж, и лошади. Народная карета, в которой все братья и которая так же принадлежит мне, как и моему соседу, подобно воздуху, солнцу и воде, — карета, которая стоит пятнадцать су.
— Боже мой, дилижанс! Вы меня пугаете!
—
Г-н де Куаньи, видя, что с ним попрощались, покорился и после бесчисленных изъявлений благодарности, более или менее точных указаний, как и куда являться, и всевозможных хитростей, дабы вынудить Руссо принять его услуги, спустился по темной лестнице. Руссо проводил его до площадки, а Тереза до следующего этажа.
На улице ждала карета, г-н де Куаньи сел в нее и вернулся в Версаль, причем всю дорогу тихонько посмеивался.
Тереза же возвратилась в квартиру и закрыла дверь; настроение у нее было самое грозовое, а это предвещало бурю для Руссо.
109. ТУАЛЕТ РУССО
Когда г-н де Куаньи ушел, Руссо, чье направление мыслей после этого визита совершенно изменилось, уселся с глубоким вздохом в полукресло и утомленно произнес:
— Экая досада! До чего же утомительны все эти люди с их приставаниями!
Эти слова не ускользнули от внимания Терезы, которая как раз вернулась в комнату. Она стала перед ним и воскликнула:
— Вы гордец!
— Я? — удивился Руссо.
— Да. И вы тщеславны! Вы лицемерны!
— Я?
— Да, да… Вы в восторге, что вас приглашают ко двору, а сами прикидываетесь, будто вам все равно.
— О Господи… — пожимая плечами, вздохнул Руссо, которому было неловко, что Тереза его раскусила.
— Да неужто вы убедите меня, что не почитаете для себя величайшим счастьем исполнить королю свои песенки, которые вы тут бренчите на спинете, как последний бездельник?
Руссо метнул на Терезу разъяренный взгляд.
— Вы — дура! — объявил он. — Для такого человека, как я, невелика честь предстать перед королем. Почему он на престоле? Да потому, что по капризу природы рожден от королевы. Что до меня, то я заслужил право быть приглашенным к королю и развлекать его своим искусством; этим я обязан своему труду и таланту, который развил трудом.
Однако Тереза была не из тех женщин, кто так просто признает свое поражение.
— Хотела бы я, чтобы господин де Сартин услышал, как вы тут разглагольствуете. Он бы вам живенько предоставил одиночку в Бисетре или камеру в Шарантоне.
— Ваш господин де Сартин, — отпарировал Руссо, — тиран на службе у тирана, а человек, у которого единственное достояние — его гений, беззащитен перед тиранами. Но если господин де Сартин начнет меня преследовать…
— То что? — поинтересовалась Тереза.
— Да, я знаю, — вздохнул Руссо, — мои враги будут счастливы…
— А почему у вас кругом враги? — спросила Тереза. — Да потому что вы злой, потому что вы набрасывались на всех подряд. Вот у господина Вольтера сплошь друзья.
— Да, это правда, — с ангельской улыбкой согласился Руссо.
— То-то и оно. Господин Вольтер — дворянин,
— А я, по-вашему, — спросил Руссо, — не почувствую себя там как дома? По-вашему, мне невдомек, откуда берутся деньги, которые там тратят, и я не знаю цены почестям, которые воздают монарху? Милая, вы обо всем судите вкривь и вкось. Поймите, если у меня презрительный вид, значит, я испытываю презрение; поймите, я презираю придворную роскошь, потому что она украдена.
— Украдена! — фыркнула с безмерным возмущением Тереза.
— Да, украдена! У вас, у меня, у всех. Золото, которым расшиты кафтаны этих царедворцев, следует вернуть беднякам, не имеющим хлеба. Я этого не забываю и потому с отвращением отправляюсь ко двору.
— Нет, я не говорю, что народ счастлив, но все равно король — это король, — сказала Тереза.
— Я подчиняюсь ему, чего же еще?
— Вот-вот, подчиняетесь, потому что боитесь. И не прикидывайтесь, будто едете против воли, не прикидывайтесь храбрецом, иначе я отвечу вам, что вы лицемер и радуетесь приглашению.
— Я ничего не боюсь, — гордо заявил Руссо.
— Ах, так! Тогда попробуйте высказать королю хотя бы четверть того, что вы только что наговорили.
— Непременно выскажу, если внутреннее чувство велит мне это сделать.
— Вы?
— Да, я. Разве я когда-нибудь отступал перед опасностью?
— Ой! Да вы не посмеете отнять у кошки кость, которую она грызет, из страха, что она вас поцарапает… А что будет, когда вы окажетесь среди гвардейцев да военных со шпагами? Уж я-то вас знаю, как сына родного! Сейчас вы побреетесь, напомадитесь, прихорошитесь, прищуритесь, чтобы незаметно было, какие у вас маленькие да круглые глазки, а при таком загадочном прищуре можно подумать, будто они у вас огромные, как ворота. Да, да, сейчас вы потребуете у меня шелковые чулки, напялите кафтан шоколадного цвета со стальными пуговицами, новый парик, наймете фиакр, и наш философ покатит чаровать дам… А завтра, ах, завтра будут восторги, томность, вы будете влюблены, будете писать и орошать кофе слезами. Уж я-то вас знаю!
— Ошибаетесь, милейшая, — возразил Руссо. — Я же вам сказал: меня принудили явиться ко двору. Я пойду туда, потому что боюсь скандала, как боится его всякий честный гражданин. Я отнюдь не принадлежу к тем, кто отказывается признать верховенство гражданина в республике, но угождать придворным, обтирать свой новый кафтан о золотое шитье этих господ из Эй-де-Бёф [65] — нет, никогда! И если вы меня поймаете на этом, можете издеваться надо мной, сколько вам влезет.
65
Эй-де-Бёф ( букв. бычий глаз) — зал в Версале с единственным овальным окном в форме бычьего глаза, давшим залу название. Он примыкал к спальне короля и служил приемной, где придворные дожидались приглашения присутствовать при королевском туалете.