Жребий Салема
Шрифт:
Без четверти десять в субботу вечером два санитара вкатили тележку с закрытым простыней телом молодого гомосексуалиста, застреленного в баре. Это был первый труп за сегодня: жертвы автомобильных аварий обычно поступали с часу до трех ночи.
Бадди Баскомб рассказывал напарнику французский анекдот о вагинальном спрее, когда вдруг остановился на полуслове: две дверцы ряда с буквами «М – Ю» были распахнуты настежь.
Оставив тележку, они с Бобом Гринбергом подошли поближе. Бадди посмотрел на табличку первой дверцы, а Боб направился ко второй.
ТИББИТС
Пол: м.
Поступил: 04.10.1975
Вскрытие назначено: 05.10.1975
Доктор: Дж. М. Коуди
Бадди потянул за ручку и выкатил из отсека выдвижные носилки.
На них никого не было.
– Ты посмотри! – крикнул Гринберг. – Тут пусто! Что за дурацкие шутки…
– Я все время находился на месте и никуда не отлучался, – заявил Бадди. – Мимо меня никто не проходил. Наверное, это случилось в смену Карти. А что там за имя?
– Макдугалл, Рэндалл Фратус. А что означает сокращение «млд.»?
– Младенец, – мрачно пояснил Бадди. – Господи Иисусе! У нас, похоже, проблема!
Отчего-то проснувшись, он прислушался к звенящей тишине, пристально вглядываясь в потолок.
Какой-то непонятный звук. Но в доме было тихо.
Вот опять! Кто-то скребется.
Марк Питри повернулся на кровати и перевел взгляд на окно. Из-за стекла на него глядел Дэнни Глик, мертвенно-бледный, с горящим взглядом налитых кровью глаз. Увидев, что Марк на него смотрит, он улыбнулся, показав неестественно длинные и острые зубы.
– Пусти меня, – прошептал голос, и Марк не знал, почудилось ли ему или слова действительно прозвучали.
Он испугался, хотя и не сразу это понял. Никогда еще ему не было так страшно, даже в тот день, когда на пляже Попхэм-Бич он заплыл в море слишком далеко и решил, что наверняка утонет. Его ум, еще во многих отношениях детский, мгновенно оценил ситуацию. На кону стояло больше, чем жизнь.
– Пусти меня, Марк. Я хочу с тобой поиграть.
Непонятно, как это жуткое существо держалось за окном: комната Марка находилась на втором этаже, а никакой лестницы приставлено не было. Существо будто парило в воздухе… или прицепилось к стене, как насекомое.
– Марк… я все-таки пришел. Пожалуйста, Марк…
Ну конечно! Они же не могут войти без приглашения! Он читал об этом в журналах о разных монстрах, чем неизменно вызывал недовольство матери, считавшей их вредными.
Марк вылез из кровати и чуть не упал. Только сейчас до него дошло, что он испытывает не просто страх – и даже не ужас! Мертвенно-бледное лицо за окном пыталось улыбнуться, но оно слишком долго обитало во тьме и разучилось. Марк увидел только отвратительную гримасу кровавой маски.
Но если заглянуть в глаза, то страх уходил, и всего-то надо открыть окно и сказать: «Давай, Дэнни, входи», – и тогда уже совсем не будет страшно, потому что он станет таким же, как Дэнни и ему подобные. Станет…
Нет! Вот так они и действуют!
Он отвел взгляд, и для этого
– Марк, впусти меня! Я приказываю! Он приказывает!
Марк снова двинулся к окну. Сопротивляться бессмысленно. Не послушаться этого голоса просто нельзя! И чем ближе он подходил, тем сильнее лицо мальчика за окном искажала злобная гримаса нетерпения. Черные от земли ногти заскребли по стеклу.
Придумай что-нибудь! Ну же! Быстрее!
– Протекала речка, через речку мост, – хрипло произнес Марк, – на мосту овечка, у овечки хвост.
– Марк! Открой окно! – зашипел Дэнни Глик.
– Черной ночью черный кот…
– Окно, Марк! Он приказывает!
– …прыгнул в черный дымоход.
Он слабел. Шепчущий голос просачивался сквозь все воздвигнутые им преграды и звучал все настойчивее. Марк в отчаянии опустил глаза на коллекцию своих игрушечных монстров, казавшихся теперь такими безобидными и глупыми…
Неожиданно его взгляд остановился на пластмассовом вурдалаке, пробиравшемся по пластиковому кладбищу, на котором одно из надгробий было сделано в форме креста.
Не раздумывая и не колеблясь (взрослые, как, например, отец, на его месте обязательно бы сначала все взвесили и обрекли себя на погибель), Марк сорвал крест с подставки и, зажав в кулаке, громко произнес:
– Входи!
Лицо за стеклом исказилось в гримасе хищного торжества и предвкушения. Окно открылось, и Дэнни оказался в комнате. Из разинутого рта доносилось невыносимое зловоние, как из склепа. Холодные и белые, как рыбье брюхо, руки опустились Марку на плечи. Голова по-собачьи вывернулась, и верхняя губа обнажила ослепительно белые клыки.
Марк резким движением впечатал крест в щеку Дэнни.
Раздался жуткий, нечеловеческий – и неслышный! – вопль, отозвавшийся громким эхом во всех уголках души. Торжествующая улыбка на губах существа, бывшего раньше Дэнни, сменилась гримасой агонии. Бледная плоть задымилась и стала расползаться, и через мгновение жуткое создание полунырнуло-полувывалилось в окно.
Все кончилось, будто ничего и не было. Но еще какое-то время крест ярко светился, будто внутри горела раскаленная нить, а потом начал потихоньку меркнуть. Благодаря старым трубам отопления в полу Марк услышал, как в спальне родителей щелкнул выключатель лампы и отец спросил:
– Что, черт возьми, это было?
Через пару минут дверь в комнату Марка открылась, но этого времени ему хватило, чтобы привести все в порядок.
– Сынок? – тихо окликнул отец. – Ты спишь?
– Ну да, – сонно отозвался тот.
– Тебе приснился плохой сон?
– Я… наверное. Не помню.
– Ты кричал во сне.
– Извините.
– Тут не за что извиняться! – Он помедлил, вспомнив, как раньше, когда Марк был совсем маленьким и спал в колыбели, они тоже прибегали на его крик, только тогда все было куда понятнее. – Может, тебе дать воды?