Жребий Салема
Шрифт:
– Не надо, пап, спасибо.
Генри Питри окинул взглядом комнату, не понимая причины ужаса, разбудившего его и ощущавшегося до сих пор. Чувства ужасной беды, которой чудом удалось избежать. Все вроде в порядке. Окно закрыто. Вещи на своих местах.
– Марк, точно ничего не случилось?
– Точно, пап.
– Ладно… тогда спокойной ночи.
– Спокойной ночи.
Дверь тихо затворилась, и послышался удалявшийся звук шлепанцев. Теперь Марк позволил себе расслабиться. В подобной ситуации у взрослых и у детей постарше или помоложе могла бы начаться истерика. Но Марк чувствовал, как напряжение от пережитого ужаса медленно оставляет
Однако прежде чем уснуть, он успел задуматься – уже не в первый раз! – о том, какие взрослые странные. Они принимают успокоительное, спиртное или снотворное, чтобы избавиться от страхов и уснуть, а их страхи такие несерьезные: работа; деньги; что подумает учитель, если Дженни не будет нарядно одета; любит ли меня жена; кто мои друзья… Эти страхи – ничто по сравнению с теми, что испытывают дети, когда остаются в одиночестве в темной комнате и ждут наступления сна. Поделиться ими, рассчитывая на полное понимание, они могут только с другими детьми. Для детей, которым каждый вечер приходится иметь дело со злобными существами, прячущимися под кроватью или в подвале, не существует ни психотерапии, ни социальных служб. А эти существа ухмыляются и грозят из темных углов, но ощущается это не разумом, а каким-то внутренним чувством. И бороться с ними приходится каждую ночь, а единственным лекарством является только постепенное притупление воображения, которое называется взрослением.
Вот какие мысли, только проще выраженные, промелькнули у Марка в голове. В предыдущую ночь подобная сцена закончилась для Мэтта Берка сердечным приступом. А Марк Питри через десять минут уже погрузился в сон, крепко зажав в правой руке, будто погремушку, пластиковый крест. В этом вся разница между взрослыми и детьми.
Глава одиннадцатая
Бен (IV)
В десять минут десятого яркого и солнечного воскресного утра Бен уже начал всерьез волноваться, не случилось ли чего со Сьюзен, когда телефон наконец зазвонил. Он тут же схватил трубку.
– Ты где?
– Не волнуйся, я наверху, у Мэтта Берка. И он с нетерпением ждет, когда ты придешь.
– А почему ты не зашла ко мне?
– Я заходила, только ты спал как младенец.
– Тут всех пичкают снотворным, чтобы ночью спокойно красть органы для пересадки таинственным миллиардерам, – пояснил он. – Как Мэтт?
– Поднимайся и посмотри сам, – ответила она, но он, не дослушав, уже натягивал халат.
Мэтт выглядел намного лучше: казалось, он даже помолодел. Сьюзен в ярком голубом платье сидела у изголовья. Увидев Бена, учитель приветственно поднял руку.
– Садитесь поближе.
Бен подвинул к кровати один из удивительно неудобных стульев и устроился на нем.
– Как вы себя чувствуете?
– Намного лучше. Пока еще слабость, но все-таки! Вчера ночью убрали капельницу, а сегодня утром дали яйцо пашот. Гадость! Сразу вспомнил детство в родительском доме.
Бен чмокнул Сьюзен в щеку и заметил на ее лице странное напряжение.
– Есть новости с нашего вчерашнего разговора по телефону?
– Пока не знаю. Но я уехала из дома около семи, а город в воскресенье просыпается позже.
Бен перевел взгляд на Мэтта.
– Вы в состоянии об этом говорить?
– Думаю,
– А что говорят врачи?
– «Состояние стабильное», как выразился молодой доктор Коуди после вчерашнего осмотра. Судя по ЭКГ, все обошлось… никаких тромбов. Надеюсь, что так, для его же блага, – хмыкнул он, – поскольку на прошлой неделе я проходил у него осмотр. Я бы точно его засудил и пустил по миру за введение в заблуждение… – Мэтт запнулся и посмотрел на Бена. – Он сказал, что подобные приступы часто вызываются сильнейшим потрясением. Но я держал рот на замке. Правильно?
– Правильно. Но с тех пор кое-что произошло. Мы со Сьюзен собираемся с ним сегодня встретиться и все рассказать. Если он не упрячет меня сразу в психушку, мы пришлем его к вам.
– Мне есть что ему сказать, – мстительно произнес Мэтт. – Этот сопливый мальчишка не разрешает мне курить!
– А Сьюзен рассказала вам, что случилось в Джерусалемс-Лоте после ночи с пятницы на субботу?
– Нет, она хотела дождаться вас.
– Но сначала расскажите мне, что произошло в вашем доме.
Лицо Мэтта потемнело, и он сразу как-то сник, вновь став похожим на того старика, что предстал перед глазами Бена вчера.
– Если вы пока не готовы…
– Разумеется, я все расскажу! Я должен это сделать, если хотя бы половина из того, что я подозреваю, правда. – Он горько улыбнулся. – Я всегда считал себя человеком, свободным от предрассудков и достаточно уравновешенным. Просто удивительно, как мозг сопротивляется всему, что ему не нравится или кажется опасным. Совсем как волшебная грифельная доска, на которой мы рисовали в детстве. Если рисунок не удался, достаточно просто поднять листок, и изображение исчезнет.
– Но линии на черной подложке останутся навсегда, – уточнила Сьюзен.
– Да. – Мэтт улыбнулся Сьюзен. – Чудесная метафора для иллюстрации взаимодействия сознательного и бессознательного. Жаль, что Фрейд зациклился на луковицах. Но мы отклонились. – Он взглянул на Бена. – Сьюзен вам уже рассказывала?
– Да, но…
– Понятно, я просто хотел убедиться, что могу обойтись без предыстории.
Он рассказал все ровным и бесстрастным голосом, прервавшись лишь однажды, когда вошла медсестра в мягких тапочках и спросила, не принести ли ему имбирного эля. Мэтт с благодарностью согласился и на протяжении дальнейшего рассказа регулярно прикладывался к трубочке, чтобы сделать глоток-другой. Бен обратил внимание, что при описании сцены, когда Майк вывалился из окна, кубики льда в стакане Мэтта слегка зазвенели о стекло, но голос учителя ни разу не дрогнул и оставался по-прежнему ровным, будто он излагал новый материал на уроке. Бен в очередной раз отдал ему должное: Мэтт был потрясающим человеком.
Когда он закончил, наступила недолгая пауза, которую прервал сам учитель:
– Итак, каково ваше мнение о том, что узнали с чужих слов и не видели сами?
– Мы довольно долго обсуждали это вчера, – сообщила Сьюзен. – Пусть Бен вам расскажет сам.
Немного смущаясь, Бен перечислил все возможные рациональные объяснения и затем отверг их одно за другим. Когда он упомянул о валявшемся под окном ставне и отсутствии следов лестницы на мягкой земле, Мэтт зааплодировал:
– Браво! Настоящий сыщик!