Жребий
Шрифт:
На беседе со мной, проходившей с глазу на глаз, Он твердо и определенно сказал: "Нет, этому не бывать. Быть ему сотворенному по образу и подобию моему", — и даже как-то нехорошо посмотрел на меня при этом.
После встречи Он стал задумчив и мало разговорчив. Видимо, Он усиленно работал над своим будущим проектом. Наконец, наступил день его оглашения. Честно скажу: впечатление было потрясающим. Я впервые осознал по-настоящему гениальность нашего Отца во всей ее глобальности. Все было тщательно продумано, просчитано, выверено и, несмотря на свою суперграндиозность, выглядело изыскано. Как изящная математическая
Проект не обсуждался. Он был доложен со всеми своими астрономическими выкладками, и через некоторое время началось его претворение в реальность.
Шесть дней все мы пахали на полную выкладку. Как рабы. Одним словом, происходило все то, что стало потом предметом повествования книги "Бытие". Хотя там излагается два варианта сотворения. И оба меж собой перепутаны. Документ-то передавался из века в век, вот переписчики и накуролесили. На самом же деле никаких двух вариантов не было. Работали шесть дней подряд. На шестой сваяли вашего прародителя. Нарекли Адамом, что значит человек. И поселил его Владыка в Эдем, специально для него предусмотреном заранее, как я это понял потом.
Да, вдохновенные дни мы тогда пережили, счастливые дни. Однако вашему родителю в раю скучно одному почему-то стало. Ни звери, ни птицы его не радовали. Вот и решил Господь сотворить ему женскую половину, из его же ребра. Так размножают лозу винограда от черенка. Мы еще долго препирались, какое ей имя дать. Но Адам сам окрестил ее Евой. И Батя сказал: "Пусть. Ему же с ней жить…"
Потом случилось то, из-за чего я оказался здесь, среди вас. Адаму и Еве жилось в Эдеме, что называется, как у Бога за пазухой. А мы наблюдали за ними, и Владыка тоже.
Однажды как-то Он меня подозвал и говорит: "Ну что, Сатюня, ты доволен?"
Что я мог сказать? Конечно! Кроме того, вокруг нас еще лежал непознанный мир, и перспективы на будущее были самые радужные. Оказалось, не ради любопытства Он со мной завел этот разговор.
"Знаешь что, — сказал Он, — надо бы проверить наше творение на надежность. Я там, в центре сада, посадил дерево одно, Древо познания. И запретил им рвать с него плоды. Пока они его не трогают. Но у меня нет твердой уверенности, что они будут вести себя и дальше так. Надо бы испытать их…"
Позже я понял: эта мысль пришла к нему не случайно. Она тщательно была им продумана раньше и являлась собственно частью Его проекта, но когда он мне высказал ее, она мне показалась возникшей самопроизвольно.
Замысел Его был прост: я должен под любым предлогом попытаться уговорить ваших прародителей нарушить Его запрет. Я подчеркиваю: под любым предлогом, Он так и сказал. На искушение Он мне отпустил три попытки. Если они в этих трех попытках устоят, я обязан оставить их в покое и доложить Ему подробности разговора: как они будут реагировать на мое совращение, чем мотивировать отказ или согласие.
Придумали тут же совместно план испытания. Вариант моего явления к ним в обычном виде отвергли: люди могли догадаться, что это провокация со стороны Творца. И явился я к ним в обличии змия.
Я начал с Адама. Но почему-то сразу почувствовал, что с этим типом у меня ничего не склеится. Слишком
Ах, Тимофей Сергеевич, история, я вам скажу, — вещь совершенно непредсказуемая. За многие века моей горемычной жизни я тут такого насмотрелся, что не приведи это видеть еще раз. Рехнуться можно. Иногда какая-нибудь мелочь, чепуха потешная, какой-нибудь конь деревянный или яйца куриные становятся поворотным моментом в ее движении. Да что там яйца! Неуместно сказанное слово, жест могут оказаться для истории роковыми.
Вот и в тот раз оно как-то так случилось не совсем ожидаемо. Сначала она отказывалась пробовать плод. Наотрез отказывалась. Я совсем пал духом: не получится, не исполню я задание Творца. Меня ждал провал. Какая досада! А хотелось послужить Владыке рьяно, со всей своей сыновней преданностью.
Она сказала, что Творец запретил даже прикасаться им к этому дереву. Тут я понял: надо заходить с другой стороны.
Я стал извиваться у ее ног и расхваливать на все лады ее женские прелести. Она расцвела в улыбке. И была в самом деле очаровательна. Я даже удивился: из ребра ведь, стервоза, а такая красивая получилась, надо же! И тут я сделал очень грамотный ход, я поймал ее на честолюбии.
"Да, ты действительно прелесть! — сказал я. — Но до полного идеала тебе не хватает такого же прекрасного ума. Плоды древа познания восполнят тебе этот недостаток. Вкуси их — и ты будешь совершенна, как Бог."
Она задумалась. Потом протянула руку к древу и слегка коснулась его своим изящным указательным пальчиком. На секунду ей стало дурно. Как она говорила потом, в ее глазах потемнело. Но первый шаг был сделан, и она была жива и невредима. У меня появилась зыбкая надежда на успех.
Словом, уломал я ее все-таки, голубушку, расколол на первый плод. И видит она, что ничего, жива. И даже фрукт вкусный оказался. И тут уж она позвала Адама. Тот тоже нерешительно сначала, но причастился. Задание было выполнено.
Я хотел сразу доложить о результатах эксперимента Творцу, но почему-то — я не знаю сам, почему, — мне стало грустно за них. Я подумал: в сущности, они же должны были быть моими детьми, а не Его. Ибо мне, мне лично принадлежало авторство идеи сотворения этих существ! Да, Он углубил, разукрасил мою идею — все это так. Но Он и скрыл от мира мое имя, низвел меня до простого советчика. И я решил не говорить Ему правды, ибо кто же пожалеет этих наивных существ, как не я, который их замыслил.
Я сказал Ему, что ни на какие уговоры они не клюнули. Он был доволен.
К вечеру он пошел прогуляться в саду, а заодно взглянуть на Адама и Ему, чем они там занимаются. И вернулся оттуда вскоре весь бледный и трясущийся.
Позвали меня. Я понял: произошло что-то непредвиденное. Возможно, за мной кто-то подсматривал, когда я разговаривал с ними.
Я никогда Его таким не видел. Он был весь одно возмущение. Тряслась борода, тряслись даже губы. Хотя Он старался совладать с собой. Но теперь я думаю, что это все-таки была игра, Его гениальная игра.
Он долго и тяжело молчал, возбужденно дыша. Потом спросил, глядя мне прямо в глаза: "Почему они сшили из листьев смоковницы себе одежды? Ты мне можешь это объяснить?"