Жрица
Шрифт:
Мы с сестрой возлежали по обеим сторонам от Ники, так что каждый завладел ее частью. Наши пальцы встречались в самых разных уголках ее тела, а она дарила то мне, то ей длинные жаркие поцелуи. Моя рука гладила ее холмик, она гладила мой вздыбленный член и к ней присоединялась еще другая рука – сестры. Затем Люба раздвинула ее ноги одним быстрым движением и припала устами к ее лону. Ника только успела коротко вскрикнуть, как уже свершилось то, чего она возможно боялась. Но теперь ей открылся иной мир. Умелыми ласками своего языка и губ жрица могла сделать многое. Я видел, как удивленное и испуганное выражение лица Ники быстро сменилось томлением наслаждения. Голова ее, лежащая на полушке из ее роскошных длинных медовых волос, заметалась из стороны в сторону, а с губ стали срываться стоны, один за одним.
Жрица стояла на слегка расставленных коленях,
Все было закончено, свечи догорели. Обычно мы оставались в эту ночь в одной постели с Любой, гости же проводили ее в соседней спальне, где было достаточно места. Но в этот раз Люба взяла Нику с нами. Может, она хотела доставить мне еще немного удовольствия? Но, наверное, больше удовольствия досталось все же ей самой. Ника захотела отплатить ей теми же лобзаниями, какие дарила ей Люба. Возможно, она просто хотела попробовать, что это – ублажать, любить женщину. Они сплелись, утонув в лонах друг друга и долго ласкали их, впиваясь пальцами в ягодицы. Когда они, наконец, разъединились, утомленные, я вновь вошел в Нику и мял ее груди и целовал ее распаренный от ласк рот, пахнущий моей сестрой. Люба же лежала рядом и целовала нас поочередно, как бы участвуя в нашем действе. Заснули очень поздно. Кажется, все были счастливы.
С Никой мы сдружились. Когда я заходил к Любе, то часто встречал там ее. Она часто бывала у сестры, иногда оставалась и на ночь. Она привлекала Любу тем, что серьезно и вдумчиво хотела постигнуть таинства Учения, и просто как подруга, с которой можно было говорить о чем угодно. Мне она тоже нравилась, хотя я и начал немного ревновать сестру к Нике. С поры этого знакомства я начал замечать за Любой меньше внимания ко мне. Прежде, когда я приходил к сестре, то часто мы проводили ночь вместе, и она отдавалась мне со всей страстью зрелой женщины, истосковавшейся по мужскому вниманию. Теперь же наши ночи не то что прекратились, но стали редки, и я понимал, что Ника заняла в ее постели важное место; и это не совсем не только любовный ритуал, а, напротив, взаимная нежность и притяжение тел. Всего два раза мне было позволено разделить с ними постель. Это был океан неги. Они уже научились тонко чувствовать друг друга. Играли со мной. Ласкали мою грудь, мой живот, мой орган своими обнаженными грудями. Вылизывали меня от ушей до пальцев ног. Я превзошел себя – да и было с чего. Оросил их лона, взорвал их чувства, заставил стонать и молить, утомил их лаской. Но все же им чаще было лучше только вдвоем. Они, наверное, что-то делали такое, что не делали в моем присутствии.
Еще раз, когда я ночевал отдельно, в смежной спальне, Ника пришла ко мне одна. Я не спал, не мог спать, потому что мне прорывались через стену отдельные приглушенные звуки из их спальни, но этого было достаточно, чтобы лишить меня сна. Она прижалась ко мне обнаженным телом и наши губы встретились. Ника пахла Любой. И собой тоже. Я зарылся обеими руками в копну ее роскошных волос, прижал ее голову к себе и долго целовал горячие губы. Распухший ее язык ощупывал мой
Временами я задумывался над тем, какую жизнь я веду. Все то, что было связано с миром поклонения языческим божествам, с обрядами и службами, с одержимостью сестры миссией жрицы – все это временами казалось мне совершенно нереальным. Рядом шла обычная жизнь города с его улицами полными спешащих людей и машин, с кафе, банками и магазинами, с планами карьеры, отпуска, со свадьбами, рождением детей и еще тысячей других забот. Но кто-то, такие как Варвара, не приемлет счастья через достижение этих мелких целей. Им они кажутся ничтожными, они жаждут большего, много большего , - не просто построить дом или семью, а получить счастье вечное. Получить власть над миром – с помощью богов, вызванных из темноты ушедших тысячелетий. И вот тогда мы переходим грань и оказываемся там, где льется лунный свет, где есть жертвенник, жрецы, послушники. Я гнал от себя эти мысли, потому что тогда надо было «проснуться». И стать вновь рациональным человеком современного мира. Мне не хотелось просыпаться, потому что я смотрел этот сон вместе с сестрой, а значит она была бы для меня потеряна. Она же обрела в этом мире невиданный подъем сил, и ей казалось, что нет ничего на свете важнее миссии жрицы и проповедницы новой веры.
Стояло лето, и Ника предложила следующий обряд провести за городом, где у ее знакомых стоял пустой сейчас дом с довольно большим участком и садом, где никто не смог бы нас услышать. Люба очень была воодушевлена этой идеей, поскольку обряды и надлежало проводить на воздухе, как это было принято у древних. Только по необходимости мы собирались прежде в квартире.
Дом в самом деле оказался большим, со множеством комнат. Подле дома была небольшая поляна. Здесь и было решено проводить часть торжества. В этот раз все должно было начаться с живого представления о спасении Бога из Царства тьмы. Люба как жрица должна была представлять от лица богини Девы Инанны.
После наступления темноты все мы вышли на лужайку и в свете звезд священнодействие началось. Вперед выступила жрица. Она была в длинном до полу облегающем белом одеянии с открытыми плечами и грудью. Воздев руки к луне, она принялась стенать и плакать по своему сыну и возлюбленному. Ее волосы были распущены, она воздевала обнаженные руки к небу и била себя в грудь, взывая к небу о милости и возвращении из темного царства своего возлюбленного. Мне была уготована роль Гадеса, божества тьмы, который не отпускал сына-возлюбленного царицы из царства мертвых. Ника была служанкой Гадеса и тайной заступницей, которая украла ключи от темного царства. Сына символизировала луна, которая взошла наконец на небосводе, символизируя воскресение супруга богини.
В доме все было уже готово для второй части мистерии. Мы расположились вкруг на коврах в центральной части большой гостиной. Люба взяла в руки крестообразный жезл и коснулась им чаши с священным напитком произнося заклинания. В комнате было почти темно, только лунный свет, падающий через открытое окно, освещал фигуры в белом, склонившиеся в поклоне. Чаша со священным напитком ходила по кругу. На этот раз он был теплым, почти горячим, и в нем была терпкость трав, пряные ароматы и еще какой-то сладковатый привкус. Мы пели песню радости и ликования, и с каждым кругом по телам разливалось тепло.
Встав в центре нашего круга, Родион и Маша начали благодарственный танец «пра», восхваляющий союз Девы Инанны и Господа, Небесного царя. Тела обнажились, белые балахоны были отброшены в сторону, и эта пара закружилась перед нами, извиваясь и воздевая руки к небу. Их волосы развевались в резких порывах. Он будто самец наскакивал на самку, она вырывалась и отбегала, он вновь настигал ее. Было видно, как он возбужден. Это передалось остальным. Жрица первая встала и, воздев руки, сбросила с себя одежды. Мы все присоединились к танцу. Мои руки то и дело хватали мелькающие передо мной женские тела, касались груди или вцеплялись в бедра, ловили руки. Постепенно неистовство танца стало угасать и, наконец, задыхающиеся, мы остановились.