Жулики. Книга 4
Шрифт:
– Что за ухмылки?– приподнял гневно бровь, Петр Павлович. Ему достался мундир с ботфортами, которые даже были со шпорами и каждому было понятно, что сей отставник от кавалерии, а не от канцелярии.
– Да нет, ничего. Готовы, видим, отправляться? Мы тут с Серегой запор испробовали хороший из "Завесы". Дома-то никого не остается, ну и чтобы любопытные не совались, сейчас налепим на избенку.
– Так и чего сидеть? Поехали. Федор Леонидович вон уже взопрел под своими накладными косицами. И нас хотел обрядить, да мы не поддались. В этакую-то жару… Как в шапке
– Эх! Молодо-зелено!– вздохнул Академик.– Там ведь все так ходят. Вот и будете как белые вороны.
– Леонидович, вы не поверите, но почти никто не носит. Чиновники только на службу надевают и снимают их сразу, как только до присутствия добредут. Зимой может и все ходят, а летом что-то рвения особенного ни кто не проявляет. Да и запутано там все. Я недавно видел одного чудака, так он в такой паричище обрядился – до пояса букли висели и треуголка вся в перьях. Индейского вождя вспомнил. Так у того победнее были. А у этого павлиньи торчали. Народ на улице шеи чуть не посворачивал, оглядываясь. Вот уж "белая ворона", так ворона. А это… – Мишка махнул рукой на прически Силиверстовича и Петра Павловича … – обычное дело. Провинциалы, что с них взять? Москвичи привыкли, что город, как двор проходной. Кого только нет. И удивить их уже давно не просто.
– Так может и мне тогда снять, Петрович? Взопрел действительно, круги уже перед глазами.
– Да снимайте вы этот камуфляж ленфильмовский,-
Мишка сочувственно взглянул на Академика.– А сюртучки-то тоже не по моде, молью побиты опять же,– пригляделся он к одежде реквизитной.– Даже заплаты смотрю есть. Реквизит он и есть реквизит. Перескочим и первым делом к Лили. Вот уж кто будет рада. Сразу три заказа. Ну а женщин Катюша обошьет. Тоже рада будет.
Переместились на второй этаж особняка, в самую большую комнату "залу". Женщины принялись осматривать помещения, а мужчины уселись за столик для курения.
– Кофе нам тут подадут?– поинтересовался Петр Павлович, оглядывая "залу".
– Подадут,– Мишка позвонил в колокольчик и на его звон примчался Павлушка.
– Здрасте, барин, че изволите?
– Ты вот, что Павлуш, Не зови меня барином, хорошо?
– А как звать?– растерялся мальчонка.
– Ну-у-у… – Мишка задумался.
– Зови его, сынок, дядькой Мишкой,– подсказал Петр Павлович.
– Не-е-е… Так-то нельзя, тятька заругат и ухи оборвет,– запереминался с ноги на ногу Павлушка.
– Михаилом Петровичем зови,– пришел всем на помощь Академик.– Раз не барин и не дядька. Можешь еще сударем величать, тоже приемлемо.
– Слушаюсь, ба…сударь, Михайла Петрович, чего изволите?– сориентировался моментально Павлушка.
– Позови папаню своего сюда, знакомиться с гостями, ну и маманю. Хотя…-
Мишка прислушался к доносящимся снизу голосам.– Маманю, похоже, уже и не нужно. Без нас уже познакомились.
Павлушка умчался, шлепая босыми ногами по паркету и через минуту явился Гриня, изумленно остановившийся на пороге. В одной руке он держал здоровенный колун, а другой утирал пот со лба. Из дровяного сарая
– Чего это ты, Гринь, с топором? Никак повышенного жалования хочешь потребовать? Так мы не жадные целый рубль платить согласны в месяц тебе и столько же Марфуше, а вольные оформим на этой же неделе,-
засмеялся Мишка, а Гриня взглянув на колун, засмущался и начал искать глазами место куда бы его поставить, чтобы не дай Бог чего не сломать или не поцарапать.
– Да сунь ты его уже куда-нибудь, тяжелый ведь,-
посочувствовал ему Мишка и, взяв колун из рук, совсем растерявшегося Грини, положил его прямо на полированную столешницу.
– Вот, знакомься. Вся моя родня здесь,-
Мишка принялся представлять присутствующих.– Называть исключительно по имени отчеству, потому как ты человек уже можно сказать вольный, и господ над тобой нынче нет.
– Слушаюсь, Михайло Петрович,– поклонился Гриня.
– И без поклонов вот этих, Гринь, и без слушаюсь. Просто кивни или скажи "да, понял". Понял?
– Понял, Михайло Петрович,– кивнул Гриня.
– Как там насчет чайку гостям с дорожки или кофейку? Сообразить можно?
– Уже несем,– Гриня схватил колун, опрокидывая столик вместе с пепельницами и табакерками.
– Простите покорно, виноват… – обмер он, сжимая топорище и бледнея.
– Да хрен с ним со столом, Гринь. Не бери в голову. Ждем кофе,– Гриня облегченно перекрестился, взглянул признательно на Мишку и умчался со скоростью Павлушкиной, только не шлепая босыми пятками по паркету. На ногах у Грини были обуты свежесплетенные лапти. Вот ими и зашуршал.
– Стол-то, однако, крепкий какой,– Петр Павлович поставил столик на ножки и принялся собирать курительные принадлежности.– Рай тут для Сереги и Силиверстовича. Травись – не хочу. Мне что ли трубку приучиться курить?
– Я тебе приучусь.– В "залу" влетела Нина Андреевна с Тихоновной и Марфой.– Кухня здесь, просто мечта любой хозяйки. Газплиты, правда, нет и все на дровах, но зато какая посуда. Ах! Мы с Марфушей по дому пробежимся, а вы тут без нас, чтобы никуда, ни шагу. Кофе уже несут с шаньгами. Пошли, Марфуша, покажешь, что здесь и как.
– Это им на пару часов, как минимум. Ведь и на чердак полезут наверняка и в подвалы,– проводил женщин взглядом Петр Павлович.
– Ну, вы тут располагайтесь, а я поехал в швейную, обрадую Катюшу. Вот уж переполоху-то будет!– засмеялся Мишка.– А вы часика через два подгребайте тоже. Серега дорогу знает. Я за вами карету пришлю,– Мишка поднялся и вышел.
Карета подъехала ровно через два часа. Кучер приветливо распахнул дверцу и поклонился в пояс.
– Пожалте, господа, за все уплочено. Велено доставить, с нашим почтением.
А в швейном доме переполох стоял – это еще мягко сказано. Визг заполошный. Девицы мели и терли где только можно, ну а Екатерина сидела бледная на диванчике и шевелила губами, зачитывая все молитвы, какие знала.
– Ну, что ты, Катюш, у меня мировые родители. Не робей. Вон уж подъехали,– Екатерина охнула и перекрестилась.