Журавлик - гордая птица

Juliya-Juliya

— Давай, — капитан, ухватившись за его ладонь, помог ему подняться. — Похоже, отвозить тебя в больницу входит у меня в привычку.

Прежде чем сесть в машину Никиты, Эдвард выудил из кармана джинсов ключи от коттеджа и бросил их Николаю.

— Отправляйтесь к нам домой, — предложил он. — И Татьяну Тимофеевну с собой прихватите. Так будет… безопаснее для вас. Мало ли что ещё взбредёт в голову этому сумасшедшему ублюдку?

— Я не собираюсь прятаться от… — начал, было, возмущаться Журавлёв, но, не выдержав настойчивого взгляда зятя, смиренно кивнул.

В клинике Эдварду наложили несколько стяжек на травмированный участок головы и обработали рану на ладони. Потом он стянул с себя рубашку, и хлопотавшая над ним молоденькая медсестра испустила сочувствующий вздох — весь правый бок мужчины

закрывал огромный лилово-чёрный кровоподтёк. Именно сюда пришёлся основной удар, когда Корнев задел его своим авто. На левом плече красовался синяк размером поменьше и получен он был, вероятно, при падении. Когда рентгеновский снимок был готов, выяснилось, что плечевая кость в порядке, а вот с рёбрами всё обстояло намного сложнее: два из них были сломаны, а ещё на одном образовалась трещина. Чтобы зафиксировать пострадавшие рёбра, дежурный травматолог решил наложить на торс Каллена плотную тугую повязку. На ногах тоже обнаружилось с десяток ссадин и гематом, но на этот факт Эдвард равнодушно махнул рукой. Во время медицинских процедур Каллен вёл себя тихо и только время от времени, когда становилось слишком больно, раздражённо скрипел зубами. Но едва врач начал настаивать на госпитализации, он не выдержал и наорал на доктора, используя неповторимую смесь из русских и английских ругательств. Опешивший от такого неуважения эскулап только развёл руками и поспешил указать скандальному пациенту на дверь, чему Эдвард был нескончаемо рад.

— Так! — Никита хлопнул рукой по рулю. — Сейчас мы едем к тебе.

— Что? Нет! — возмущённо воскликнул Эдвард. — Я не собираюсь отсиживаться дома.

— Каллен! — Дубов вздохнул. — Никто не собирается запирать тебя на три замка. Но посмотри на себя: куртка порвана, лицо испачкано в крови. Ты будешь передвигаться по городу в таком виде? Да от тебя люди начнут шарахаться! Сменишь одежду и вперёд. И, обещаю, я буду с тобой, пока мы не найдём твою жену и детей. Мы город вверх дном перевернём, но отыщем их. Понял меня?

— Понял, — вымученно прохрипел Эдвард. — Поехали.

Дома Каллен торопливо скинул с себя рубашку и натянул чистые футболку с джемпером и джинсы, тут же скривившись от неприятных ощущений, вызванных соприкосновением ткани с травмированным телом. Накинув на плечи ремни кобуры, он уже собирался покинуть спальню и присоединиться к ожидавшему его на первом этаже Никите, как вдруг взгляд его упал на столик рядом с кроватью. Его внимание привлекла стоявшая там старенькая шкатулка из дерева, украшенная незатейливой резьбой. Эту шкатулку Каллен видел впервые, поэтому, заинтересовавшись, взял её в руки и осторожно приподнял потускневшую от времени крышку. Внутри он обнаружил несколько кусочков серебристого пластика, два пожелтевших от времени бумажных листка, а ещё пару бирок, на которых были выведены имена его сына и дочери с датами рождения. С бирками всё было ясно — они являлись памятками новорождённых, приветами из родильных домов, где появились на свет Аня и Саша. Серебристые осколки Каллен высыпал на ладонь и минуту или две гадал, почему они кажутся ему такими знакомыми. Понимание ударило по нему, словно таран: это был его давний подарок Изабелле, её первый телефон, вернее, его жалкие остатки. Нарочно или случайно, она разбила его, но предпочла сохранить даже в таком изувеченном виде. Эдвард поражённо потряс головой и аккуратно сложил фрагменты мобильника обратно в недра шкатулки. Сложенные вчетверо листы бумаги оказались старыми письмами. Как только Каллен развернул одно и начал читать, из его груди вырвался горестный вздох: это было послание, которое он, будучи когда-то наивным юным идиотом, оставил Изабелле перед своим бегством в Америку. Ему было так больно, когда он писал его, но Белле — и теперь он знал это абсолютно точно — было намного больнее читать эти строки. И всё же она сберегла листок, оставила, как последнее напоминание о человеке, которого любила. Застарелое чувство вины вновь накрыло Эдварда с головой. Болван, дурак! Как же он сглупил, когда бросил в этом городке самое дорогое для него существо! Трясущимися руками Каллен развернул второе письмо и сразу узнал почерк Энни.

«Я так горжусь тобой и твоим поступком: дать жизнь этому мальчику…», «Наступит время, когда Эдвард Каллен придёт к твоему порогу. Пусть не сейчас, не скоро, но придёт… Жизнь — хороший учитель… Когда Эдвард придёт с покаянием, позволь вам двоим снова

быть счастливыми… И пусть пройдёт год, пять, семь, а, может, и десять лет — время не имеет значения… Найди в себе силы не оттолкнуть его… Но ведь ты любишь его…», — Эдвард впитывал в себя каждую строчку, смаргивая слёзы, из-за которых слова послания сливались в размытые пятна. Господи, Энни! Как же ты была права: жизнь — действительно хороший учитель. Идеальный, можно сказать! Он и вправду пришёл с покаянием спустя почти десять лет! И Белла, как и мечтала Анна Каллен, не оттолкнула его, но впустила в свою жизнь и доверила самые дорогие свои сокровища — детей. А он не сберёг, не защитил тогда, когда беда в лице Дмитрия Корнева оказалась рядом! Он же в это время валялся бесполезной, бесчувственной кучкой мяса на снегу, не ведая, что жену и детей увозит в неизвестном направлении помешавшийся на мести отморозок! Каллен откинул голову назад и, закрыв глаза, зарычал в бессильной ярости.

— Эта шкатулка очень дорога Изабелле, — раздался тихий надломленный голос.

Эдвард вздрогнул и распахнул веки. Неловко переминаясь, в дверях стояла Танечка. Она медленно подошла и опустилась на кровать рядом с мужчиной.

— Сначала она не хотела показывать её тебе — знала, что ты опять начнёшь винить себя во всём, что случилось с вами за эти годы. Но несколько дней назад Изабелла обмолвилась, что приедет за ней. Вот только не успела… Сегодня я привезла шкатулку сама. Думаю, моя внучка не стала бы возражать.

— Эти письма… — охрипшим от слёз голосом, проговорил Каллен. — Белла сохранила их. Чёрт, да она сохранила даже разбитый вдребезги телефон, подаренный мной!

— Конечно, сохранила, — Танечка погладила Эдварда по плечу. — А как же иначе? Она любила тебя, Эдвард. И любит до сих пор. Да ты и сам это знаешь.

— Знаю, — искренне произнёс Каллен. Он поднял на Татьяну Тимофеевну глаза, но тут же смущённо отвернулся. — Простите, я что-то совсем расклеился. Плачу, словно мальчишка.

— Это ничего, — она говорила тихо и доброжелательно, стремясь успокоить мужчину. — Это нормально. На твои плечи сейчас лёг огромный груз. Но, я знаю, ты справишься. Никто не винит тебя в том, что случилось. Ты слышишь меня, сынок? Все мы верим в тебя. Верим, что ты справишься, что найдёшь моих внучку и правнуков. Никита поможет тебе.

Эдвард обнял Танечку и приник головой к её плечу.

— Спасибо, — еле слышно прошептал и с жаром добавил: — Спасибо вам за поддержку. Я вытащу их оттуда, чего бы это ни стоило.

Осторожно, чтобы не задеть рану на виске, Танечка погладила Каллена по волосам и, тяжело поднявшись, вышла за дверь.

Прежде чем покинуть спальню, Эдвард бросил взгляд на зеркальную дверцу платяного шкафа-купе и, заметив, что кровоподтёк на скуле потемнел и увеличился в диаметре, только раздражённо цокнул языком. Не желая больше любоваться собственным помятым видом, он отвернулся и понёсся на первый этаж, чтобы одеться и покинуть коттедж вместе с Дубовым. Телефон в его кармане зазвонил, когда он перепрыгивал через две последние ступеньки. Скривившись от боли в боку, вызванной резким движением, Эдвард вытащил мобильник. Он злобно фыркнул, увидев на экране незнакомый номер, и красноречиво посмотрел на подоспевшего Дубова.

— Да? — громко выкрикнул Каллен в трубку, попутно включая громкую связь.

— О! Живой и здоровый! — лениво протянул невидимый собеседник. — А я думаю: дай позвоню. Может, я перестарался и прибил тебя ненароком? Оказывается, нет — ты всё ещё дышишь, — до Каллена долетел тихий смешок.

— Корнев! Где Белла и Аня с Сашей? — зло процедил Эдвард.

— В надёжном месте, — ответил Дима довольным, наполненным ленцой голосом. — И будут там до тех пор, пока ты, коп, не сделаешь всё, что я скажу.

— Что ты хочешь? — яростно прошипел Каллен.

— Денег, — совершенно спокойно пояснил Дмитрий. — Много-много денег. Я слышал, у тебя они есть. Придётся поделиться, если хочешь вернуть свою девку и её довесков.

— Сколько? — Эдвард, поняв, что его ярость доставляет Корневу большое удовольствие, с трудом взял в себя в руки и постарался перейти на нейтральный тон.

— Три миллиона. Долларов! — жёстко отчеканил Корнев.

— А твои аппетиты растут, Митя, — не сдержался Каллен. — Что ж, ты их получишь. Но есть одна загвоздка: деньги лежат на моём счету в Штатах. Чтобы перевести их на моё имя в Россию, понадобится время.