Журавлик - гордая птица
Шрифт:
— Я понимаю, что это тяжело — узнать такое. Просто поплачь, родная, освободись от эмоций.
И Белла плакала, уткнувшись в шею мужа и заливая слезами воротник его рубашки. Каким бы отморозком не был её бывший муж, она никогда не желала ему такой смерти. Хотя и не отрицала того обстоятельства, что до этого дня просто сходила с ума от страха, зная, что Корнев до сих пор топчет эту землю и когда-нибудь, когда закончится его срок, может снова объявиться где-то поблизости. Но так уйти из этого мира — с петлёй на шее в обшарпанной лагерной душевой… Нет, будучи от природы совсем не мстительным человеком и не находя удовольствия в чужой, пусть и заслуженной, боли, Белла просто была слишком потрясена случившимся, чтобы справиться с потоком слёз. Она ревела и ревела, пытаясь таким образом справиться с шоком, а Эдвард только молча гладил её спину и с нежностью целовал в макушку.
— Прости, — еле смогла вымолвить она, когда рыдания
— Ерунда, — Каллен махнул рукой. — Я переоденусь, только и всего… Как ты? Стало легче? — обеспокоенно спросил он, отводя в сторону прядь волос Изабеллы, прилипшую к её мокрой щеке.
— Ага, — она вымученно улыбнулась. — И намного. Только физически чувствую себя вымотанной, словно кросс пробежала. И Никиту с Женькой, наверное, напугала. Прошу прощ… — Белла обернулась, но не обнаружила на кухне ни Дубова, ни подруги.
— Они оставили нас одних, — усмехнулся Каллен. — Думаю, Женя нашла, что сказать гостям, объясняя твой внезапный срыв. А слабость — это последствия сильного эмоционально всплеска, — успокоил её муж. — Отдохнёшь, и всё пройдёт. Главное, чтобы вот здесь, — он приложил ладонь к её сердцу, — был порядок.
Захватив её голову обеими ладонями и притянув к себе, Эдвард принялся покрывать лицо жены легчайшими поцелуями. Он по очереди прикасался губами к её припухшим от недавней истерики векам, к кончику носа, скулам, потом поцеловал уголок рта.
— Кхм-кхм, — раздалось тихое покашливание Эммета. — Поцелуи — лучшее лекарство от стресса, — как-то натянуто хохотнул он и, подойдя ближе, присел на корточки. — Как ты, сестрёнка? — спросил Эм уже другим, абсолютно серьёзным, тоном.
— Нормально, — выдохнула та. — Теперь — нормально. А как ты, Эммет? — не могла не спросить Белла, понимая, что тот не мог остаться равнодушным к новости, касающейся человека, некогда перевернувшего его жизнь с ног на голову.
— Ты хочешь знать? Тогда слушай, сестрёнка. Шок, потрясение и, как ни странно, жалость… Я попытаюсь объяснить, — поспешно произнёс Эм. — Помните тот день, когда Дмитрия арестовали? Так вот, прежде чем мы с Эдвардом покинули квартиру Ольги, я подошёл к Корневу, ничком лежащему на полу с наручниками на запястьях. Не скрою, я мечтал о времени, когда мой кулак, наконец, поздоровается с его физиономией. Но свою мечту так и не осуществил, потому что, посмотрев на него, корчащегося от злости и выкрикивающего фразы, которые, как он рассчитывал, должны были привести меня в бешенство, я вдруг испытал странную смесь жалости и презрения — за его ненавистью скрывался дикий страх. Понимая, что проиграл, он буквально обезумел от невозможности изменить что-либо. И всё, что ему оставалось — это валяться на полу, выплёвывая наружу остатки яда. Бить лежачего? Нет, это не по мне. И ещё об одном я тогда подумал: нас с братом на улице ждали наши любимые, а его встречали хмурые парни в полицейской форме, точно не испытывавшие к нему тёплых чувств. Впереди у нас была свободная, наполненная семейным уютом жизнь, а Корнева ждала зона со всеми её «прелестями» и собственными суровыми законами. Ему грозил приличный срок, и даже если бы он остался в живых, вышел бы на свободу больным, никому не нужным стариком. Когда-то он высоко взлетел, пойдя на поводу у амбиций и неуёмной жадности, а потом упал, чего, впрочем, и следовало ожидать. Я смотрел на него, до омерзения жалкого, ненавидящего весь мир, и понимал, что ничего ему не сделаю. Я просто встал и ушёл оттуда, предоставив судьбе право миловать и наказывать. Как оказалось, кара свалилась на голову Дмитрия даже раньше, чем кто-то из нас мог предполагать, — Эммет тяжело вздохнул. — Но абсолютно никакого удовлетворения я не чувствую. Человек поставил себя выше Бога и сделал всё, чтобы испоганить свою жизнь, найдя в итоге такую ужасную смерть. Чему тут радоваться?
В кухне повисла тишина. Эдвард, не моргая, таращился на брата.
— Ну, что я могу сказать? — Белла грустно пожала плечами, когда Эдвард повернулся к ней, словно ища подтверждения, что столь длинный, наполненный глубоким смыслом монолог, выдал именно Эммет, а не кто-то другой. — В Эммете Каллене погибает великий философ. Ни убавить, ни прибавить — Эм прав во всём. И… у меня есть предложение, — Изабелла окинула обоих мужчин решительным взглядом. — То, что произошло с Корневым, это — не случайность, а закономерное последствие его поступков. Он сам сделал свой выбор. Случилось то, что случилось. На этом — всё. Больше никаких упоминаний о нём, и уж тем более никаких страхов перед будущим. Мы постараемся забыть прошлое, как страшный сон.
— Будем жить дальше, — поддержал её Эдвард.
— Любить друг друга, — Белла кивнула и, наклонившись, поцеловала мужа в висок.
— И наших детей, — прикрыв глаза, прошептал он.
—
— Так точно, Каллен! — довольно ухмыльнулся Эдвард, вытягивая вперёд кулак и ударяя им по кулаку Эммета.
— Как мальчишки, — хихикнула Белла, поднимаясь с колен мужа. — Взрослые мальчишки… Пойдёмте к гостям, пока кто-нибудь из них не начал разыскивать нас по всему дому. И, кстати, я всё ещё надеюсь получить свою порцию знаменитого кофе Эсме.
***
Стрелки на часах приближались к одиннадцати вечера, когда Эдвард обходил одну за другой спальни детей. Гости давно разошлись. Эммет увёз родителей в свой дом, где для них на время пребывания в подмосковном городке была приготовлена комната. Элис вместе с Джаспером и девочками остались в коттедже Эдварда. Сейчас они, должно быть, уже видели десятый сон, устав после долгого межконтинентального перелёта. Уже спустя сутки семья Уитлок собиралась вернуться домой, не рискуя надолго оставлять территорию ранчо под присмотром помощников по хозяйству.
Сначала Каллен зашёл к старшему сыну. Тот крепко спал, скинув на пол одеяло, оказавшееся ненужным тёплой летней ночью. Эдвард нагнулся над мальчиком, откинул его чёлку, прилипшую к чуть влажному из-за духоты лбу, а потом вышел за дверь, направляясь в комнату дочери. Пока он поправлял тонкий плед, которым она была накрыта, Аня на секунду приоткрыла глаза и после невнятного «Спокойной ночи, папочка», произнесённого заплетающимся языком, снова провалилась в сон. «И тебе, лисёнок», — обронил Каллен тихо, чтобы не потревожить дочку. Следующим на очереди был Даниэль. Он лежал на спине в своей кроватке с высокими бортиками и размеренно сопел. Нависнув над колыбелью, Каллен осторожно провёл подушечками пальцев по кудряшкам точно такого же оттенка, как у него самого, но на ощупь — по-детски мягких и шелковистых, потом дотронулся до розовенькой щёчки, на которую, благодаря свету ночника, падала тень от длинных густых ресниц. Погасив ночник, Каллен покинул детскую и отправился к себе.
Белла, судя по доносящемуся из ванной шуму воды, принимала душ. Быстро скинув с себя джинсы и рубашку, Эдвард решил последовать её примеру. Он зашёл в ванную, но, не торопясь отодвигать створку кабинки, остановился и долго разглядывал силуэт обнажённого женского тела, очертания которого еле просматривались за запотевшей стенкой душевой. С момента их последней близости прошлой ночью миновали всего сутки, а он уже жутко соскучился. Каллен только хмыкнул, подумав, как неправы были те, кто утверждал, что всё хорошее имеет свойство быстро заканчиваться, и даже самые глубокие чувства, в конце концов, приедаются, становясь чем-то обыденным. Но только не для него! Его жена и теперь была не просто женщиной, перед которой он преклонялся и обожал. Она стала его кислородом, его вторым «я», без неё он не смог бы оставаться полноценным существом. Но давно выйдя из того возраста, когда всё, что имеешь, воспринимается как само собой разумеющееся, Каллен прекрасно понимал, что их с Беллой случай — отнюдь не закономерность. Сколько людей, связанных искренним чувством, шли по жизни порознь, так и не найдя возможности быть вместе. Сколько одиночек с разбитыми чьими-то неосторожными поступками сердцами обречены были обитать на этой земле, не сумев простить и принять обратно дорогих им людей. «Мы счастливчики!» — слова Эммета до сих пор держались в голове Эдварда. И, кажется, именно в этот момент Каллен осознал смысл этой фразы в полной мере. Оба — и он сам, и его брат — имеют крепкий семейный тыл, оба любят и любимы своими вторыми половинками. Это ли не счастье?! Кстати, о половинках… Эдвард осторожно открыл душевую кабину и шагнул внутрь. Белла замерла, когда руки мужа опустились на её талию, а потом прижалась к Каллену спиной, откинув голову на его плечо, и довольно выдохнула.
— Привет, — шепнул он, прижав губы к уху жены.
— И тебе привет, мистер Каллен, — хихикнула она и развернулась к мужу лицом. — Я соскучилась.
— Если бы ты знала, как я по тебе соскучился!
— Тогда чего же ты ждёшь? — тихо спросила Белла, глядя на мужа из-под полуопущенных век. Пальцы её меж тем уже путешествовали по его груди, выписывая замысловатые узоры. — Ну же, Эдвард, поцелуй меня.
Просить дважды ей не пришлось — Каллен накинулся на её приоткрытые губы. Поцелуй вышел отнюдь не трепетным и совсем не скромным. Их языки то переплетались в сумасшедшем танце, то медленно скользили, лаская друг друга. А с губ слетали нетерпеливые стоны от желания, захлестнувшего их тела. Пошатнувшись, Белла переступила с ноги на ногу, и, неловко взмахнув рукой, задела один из вентилей на панели. На неистово целующуюся парочку хлынул ледяной поток. Белла взвизгнула и отскочила подальше от устроенного ею водопада, а Эдвард, морщась от неприятных ощущений, стремительным движением перекрыл подачу воды.