Журбины
Шрифт:
— Тетя Лида! Зачем вы это говорите? — Тоня отшатнулась от нее. — Что вы говорите?
Ей стало страшно. Она рванулась, убежала бы, но Лида снова усадила ее рядом с собой на скамью.
— У вас меня не любят… — Она усмехнулась. — Вот я говорю «у вас», а ведь двенадцать лет прожила в семье.
— Тетечка Лидочка! Пошли бы вы работать в какой-нибудь цех. В поликлинике скучно. Идите на завод. Там народу сколько…
— Завод! Провались он, весь этот завод! Для вас, Журбиных, только завод и существует.
— Тоня-а!.. — протяжно позвала с крыльца Агафья Карповна.
Известно,
— Я здесь, мамочка! — откликнулась она, выбегая из беседки.
— Здесь, здесь, а кавалер дожидается чуть ли не полчаса.
Возле крыльца стоял Игорь. Нисколько не смущенный тем, что его назвали кавалером, он пошел Тоне навстречу, пожал ей руку и сказал:
— Совсем не полчаса. Тридцать секунд.
Тоня в душе ликовала, и не только в душе, лицо ее и глаза не могли скрыть радости оттого, что Игорь пришел. Она и не пыталась ничего скрывать. Ей, воспитанной Алексеем в «мужском духе», была чужда игра в «барышню». О Лиде Тоня уже позабыла.
— Игорь, вот хорошо! Мы сейчас пойдем гулять. Пойдем в дюны, к бухте…
— Какие дюны? Гляди, что творится! — Агафья Карповна указала на небо.
В небе, сплетаясь в косы, неслись клочья туч; за воротами взметывалась пыль и катилась клубами к заводу; ветер гнул тополя, повсюду шумели листья, на крыльцо упали большие, с брызгами, капли дождя. Пока Тоня растерянно разглядывала небо, дождь ударил потоком, и хлестнула, ломаясь и рокоча, длинная молния.
Вбежали в дом. Тоня повела Игоря в свою комнатку. Проходя через столовую, Игорь поздоровался. К нему обернулся только Александр Александрович.
— А?.. — Старый мастер посмотрел недоуменно, поверх очков, да так и не понял, в чем тут дело и чего от них хочет черноглазый молодой человек.
Тонина комната была тесная, узкая — боковушка рядом со столовой. В нее доносилось каждое слово, сказанное Ильей Матвеевичем, Александром Александровичем или Антоном. Игорь и Тоня говорили шепотом, сдерживали смех.
— Мне у вас нравится, — сказал Игорь, разглядывая на стене фотографии Тониных подруг.
— Ну и живи у нас, если нравится. — Тоня не заметила, как стала ему говорить «ты».
— Да, живи! Шутки шутками: ни отцу, ни маме еще неизвестно, что я на заводе работаю. Они думают: с товарищами к экзаменам в институт готовлюсь. Хотя уже начинают подозревать что-то неладное. Очень рано встаю. И потом так: я в цехе переодеваюсь, конечно, моюсь-моюсь — все равно от меня железом пахнет. Мама спрашивает: почему это? Духами, что ли, начать прыскаться?
— Духами? — Тоня выбежала из комнаты и принесла с комода коробку, подаренную Алексеем. Она еще ни разу не открывала плоских, перевязанных ленточками флаконов. — Вот духи, хочешь?
Игорь с видом знатока понюхал пробки флаконов:
— Хорошие духи. Подарок?
— Подарок.
— Ну и дурак.
— Кто дурак? — Тоня так и застыла посреди
— Тот, кто такие подарки дарит. Настоящий мужчина подобной чепухой заниматься не будет. Я бы…
— Игорь, знаешь… В общем, ладно… За такие слова, в общем, дерутся. А я просто скажу тебе словечко, и ты сам себя побьешь. Мне это подарил брат, Алеша, тот самый, о котором ты читал на доске Почета.
Игорь смутился.
— Извините, — сказал он, в замешательстве вновь обращаясь к Тоне на «вы».
В комнате стемнело. Белый свет молний вспыхивал внезапно, и тогда на стеклах закрытого окна были видны струистые водяные полосы. Дом вздрагивал от раскатов грома. Игорь и Тоня притихли.
— Мы ведь как с Александром Александровичем думаем, — говорил в столовой Илья Матвеевич. — Мы думаем, как бы поскорее, подешевле да точнее сделать. Вот и предполагаем — корпусная мастерская такой совет дает — поджать снизу и через оба листа сверлами… Как смотришь?
— Это, по-вашему, будет поскорее и подешевле?
Игорь с Тоней не видели лица Антона, но он так сказал «поскорее и подешевле», что они почувствовали: смеется.
— Это каменный век, товарищи начальники и мастера! — продолжал он. — Надо положение отверстий с одного листа перенести на другой с помощью точного математического расчета.
— Так ведь допустимый предел ошибки… — заговорил Илья Матвеевич.
— Доли миллиметра?
— Крохотные доли. И главное — выяснится, ошиблись мы или нет, только когда лист будет обработан и все отверстия рассверлены.
Игорь прислушивался. Он узнал из дальнейшего разговора, что корабль, который строился на стапеле Ильи Матвеевича, по первоначальному проекту был предназначен для грузового плавания в северных широтах. Среди зимы, когда основные узлы корпуса уже были собраны, министерство потребовало изменить конструкцию корабля, сделать ее более прочной.
Конструкторское решение нашли: одним из его элементов была дополнительная обшивка. Но сборщики стали в тупик — как эту обшивку осуществить? Рассверлить в корпусе уже поставленные заклейки, — конечно, пустяк. Взял электрическое сверло и рассверливай. А дальше? Как сделать, чтобы эти отверстия совпали с отверстиями в новых листах? Корпусная мастерская, как Илья Матвеевич и рассказал Антону, предлагала поджать дополнительные листы к днищу и сверлить сразу через два листа изнутри корпуса. Так бы, наверно, и сделали, да Илья Матвеевич засомневался: не долгая ли это будет песня, и решил посоветоваться с Антоном.
— Лист корабельной стали, Антоша, — говорил он, — дорогая штука. В копеечку обойдется твой эксперимент в случае неудачи. Лучше уж делать, как корпусная мастерская советует: сверлить изнутри. Точность — куда тебе! Отверстия, старые и новые, факт, совпадут. Сболчивай, вставляй заклепки и клепай.
— Да ведь стыдно так работать в наше время! — убеждал Антон. — Сверловщик там, в междудонном пространстве, где высоты менее метра да продольных, поперечных пересечений сколько, — в крюк согнуться должен. Предположим, наши ребята и на это пойдут. Но мы-то, руководители, на такие дедовские приемы идти не имеем права.