Журнал «Байкал» 2010-01
Шрифт:
Потом, когда я стал чуть постарше, мой дед, старый воин Бурибулцэру, преподал, и почему-то только мне, еще один, едва ли не самый главный жизненный урок. Курень нашего рода зимовал тогда на реке Киркун в ее благодатной, закрытой от северных ветров высокими горами и с хорошими пастбищами долине. Однажды в середине второй зимней луны мы — с десяток подростков нашего айла во главе с дедом и еще тремя стариками — были отправлены в верховья Киркуна, чтобы помочь нашим пастухам собрать разбежавшийся после бурана скот. Выполнив это не очень трудное задание, мы с чувством исполненного долга возвращались в свое стойбище, от которого в поисках скота удалились на два дневных перехода. Пока скакали по реке вниз, короткий зимний день кончился и наступили сумерки. Старики,
Я и Тайчар спрятались за огромную, вывернутую когда-то бурей вместе с огромным корневищем сосной и едва уняли шумное и частое дыхание, как к кострам подъехал десяток всадников, не сходя с седел, они стали о чем-то расспрашивать стариков, затем продолжая разговор, слезли с коней, собрали поблизости от наших костров сучья и хворост, стали разжигать свои огни. Тут раздался зовущий клич деда, и все мы, стараясь не проявлять открыто свое любопытство, столпились возле костра. Нежданные гости между тем стали неторопливо располагаться на ночь. Трое из них, на вид самые старшие и богато одетые, подсели к нашему костру и стали ужинать вместе со стариками, остальные занялись кто конями, кто вьюками, а двое нукеров принялись рубить и складывать в котлы еще незамерзшее мясо косуль.
— Бурибулцэру, вам удалось собрать весь скот? — спросил моего деда дородный монгол, наливая в большую чашку из нашего котла забеленный молоком чай.
— Собрали весь, кроме десятка-полтора бурунов и телят, которые замерзли. Буран продолжался три дня и три ночи, — ответил дед.
— Не натворил бы он чего-нибудь плохого у нас, на Ононе, — посетовал его собеседник, потом повернулся в сторону своих костров и грозно рявкнул:
— Шевелитесь быстрее, сонные тарбаганы!
Нукеры вздрогнули, заработали ножами еще проворнее, огонь под котлами вспыхнул ярче, щедро брызнул во все стороны искрами, и в свете пламени мне показалось, что это мы попросились на ночлег, что пришлые здесь мы, задараны, а эти монголы — не гости, а хозяева.
— Ветер был северный, он оттуда пригнал тучи. До Онона далеко и гор на его пути много, там снега и бурана могло и не быть, — сказал кто-то из наших стариков, и в том, как он это проговорил, мне почудилось какое-то подобострастие и неуловимое унижение.
— Высокие тэнгрии всегда оберегали срединные кочевья монголов на Хэнтэе, — довольным тоном сказал дородный монгол и приосанился. — А там, на севере, где мы промышляли соболей, их благодать чувствуется меньше — холоднее и снега глубокие.
— Что слышно в тех местах, где вы охотились? — вежливо спросил мой дед.
— Мы были в верховьях Индидэ, там, кроме оленных людей, никто не кочует. Кроме зверей, холодов и снега ничего нет, — небрежно бросил один из трех гостей, потом поднялся и пошел к своим бурно закипевшим котлам.
Усталые гости и мы молча поели. Второй котел с мясом, который гости предложили нам, показался мне размером поменьше, и еды в нем было заметно меньше. Но мы были рады и этому неожиданному угощению, так как в наших сумах остался только хурут.
Ранним утром следующего дня, еще в черно-белой видимости, когда
— Это были тайджиуты, нойоны Таргутай, Хорил и Ууча-багатур с нукерами. Все они люди знатные, внуки самого хана Амбагая.
Теперь, поняв причину высокомерного отношение этих монголов к нам, я некоторое время ехал молча. Потом мне захотелось узнать побольше о тайджиутах, о хане Амбагае, о том, кто наш хан в настоящее время и как мы, монголы, вообще проживаем сейчас, ибо до этого времени дед, который часто утверждал, что каждому монголу очень важно знать свое происхождение, рассказывал легенды и были о давно минувших временах, и они касались больше нашего рода задаранов, оставляя соседние племена и роды без особого внимания.
— Расскажи о нашем хане и тайджиутах, какие монгольские племена и роды кочуют по нашей степи? — попросил я и подъехал к нему вплотную.
Дед несколько удивленно повернулся в мою сторону всем своим могучим станом, попридержал коня и некоторое время молча разглядывал проявляющиеся из сумерек далеко впереди темные вершины Онон-Бальджинского хребта, над которым в широком красном мареве вот-вот должен был показаться край солнца.
— Ну что ж, тебе уже пора знать то, о чем ты спрашиваешь, — тронул он коня и, собираясь с мыслями, задумался.
А я, страстно любивший в отличие от всех братьев его рассказы, сдвинул с ушей свой косматый малгай из шкуры росомахи и был весь внимание.
— В последние годы моей жизни у нас было три хана, — начал дед свое повествование. — Все трое были избраны монголами по древним степным обычаям, являлись настоящими баторами и, волей тэнгриев, мудрейшими людьми. Первым всемонгольским ханом стал Хабул, сын Дамбинай Сэсэна, при нем наши племена и роды прекратили взаимную распрю и вражду, собрали совместное и сильное войско. На наш улус наконец-то прекратились набеги других народов, и монголы, которые до этого, ложась спать, клали в изголовье обнаженные сабли, облегченно вздохнули. Но время покоя и уверенности продолжалось не очень долго, наши исконные враги — татары — однажды поймали Хабула, когда он в сопровождении малого числа нукеров возвращался из главного города Алтан-хана, увезли обратно, и по их наущению чжурджени его убили. Перед этим Хабул-хан, несмотря на то, что имел семерых сыновей-баторов, назвал своим преемником Амбагая, сына тайджиудского Сэнгум Бэлгэ. Этот Амбагай и стал ханом. При нем мы, монголы, часто воевали с китайцами и татарами, а воины Алтан-хана, зная нашу исконную вражду с татарским народом, натравливали нас друг против друга и били порознь. Чтобы как-то прекратить эту старинную вражду и объединить наши силы с татарами, Амбагай хан отдавал свою дочь в жены Буйругу — главному нойону всех татарских племен. Этим сватовством он хотел противопоставить Алтан-хану общее войско татар и монголов. Но случилось непредвиденное — воины одного татарского рода, не желавшие усиления Буйруга или науськанные китайцами, схватили Амбагай-хана на пути к Буйругу и отвезли к Алтан-хану, а тот его убил, пригвоздив к деревянному ослу.
— А что это такое — деревянный осел? — спросил я.
— Деревянный осел — это такая скамья, к которой за руки и ноги прибивают преступников. Это страшно долгая и мучительная смерть, — ответил дед и продолжил свой рассказ. — Амбагай-хан еще в плену у тех татар успел передать одному из своих нукеров, пусть, мол, монголы изберут вместо него ханом Хутулу-батора, среднего сына Хабул-хана, и из поколения в поколение мстят татарам за его и Хабул-хана гибель. Мстят «пока не сойдут ногти на пяти пальцах одной руки, пока не сойдут десять ногтей на пальцах обеих рук!»