Журнал «Байкал» 2010-01
Шрифт:
— А как это? — удивился я.
— Это иносказание, а понимать надо так: мстите, мол, за нас, пока хватит ваших сил и пока не изведете весь этот поганый татарский народ.
— Теперь понятно.
— Хутула-хан был настоящим батором, его голос был слышен из-за семи холмов, боевых коней он поднимал плечами, словно жеребят. При нем монголы разгромили войско Алтан-хана, взяли с китайцев огромную дань, тринадцать раз били племена татар, войска которых возглавляли такие известные в степи баторы, как Залин-буха, Хори-буга, Хойтэн Барха-батор и силач Темуджин. Теперь Алтан-хан оставил нас в покое, но татары восстанавливают силы и по-прежнему опасны. Это очень тревожно, так как Хутула-хан умер, а после него монголы до сегодняшнего дня никак не могут прийти к единству и избрать нового хана. Имеющие ханское происхождение десять сыновей Амбагай-хана, кроме знаменитого Хадан-тайши, между собой враждуют по всякому малому поводу, а семь сыновей Хабул-хана, хоть и достойные люди, без тайджиутов избрать нового хана из своих не могут. Пока сайты монголов пребывают в розни, время идет неумолимо, а они старятся. Сегодня уже никто
— А как же это так, дед? — возмутился я. — Прежде монголы имели ханов, собирались в единое войско, били кого хотели, а теперь даже не могут собраться, договориться и выбрать нового.
— Тебе, Джамуха, пока этого не понять, но запомни одно — у десяти сыновей Амбагай-хана и семи сыновей Хабул-хана выросло, возмужало и находится в возрасте твоего отца много разных по достоинству детей, но сказать о ком-либо, вот, мол, это самый выдающийся муж ханских кровей и достоин поднятия на белом войлоке, очень трудно. Ныне вражда сайтов уже превратилась во вражду племен и родов, теперь мы все спим вполглаза, а у юрт постоянно держим наготове боевых коней. Вот какое теперь в степи страшное время всеобщей неприязни. Запомни это, Джамуха, и всегда учитывай при любом поступке.
— А ханом обязательно должен быть человек из рода Хабул-хана или Амбагай-хана? Ведь в степи много славных баторов из других монгольских родов и племен. Вот в нашем роде задаранов, ты же сам рассказывал нам, были и есть могучие воины.
— Про наш род я тебе расскажу чуть позже, — почему-то грустно усмехнулся дед и, окинув невидящим взглядом склоны расширяющейся долины реки, сказал задумчиво: — Так вот, о новых ханах. Есть у нас один внук Хабул-хана, выдающийся воин, сын Бардам-батора Есугей, прозванный за мужество, удачу в бою и в память о великих предках Хияном. Ныне он заметно выделяется силой, умом и воинским мастерством среди сайтов и глав племен всех монголов. Есугей-батор возглавляет всю многочисленную родню внуков Хабул-хана и Амбагай-хана, которые теперь кочуют единым куренем и выступают на любую войну одним войском. Ночевавшие с нами монголы-тайджиуты проживают с ним в одном стойбище. Этот Есугей-батор мог бы быть избранным в ханы, но этому противятся прежде всего вчерашние внуки Амбагай-хана, особенно старший из них, тот самый Таргутай, который разговаривал со мной, противятся и зурхэтэны, тоже потомки Хабул-хана, род образованный Хабул-ханом с особой целью — создать отряд непобедимых воинов, ударную силу в любой битве. Для этого знаменитый хан собрал из всех монгольских племен самых храбрых, смелых и сильных воинов и отдал в подчинение сыну своего старшего сына Охин-Бархага Дзоригта Джурби. С тех пор эти воины кочуют одним куренем и прозываются родом зурхэтэнов-храбрейших. Так вот сайты этого отборного и знаменитого рода тоже не хотят подчиняться Есугей-Хияну. Так и проживаем, Джамуха, мы, монголы, сегодня без хана, словно дэгэл без ворота.
Когда дед замолчал, удрученно опустив голову, я продолжал ехать рядом с ним и долго думал, ибо сказанное им трудно укладывалось в моей голове, и скрытые от простых воинов и монгольских харачу игры нойонов родов и племен туго доходили до моего мальчишеского ума. Еле-еле приведя в порядок этот клубок из племен, родов трех монгольских ханов и их многочисленных потомков, я постарался все запомнить. Ехали мы навстречу низкому зимнему солнцу, и путь, пролегающий то по льду реки, то по каменистым и узким тропам круты прибрежных склонов, требовал от всадников пристального внимания и осторожности. Когда мы в очередной раз выехали на лед реки и впереди показалось открытое и широкое пространство, я догнал деда и поехал рядом с ним.
— Ты что-то хотел рассказать про наш род, — напомнил я ему.
Старик поднял опущенную в полудреме голову, сел косо в седле и окинул меня из-под низко опущенного на лоб малгая пристальным, как будто бы оценивающим взглядом.
— Так уж и быть, послушай еще одну старинную быль, — согласился он после некоторого молчания. — О том, как монголы выбрались на степные просторы из теснины Эргунэ-Хона ты слышал. Так вот, с тех пор прошло много веков. Наши предки привольно кочевали со своим скотом и табунами по Хэнтэйскому нагорью и долинам Онона, Хэрлэна, Эргунэ и других рек, сменилось много поколений, и наступило время нашего знаменитого предка Бодон-чара, родившегося от женщины из племени хори. Ее звали Алан-Гоа. Она от своего мужа Довун-Мэргэна имела двух сыновей, а после его смерти родила еще троих сыновей, как утверждает древнее сказание, зачав их от посланного тэнгриями луча света. От этих пяти сыновей хоринской женщины Алан-Гоа ведут свое начало все ныне существующие племена и роды монголов. Предок наш Бодончар имел несколько жен, одну из которых, беременную на половине срока, привел в свой курень после победоносного боя. Когда она в его юрте родила мальчика, отцом которого был неизвестный человек, его назвали именем Зада, то есть чужой. От этого сына неизвестного человека и произошел наш род Задаран. Сколько бы ни минуло с тех пор лет, потомки самой Алан-Гоа и потомки родных сыновей Бодончара, да и все монголы, до сих пор нас считают чужими, не допускают до совместных жертвоприношений предкам, не приглашают на хуралы по выборам ханов или для решения других, важных, касающихся всех племен и родов, дел, — старик замолчал, прикрыл ладонями глаза от солнца и стал что-то упорно разглядывать в сияющей от снега дали.
— Вот так-то, мой мальчик, обстоят дела нашего рода задаранов, — сказал он в заключении своего грустного повествования и надолго умолк.
Молчал и я. В ушах вместе с топотом копыт долго звучало: «Чужие, чужие, чужие.» «Неужели
— Дед, мне помнится, что ты называл задаранов в числе коренных монголов, вместе выбравшихся из Эргунэ-Хона. Так мы коренные монголы или нет? Если коренные, то почему вдруг оказались монголам чужими? Что та женщина, мать Зады и человек, зачавший ее мальчика, были не монголы?
— Монголы, Джамуха, это не единое скопище кочевников. Монголы бывают разные, оттого и принятое всеми достоинство племен и родов разное. Все племена и роды, ведущие свое происхождение от тех, кто вышел когда-то из Эргунэ-Хона, называются монголами-дарлекинами и их множество. Наш род задаран тоже относится к ним, и этого никто не оспаривает. Есть еще монголы-нируны. Это потомки трех сыновей прародительницы Алан-Гоа, которые родились после смерти ее мужа Довун-Мэргэна, а зачаты по воле тэнгриев от небесного луча. Вот к ним-то нас никак отнести нельзя, ибо наш предок Зада родился не от Нируна-Бодончара, а от неизвестного мужчины. В наше время живут, кочуют в великой степи множество племен нирунов. Это прежде всего хатахины, салжиуты, багарины, зэгуритэи, нояды, баруласы, будагуты, тайджиуты и многие другие. Все ханы монголов в древности и последние три хана, которых я хорошо помню, были только из племен нирунов, нойонов и баторов из других племен в ханское величие никогда не возводили и возводить не будут. Тебе, Джамуха, с первого моего рассказа запомнить, какие монголы сейчас кочуют на просторах наших степей, от какого предка ведут их племена свое начало, будет очень трудно. Но ты твердо должен знать происхождение своих задаранов и то, как к нам относятся другие. Также должен знать, что все роды и племена, любой монгол, к кому бы он ни относился, во все времена очень хорошо знает своих первых и последующих предков. Без этого знания любой монгол называться монголом не может, а если не знает предков или не может запомнить, достоин полного презрения, таких девушек не берут в жены, за таких юношей и мужей не отдают монголы своих дочерей.
Я принялся раскладывать в уме услышанное, стараясь придать всем этим чертовым племенам и родам хоть какой-то облегчающий запоминание порядок, но как ни старался, у меня это получалось плохо. Вдоволь намучившись, я вконец запутался в названиях монгольских племен и именах их предков. Наконец, когда в голове все окончательно перемешалось и ничего, кроме тупой боли, не осталось, я прекратил себя пытать.
В середине дня мы сделали короткую остановку, попили из родника на склоне реки холодную воду, сменили коней и двинулись дальше. Старики сказали, что к темноте мы доедем до куреня, и повели нас не особенно спеша. А долина реки, между тем, очень сильно расширилась, горы с обеих сторон отодвинулись так далеко, что сосновые и лиственничные леса их склонов приобрели одинаково синий цвет, над которыми, почти сливаясь с небом, сверкали белые зубчатые вершины с тающими только в середине лета снегами. Наш маленький отряд уже давно оставил лед реки и двигался по своему, проложенному по пути на пастбища следу. Оглядываясь по сторонам, мы, мальчишки, замечали множество звериных следов, которые уже умели определять. Ни с какими другими невозможно было спутать следы изюбрей, оставляющих на снегу острые черточки копытами, или четкие, словно впечатанные, следы сохатых. Изредка попадались волчьи тропы, а лисьи мы не только видели, но временами замечали среди кустарника и самих рыжих чертовок, которые никак не подпускали нас на расстояние выстрела из наших слабых луков. Несмотря на притихшую после неистового бурана погоду было холодно. Мы, чтобы согреться, временами отчаянно ерзали в седлах, кутались плотнее в мохнатые дэгэлы, часто терли рукавицами застывающие щеки и носы. Во время одного из таких усилий я заметил на себе насмешливый, с какой-то мудрой искринкой взгляд деда. «Он уже знает, что я не смог запомнить его наставления о монголах и сдался», — мелькнуло в голове, и меня охватила нежданная досада на себя. Никогда не отступавший перед трудностями, которые встречались на моем, еще очень коротком жизненном пути, я от злости на себя стегнул коня и подъехал к деду. Тот спрятал взгляд под заиндевевшими ресницами и сделал свое лицо каменно-равнодушным.
— Насмехаешься? Да? — зло проговорил я. — Наших племен и родов так много, что с одного разу все не запомнить. Только не ври!
Старик вскинул голову и раскатисто захохотал. Остановив дернувшегося было коня он повернулся в седле, снял малгай, сбил с него ударами об стремя иней, зачем-то дернул косичку над левым ухом и миролюбиво сказал:
— Нет, мой мальчик, с первого разу и я не запомнил. Но есть один верный способ — это запоминать от большого к малому, от широкого к узкому, от самых древних предков до себя самого.
— Ну так помоги! Тебе же тогда тоже помогли? — потребовал я, но уже с меньшим пылом.
— Начнем, как полагается, с языка — главного отличия народов. Все жители юрт наших степей, лесные народы и другие, обитающие далеко на западе и юге племена говорят на одном языке. Он, хоть и имеет у каждого народа свою особенность, является силой, объединяющей всех нас. На этом языке говорим мы, монголы, говорят многие лесные племена, найманы, хэрэйды и хара-кидани на западе, олхонуты, татары на юге и юго-востоке и даже застенные кидани. Кроме них говорят на нем мэргэды, буряты, булагачины и такие народы как баргуты и ойраты. Мы, монголы, только часть этих народов. Понял?