Журнал «День и ночь» 2011-03 (83)

Чучилина Римма Петровна

Георгий Свиридов [31]

Комсомольский батальон

1

Ветер, словно лисица, шныряет в раздетых кустах, Где сугробы лежат, Как подушки на свежей постели. Я давно не бывал в этих хвойных местах, Где мохнатые сосны да сизые ели. Их зелёные кроны нагнули снега, Что легли полушубком на хрупкие плечи. Не осталось следов от войны, от врага, Только бродит осколок в левом предплечье, Только память о том, что не день и не два Согревал животом эти кочки болота… Рядом девичий смех. Рядом чьи-то слова. Кто-то песню поёт. Кто-то ищет кого-то… Я на лыжи встаю. Пусть сноровки той нет, Но шаг всё уверенней с каждым метром И кажется — разница прожитых лет С меня снимается встречным ветром. А я всё дальше и дальше бегу, Словно в юность я вылазку делаю. Сосны стоят по колени в снегу, И каждая машет мне варежкой белою. А за бронзой стволов, далеко-далеко В сизом мареве дня очертанья столицы. Я смотрю на Москву, — и на сердце легко… Я смотрю на Москву — и влажнеют ресницы… Отчего? Почему? Я понять не могу. Только дальше бегу. По глубокому снегу бегу. А память меня возвращает назад. Назад, в те года… Не забыть никогда! Я слышу погибших друзей голоса… Я вижу погибших живые глаза… Я руки им жму как тогда, перед боем… В сорок первом. Зимою.

2

Красная

Пресня! Красная Пресня! Рабочая гордость и слава отцов, — Ты наша юность! Ты наша песня! Стало суровым твоё лицо. Стали звучать по-иному названья, В каждом — спрессованной силы заряд: Улица Стачек, Площадь Восстания, Красногвардейская и Баррикад. На заводе был митинг. Знамёна в снегу. Люди стоят, как в обоймах патроны. «Мы продукцией бьём по врагу. Новый заказ — приказ Обороны!» Ноги мёрзнут, а сердцу жарко. Ноги мёрзнут, а мысль одна: «Разве удержит тисками слесарка Лучшего лыжника и бегуна, Когда такое рядом творится?» Дыхание боя Врывалось в столицу. Я к комсоргу протиснулся ближе: «Ленка, пойми же!» «Хватит об этом…» «Я там нужней!» «Бежишь от работы?» Поспорь-ка с ней!.. Ленка, Ленка, комсорг ты суровый, Комсорг сероглазый, гроза слесарей. Краснел я от взгляда, смущался от слова, Была ты опасной бритвы острей. А всё же, — ты помнишь? — тебя обошёл, И ты провожала нас в воскресенье — На правый фланг, На горячий шёлк Мы, добровольцы, держали равнение. Шло народное ополчение.

3

Наш батальон — пятьсот комсомольцев, Пятьсот добровольцев, Пятьсот штыков. Все — спортсмены! Соперники страстные — В забегах, заплывах, боксёрских боях, — Встали дружно в минуту опасности В одну шеренгу, Под один флаг. Металась позёмка белою лошадью. Мороз под вечер стал яро злой. Прямо с парада на Красной площади Мы шли в неизвестность на первый бой. Мы шли без маршей. Мы шли без песни. Молча печатал шаги батальон. Нас провожала Красная Пресня Тёплым взмахом красных знамён.

4

Как всё изменилось! Как выросли сосны! Смиряя волненье, иду не спеша. И кажется мне, что это не просто Найти-отыскать здесь следы блиндажа. Мне просека стелется далью сквозною, И я всё бреду и бреду целиной… И вдруг за корявою старой сосною Я впадину вижу и столбик кривой… Торча из-под снега щетиной зелёной, Ёлочки-детки усеяли склон. Мне стукнуло сердце — КП батальона! И ветер шепнул: Узнаёшь? Это он! Навек мне запомнился, Врезался в память Простой, неказистый подземный шалаш. И восемь ступенек. Раздвинув руками Брезент плащ-палатки, входили в блиндаж. Пусть дыбились взрывы поблизости где-то, Качалась земля, и огарок мигал. Вручал в блиндаже комиссар партбилеты, Как будто в бессмертье путёвки давал!

5

Развилка шоссе… Я как будто во сне. Мы приняли бой На этом вот месте! Я вижу затянутый шрам на сосне И, кажется, снова с друзьями мы вместе. Промёрзлую землю отчаянно роем. В воздухе злость. Матерные слова… Простые ребята, на вид не герои, Но каждый им был, — за спиною — Москва! Для вас они стали легендой и песней. А для меня они парни с Пресни.

6

Позёмка свивала снежные кольца. Мороз пробирался под толщу одежд. Наш батальон, Батальон комсомольцев, Был переброшен на этот рубеж. Встал командир перед строем отряда, Рукою провёл по седым волосам: «Здесь до утра продержаться нам надо. Выстоять двадцать четыре часа!» На белом снегу чернели бараки. Развилка шоссе… И приказ есть приказ! Пятнадцать раз шли фашисты в атаки И были отброшены пятнадцать раз. Ребята держались — все, как один! По горло хлебнули кровавой науки. А потом… А потом этот танковый клин. На каждого парня почти по штуке. Осколки, шипя, остывали в снегу. Железо пылало, как жгут бумагу. Тогда не считали могу-не могу… Надо! И точка. Назад ни шагу!

7

Я стою у шоссе… Я опять на своём рубеже. И память отчаянный миг воскресила, Когда в противотанковом ружье У меня патрон перекосило. А танк уже ворвался на пустырь, Где я двоих таких уже раскокал, И, подминая траками кусты, Дохнул угаром жарким над окопом. Остался миг… Но именно в тот миг И выскочил сержант без шапки и без каски… Я видел вспышку. Грохот. Помню вскрик… И танк затрясся в судорожной пляске. И чёрный дым. Мотор ещё ревел, Дрожали глухо броневые латы, Как будто в землю он войти хотел, Чтобы уйти, чтоб избежать расплаты. В лицо пахнуло ветром огневым… И тишина. Фашисты откатили. Сержант, сержант! Он нам казался злым. Мы за глаза его всегда хулили. Придирчивый. Дотошный в мелочах. А он на танк, с бутылкой, как с гранатой!.. Его мы выносили на плечах. Но всё же не успели к медсанбату…

8

На Можайском шоссе тишина. На Можайке укатана наледь. Давно отсюда ушла война. Фашистов давно прогнали. Иду по ложбине. Взбираюсь на скат. Как был наш рубеж для врага неприступным!.. Зелёные ёлки рядами стоят, Где спят краснопресненцы сном непробудным. Бегут машины одна за другой. А я всё слышу: «Назад ни шагу!» Здесь мы приняли первый бой. Отсюда и начался Путь к рейхстагу.

31

Свиридов Георгий Иванович, Москва.

Секретарь Правления Союза писателей России, почётный председатель Союза русских писателей Восточного Крыма, широко известный поэт и прозаик, классик военно-приключенческой литературы, лауреат десяти литературных премий СССР и России, в т. ч. первый лауреат литературной премии МО СССР, литературной премии КГБ СССР, Всероссийской премии «Сталинград», Большой литературной премии России. Заслуженный работник культуры Российской Федерации, генерал-лейтенант Союза казачьих войск России и Зарубежья, атаман Совета старейшин казачьих войск. Ветеран ВОВ. Автор пяти поэтических сборников, автор около двух десятков романов, которые переведены на языки народов республик СССР и более 30 языков мира, от финского до вьетнамского. Более двадцати лет был президентом Федерации бокса СССР.

Михаил Бондарев [32]

На крыльце календарной зимы

Реактивный самолёт

Детства реактивный самолёт Помахал крылом за облаками. Юность пролетела, жизнь пройдёт Яркими обрывками, рывками. Детства самолёт, прощай, прощай, Помню твои крылья золотые! Старость тихоходная, встречай, Вижу берега твои седые. Старость — это вам не самолёт, А скорей всего она — телега. Проскрипит, раздрыга, натрясёт В душу пепла серого и снега. Впереди — сугробы, серый лёд, Вьюги одиночества, бураны. И когда телегу разобьёт, Сверху не посыплются тюльпаны. Дождь пойдёт, а может, тот же снег, Разольётся солнечное море. Миллиарды сломано телег На бескрайнем жизненном просторе. Детства реактивный самолёт Помахал крылом за облаками. Юность пролетела, жизнь пройдёт, Хорошо хоть — складными стихами.

32

Бондарев Михаил Иванович, Калуга.

В 2000-м году окончил Литературный институт имени А. М. Горького (семинар Николая Старшинова, Владимира Кострова). Член Союза писателей России. Автор двух поэтических книг: «Царство снеговиков» (Москва, 2001) и «Дай руку ветру» (Калуга, 2005). Участник фестиваля поэзии и бардовской песни «Оскольская лира» (1994, 2000). Лауреат международного конкурса детской и юношеской художественной и научно-популярной литературы имени А. Н. Толстого; дипломант фестиваля искусств патриотического воспитания «За нас, за вас и за спецназ». Лауреат первого международного литературного фестиваля «Славянские традиции — 2009» (премия имени «Молодой гвардии», приз зрительских симпатий).

На крыльце календарной зимы

Я родился, когда выпал снег На крыльце календарной зимы, Как волшебный серебряный мех Сбросил Бог на родные холмы. За

сто двадцать минут до зимы Я пришёл в остывающий мир, Что нам сушит, морозит умы, Как солдатам плохой командир. Я люблю, я люблю первый снег, Этот облачный, сказочный пух, Первой вьюги пронзительный смех, Что не любит весенний мой друг. Я люблю красноносый мороз, Что приходит в клубничный закат После молний безумных и гроз, Когда кончатся дождь или град. Я родился, когда выпал снег, Я пришёл в остывающий мир, Когда злой, обжигающий смех Сыпал в души холодный факир.

Каменный дьявол

В детских грёзах давно я отплавал, Похоронен последний кумир. Меня мучает каменный дьявол, Железобетонный вампир. И духовный я чувствую голод У подножья оживших церквей. Меня мучает бешеный город, Для него я — лесной муравей. И дрожит, и ревёт мегаполис, И плодит электронных чертей. Он заткнул нас за каменный пояс — И хозяев своих, и гостей. Я зажат, я истерзан до боли, До предсмертного хрипа в груди. И душа рвётся в лес или в поле От асфальта на время уйти. Но и в поле, в лесу нет покоя, Демон каменный тянет назад: То по-дьявольски ветер завоет, То по-дьявольски звёзды горят. Только слышу я: кто мы и где мы? Ничего невозможно понять. Супротив меня выставил демон Всю свою миллиардную рать.

Хочу на край света

Уехать бы мне на край света, Туда, где цветные луга, Туда, где беспечное лето И девственных рек берега. Уехать от телеэкранов И жёлтых газетных полос, От злых беспросветных туманов Куда-нибудь на Барбадос. Была бы под боком ракета, Запрыгнул в неё бы и — в путь. Уехать хочу на край света, Чтоб там от людей отдохнуть. Уехать бы мне на край света, Но где отыскать этот край, Где счастье и вечное лето, Где жизнь так похожа на рай? На край бы земли мне уехать, Но, жаль, нет краёв у земли. И мне остаётся потеха — Рифмованные корабли.

Ледник

На сердце льдина, в душах — ледники. Мы все живём в период ледниковый, Как лошади, застыли у реки, И на ногах — пудовые подковы. Ног не поднять и плеч не развернуть, Не перепрыгнуть на цветущий берег. И вместо крови в наших жилах — ртуть, Не слышно стона, плача и истерик. Окаменел наш дикий эскадрон, На нас идут кочующие орды, И стаи обезумевших ворон На конские садятся спины, морды. Мы — монумент, уже не скакуны И не наездники, а каменные глыбы. Мы не мечтаем и не видим сны, Ослепли мы, глухи, немы, как рыбы. В серебряной крупе ночная высь, По звёздам боги водят хороводы. Дана команда нам: не шевелись, И мы стоим, стоим, как истуканы. Не слышно барабанов и трубы, И онемел язык у полководца. Что толку, что мы встали на дыбы — Нет сил сопротивляться и бороться. И снова мы застигнуты врасплох, Нам никогда не покорить стихию. И сыплет, сыплет ледяной горох На бедную замёрзшую Россию. На сердце лёд, душа — под толщей льда. Переживаем натиск ледниковый. Но что же ожидает нас, когда Страна войдёт в период парниковый?!

Душа моя стремилась к свету

Прослыл я с детства несерьёзным, Гвоздём царапал на столе: Душа моя стремится к звёздам, А сердце тянется к земле. Меня считали недотёпой, Когда бросал с карандаша: Россию ставлю над Европой И не прогнусь под США. Возил коряво школьным мелом В подъезде дома на стене: Зачем быть честным и умелым Не прижилось в родной стране? Я шёл всегда дорогой к лету И низко кланялся зиме. Душа моя стремилась к свету, А сердце маялось во тьме. Пускай сегодня мне приснится, Что жизнь я прожил не зазря. Душа моя стремилась к птицам, А сердце — в синие моря.

Взлетай над горой

Время несётся студёной водой Порожистой горной реки. Я помню: стоял на горе молодой И думал, что все — дураки. Помню, смотрел я на всё свысока И думал, что я — выше всех. Летела душа моя за облака На звёздный, искристый снег. Я покачнулся и в бурный поток Камнем упал с горы. Захохотали тогда восток, Заоблачные миры. Бросало меня то на самое дно, То к солнцу несла волна. В грозной стихии я понял одно — Это моя страна. Кто-то плевался: страна — дыра, Здесь ты — серая мышь. А я не согласен, она — гора, С неё ты летишь, летишь… Мне барабанят, что жизнь — игра, Что есть кто-то выше небес. Но высится над землёю гора — Трагедий гора и чудес. Жизнь показала — я не герой, Но и не серая мышь. Звёзды кричат: взлетай над горой И лети, пока не сгоришь!

Серебристый иней

Серебристый иней Дрогнул на ветвях, На ресницах длинных, На твоих бровях. Капля дождевая, Горькая слеза. Жизни наши, знаю, Вместе не связать. Не связать, не спутать В узел, не сплести. Выстрадать под утро Суждено мне стих. Выстрадать, наплакать Ручкой на листке. Знает пусть бумага О моей тоске, О любви, о долге, Обо всём таком, Как не очень долго Был с тобой знаком. Серебристый иней Тает на ветвях, На ресницах длинных, Тоненьких бровях.

Виктор Балдоржиев [33]

Русский мир бурят-монгола

Серёга

Сегодня мне ночью приснился Серёга, При жизни он не был таким никогда: В хорошем костюме, ухоженный, строгий, И, вроде, от прошлого нет и следа… Он был моим верным и преданным другом, Который меня понимал до конца В жестокое время! И каюсь — с испугом, Бывало, смотрел на меня, подлеца. (Как жить и творить в суете Вавилона, Под небом России, на вьюжных ветрах? Имеющий дом, не имеющий дома На разных всегда говорят языках)… Безумный скиталец, бродяга несчастный Он жить не умел, а другие смогли, Оставив ему все подвалы, ненастья, Холодное небо родимой земли. Бездомный, запойный, братишка мой русский, И в пьяном бреду сохраняющий мысль Далёкой культуры славян и этрусков, Без всякой обиды смотревший на жизнь. Ведь в каждом из нас — станционный смотритель, И каждый — в шинели своей немоты. Но он ещё — слушатель и посетитель И собутыльник богемной Читы… Продрогший насквозь и промокший до нитки, Он шёл до меня и о чём-то мечтал. И знал: обязательно выручит Витька, Ведь Витька Серёгу всегда выручал. О, как наши судьбы страшны и похожи: И вот на холодном, промозглом, ветру Зазвал его в дом свой случайный прохожий. Он выпил с ним ночью, а помер к утру… Мы долго искали, сличали, просили — Пока не нашли бугорки и тот ряд, То дикое кладбище дикой Россия, Где дети её — без имён и без дат. Родились не вовремя, не было силы Убить в себе совесть и чувство вины: Ведь жизнь — не борьба, и нельзя до могилы Бороться со всем населеньем страны. А звёзды — высоко, Серёга — глубоко, На каждом из нас — роковая печать! Я плачу, проснувшись, в ночи одиноко. И не с кем беседовать. Не с кем молчать…

33

Балдоржиев Виктор, Забайкалье, 1954 г. р.

Поэт, прозаик, публицист, переводчик. После окончания школы в 1972 году служил в армии: Монголия, Южная Гоби. Учился в Благовещенском государственном педагогическом институте. Работал трактористом, учителем, в редакциях районных газет Забайкалья и Сахалина. Стихотворения и рассказы в разные годы публиковались в журналах «Полярная Звезда», «Дальний Восток», «Сибирь», «Сибирские огни», «Простор». В 2010 году рассказ «Заклинание оборотня» был опубликован, в переводе на немецкий язык, в журнале «Lichtungen». Работы также публиковались в коллективных сборниках «Обгоняя время и жизнь», «Приононье». Перевёл, переложил на русский язык и издал 7 книг бурятских авторов. Член Союза писателей России. В 2008 году Указом Президента России был награждён медалью А. С. Пушкина. С 2005 по 2009 годы возглавлял Читинское отделение Союза писателей России.